Читать книгу 📗 "Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером"

Ник обернулся. Мира уже сидела за столиком. Рядом с ней устраивались еще двое. Третий, бритый наголо коротышка в белых брюках и белой рубашке, приплясывал рядом.

— Кофе? Хачапури?

— Только воды! — сказала Мира и подмигнула Нику. — Холодной. Стакан ледяной родниковой воды!

— Думаю, нет! Тут нет родниковой, — сказал коротышка.

— Принеси даме родниковой! — велел один из верзил, присевший рядом с Мирой и бросивший свой автомат на каменный пол. — Ну пусть это будет «пепси»? — он обращался уже к Мире, развязный, небритый, огромный зверь. — Не будем мучить Йорика. Ну скажи, где ему взять родниковой? Пусть это будет «пепси»!

— Фазиль, от тебя порохом воняет! — сказала Мира и отпихнула верзилу. — Ладно, пусть «пепси», только не дыши на меня. Ты что, порох жевал? У тебя изо рта порохом воняет?

— Не-е-т! — верзила чуть не свалился со стула от хохота. — Не-е-т! Это от рук, наверно, пахнет… — он покрутил над круглым пустым столом огромные багровые кисти рук. — От них!

— Так я не понял, что вы хотите? — спросил повар в окошечке. Ник поднял фотоаппарат, направил его на Миру, так, чтобы в объектив попало побольше людей и, не успев осознать своего действия, нажал на спуск. Ответная реакция оказалась моментальной. Лысый Йорик прыгнул и ударом маленького кулака выбил аппарат из руки. Рубашка на Йорике забралась белой складкой, а на морде, оказавшейся прямо перед Ником, прорезался неприятный оскал.

— Не надо панорамировать! — вылезли из оскала русские слова. — Уйди отсюда… Мальчик!

Жарким оранжевым маревом лежало на лице солнце, по закрытым векам бродили тени. Голоса пляжа звучали, как через толстый ватный фильтр, отдаленные, глухие, такие знакомые. В основном это были русские голоса.

Горячо было только сверху. Раздевшись и опустившись на раскаленный песок, Ник пролежал так долго, что песок под телом остыл и почти не ощущался.

Ему было невыносимо стыдно. Каждый шаг, от порога белой веранды до пляжа, каждый шаг по висячему мосту был шагом согнувшегося человека. Он боялся повернуть голову, а Ли истерически смеялась. Она говорила очень громко, неестественно весело, она рассуждала без всякого ответа с его стороны о том, что все же следует снять купальник, если все голые, что в купальнике выходит даже как-то неприлично теперь, все комплексы наружу… А в спину между лопаток — он отчетливо чувствовал это — были направлены пьяно покачивающиеся стволы автоматов.

Оранжевое марево, лежащее на закрытых веках, под давлением жаркого воздуха становилось черным… Засыпал он долго, а проснулся мгновенно, проснулся с легкой головной болью.

Он боялся открыть глаза. Когда он прилег, Ли пошла в море. Он хотел выжечь свой стыд на солнце, она хотела смыть его в воде. Потом, перед тем как он заснул, она сказала, что уходит, значит, опять пошла купаться, кажется, в четвертый раз.

— Ма? — спросил он, вдруг ощутив у себя на лбу прохладную и легкую женскую руку. Рука матери должна была быть мокрой, а на лбу его лежала совершенно сухая рука. — Ма, это ты?

— Нет!

— Мира?

— Может быть, ты посмотришь мне в глаза?

Знакомым движением она нажала пальцами на его виски, в мозг посыпались искры.

Он оттолкнул ее. Мира сидела по-турецки, подобрав ноги, совсем рядом. Она была в белом купальнике, и ее тело казалось на фоне этого песка почти белым. Волосы были сухими, на плёчах обозначились розовые неприятные пятна. Похоже, она давно не лежала на открытом солнце.

— Зачем ты? — спросила она, знакомо наклоняя голову к левому плечу. Волосы шевелились, сухо сыпались под ветром. — Ты же понимаешь, все это бессмысленно, — она на секундочку сжала губы, — и опасно! — она подчеркнула голосом. — Опасно!

— Я знаю! — Он уперся в песок ладонями (уперся, как в сковородку, как в раскаленную прогибающуюся ткань). Ему вдруг захотелось в воду, смыть с себя стыд. — Я знаю… — повторил он, стараясь смотреть в глаза девушке. — А что, не нужно было?

Она протянула руку.

— Дай мне фотоаппарат!

— Не дам…

Вдруг все поняв, Ник накрыл обожженной ладонью черный футляр фотоаппарата, лежащий рядом.

— Не валяй дурака! Может слишком дорого стоить. Открой его и засвети пленку… У всех на глазах, будто в шутку.

— Будто в шутку?

— Именно.

— Больше ничего?

— Больше ничего!

— А они тебя изнасилуют, разрежут на куски… — он облизал пересохшие губы, — и будут мне присылать тебя по почте частями…

— Да, — сказала Мира. — Конечно, меня изнасилуют. Но сейчас дело не в этом. Ты должен засветить пленку. Ник!.. — голос у нее был такой спокойный, такой знакомый. Она опять была старше на много лет, как вначале. — Ник, эта пленка их раздражает, а изменить она все равно ничего не изменит. — Мира отвела глаза. — А в общем, спасибо, что пришел… — Она не хотела, чтобы он видел даже маленькой ее слабости, даже искру слабости в глубине глаз. — Засвети пленку…

— Конечно… — сказал он, вскрывая футляр.

Прежде чем вынуть пленку и вытянуть ее сверкнувшей змеей под солнце, он поискал в воде среди других голов голову Ли, нашел ее где-то рядом с красным бакеном и почти успокоился.

— Пусть они видят. В шутку… — он тянул пленку наружу медленно — из черного тела аппарата длинный язык. — Давай убежим? — шепотом сказал он. — Тихо по воде отплывем, а потом по берегу…

— Побежим? — спросила Мира.

— Ну я не знаю… Они что, следят за тобой все время? — непроизвольно он оглянулся на висячий мост. На мосту стояла собака. — Следят?

— Я здесь на коротком поводке, — сказала Мира. — Не получится удрать!

Она заложила руки за спину, расстегнула свой белый купальник, стянула его вниз, по очереди поднимая ноги.

— Пойдем купаться… Пойдем окунемся… — и шепотом почти одними глазами прибавила.

— В последний раз…

В воде у берега было тесно от брызгающихся детей и голых баб. Ник последовал за Мирой (она плыла уверенно, легко, а он, как всегда, выбился из сил в первую же минуту). Так, в паре, он не боялся глубины, не боялся, что сведет ногу, знал, что Мира его вытащит.

— Ты нарочно разделась? — сплевывая воду, спрашивал он, с трудом удерживаясь рядом с ней.

Она смотрела прямо над водой. Темные неподвижные глаза. Она сказала:

— Пойми, чем меня быстрее убьют, тем мне будет легче.

— Тебя точно убьют… — он опять хлебнул воды.

Он увидел снизу, как будто на самой вершине зеленоватой стеклянной горы очень далеко движется белая точка — пароходик или маршрутный катер. Он понял, что она не шутит.