Читать книгу 📗 "Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий"

– Товарищ?.. – тихо протянула Лариса.

– Майор, – дополнил Дмитрий.

– Товарищ майор, а с нами теперь что будет?

Дмитрий только вздохнул, подавая знак вести всех к парковке.

– Что заслужили, то суд определит. Но рассказ я зачту и к делу приобщу. Скажи… а зачем оно вам, вот так?

Лариса взглянула на него устало и как-то обвиняюще. Пожала плечами и запахнула балахон плотнее.

– Не знаю. Скучно было.

«Скучно».

Всю дорогу до управления Дмитрий думал об этой скуке, но так ее и не осознал.

Интерлюдия

Скульптор спал. Ему снилось, как танцует жрица, как смыкается вокруг нее круг из шипов, в которых прорастают жуткие морды. Сначала Скульптор не понимал, почему эта женщина с черными волосами не боится, но потом она выгнулась, махнула рукой, взглянула прямо на него, и он увидел все ее глазами.

Не морды, воплощение стихий и сил. Разве ломаная линия гор может быть жуткой, разве может острая, как лезвие скальпеля, струя ветра вызывать ужас? А лохматый огонь или пенное море?

Жрица коснулась шипов рукой, и по белоснежной коже поползли красные дорожки. Скульптор завороженно смотрел, как они превращаются в ручьи, потом в реки, накрывая белое красным, а женщина все танцевала – дергано, аритмично, отдаваясь объятиям, которые рвали ее на части.

В какой-то момент он сам оказался там, ощетинился лезвиями, нет, стал ими. Жрица обхватила его лицо руками, и отрезанные пальцы лепестками алых роз упали на землю. Коснулась губами лезвий губ и раскрылась, облекая его собой.

Оргазм подбросил его на кровати. Какое-то время – секунды, минуты? – скульптор, тяжело дыша, смотрел в белый потолок.

«Я – Скульптор, я – контроль, я…»

Знак? Сон – это знак? Послание? Видение?

Контроль. Он заставил себя откинуть липкую простыню, которой накрывался в жару. Собрал грязное белье, отнес в ванную. Долго смотрел в зеркало на лицо, которое все еще пылало огненным румянцем. Ранние морщины – но разве уродливы морщины на склонах гор? Бледные, не в маму, в отца, глаза – но так же бледен и ветер. Волосы седеют – но что с того, если так же седы волны на море?

Чего-то не хватало. Не раздумывая, Скульптор вышел в большую комнату, взял фломастер, которым подписывал кассеты. Вернувшись в ванную, очертил свой силуэт на зеркале, словно раму. Слева зияла отраженная пустота дверного проема.

«Да. Вот чего не хватает».

Еще несколько штрихов, легких, летучих, как ветер, и в двери вырос силуэт, словно стоявший за плечом Скульптора. Оставалось вставить в него идеал. Жрицу.

Глава 11

Утром, сидя в кабинете, Дмитрий почти не соображал. Кладбищенские дела закончились хорошо если часам к трем ночи, и он решил не возвращаться домой. Какой смысл? Тратить из оставшихся часов полтора на дорогу, пытаться не наступить на Ксюшу и не разбудить Ольгу… впрочем, это было одно и то же. В общем, он устроился на диванчике в опере, все равно не выспался из-за постоянного мельтешения людей, а дополнительно жутко ломило шею. От этого и мысли лениво ворочались, тем более что дождливая погода сменилась палящим солнцем и дышать было совершенно нечем.

Допросы четверки культистов – на сей раз вполне настоящих, просто начинающих – затянулись хорошо за полночь. Наверное, это было неэтично, допрашивать так поздно, но у Дмитрия было ощущение, что подростки переносили это куда лучше его. Они-то гуляли ночи напролет для удовольствия.

К сожалению, ничего нового сверх рассказанного Ларисой у них узнать не удалось. Но на это Дмитрий особенно и не рассчитывал. Если бы даже убийца был без грима, подростки очень редко правильно описывают взрослых. Или хотя бы одинаково описывают. Особенно спустя более чем полгода после полуслучайной встречи, когда их больше волновали секс и демоны, а не собеседник.

Точно так же бесплодными оказались размышления и разговоры о скуке. Дмитрий так и не понял, чего этой четверке не хватает в мире. Жизнь в последние годы трудная? Так ни они, ни их родители не бедствовали. Мало красоты в мире? На этой мысли хотелось сорвать с их глаз шоры и показать, насколько мир красив, сложен и интересен без этой мистики, какие глубины открывает образование, любимая работа, спорт, увлечения – да что угодно!

Почему этот смехотворный оккультизм, который не предлагает в этом мире ничего? Да, он сам мечтал о реконструкторстве, о том, чтобы взять в руки меч, окунуться в другой мир, но эти-то мечты при всей брутальности были конструктивны. Рыцарь, воин – все это направлено на улучшение себя и с точки зрения физики, и внутри, в душе. Для себя, для мира, потому что воин – всегда защитник, в каком бы мире ни оказался. А вот это, на кладбище, с осквернением памяти? Подражание вандалам, убийцам, извращенцам? Что оно делает лучше или ярче?

Только у Ларисы что-то мелькнуло в глазах, когда он рассказывал, к чему пришел тот Орден, чему именно они подражают, во что играют. К чему пришли бы, когда простой секс на кладбище и порезы на руке перестали бы возбуждать, на кого играют и что творит этот кто-то. Мелькнуло – и пропало, когда Дмитрий уже понадеялся было, что достучался.

Скука… им просто было скучно.

Дмитрий глотнул растворимый кофе, который заварил еще час назад, и поморщился: напиток успел остыть и оставлял на языке привкус жженой резины. И проснуться толком не помогал.

«А стал бы психиатром, работал бы по нормальному графику…»

Телефон разразился трелью. Снимать трубку Дмитрий не хотел смертельно, но пришлось. Долг есть долг.

– Майор юстиции Меркулов, слушаю.

– Дмитрий Владимирович? Это Евгения Кузьмина беспокоит. Вы простите уж, просто… не знаю, что еще делать. Вы оставляли номер телефона, на всякий случай?..

Имя, в отличие от голоса, было Дмитрию знакомо и заставило выпрямиться в кресле. С матерью Алены он так и не встретился – не хватило часов в сутках. А теперь вот звонила сама, и явно не просто так.

– Слушаю вас, Евгения Денисовна. Что-то случилось?

Договорив, Дмитрий поморщился от собственного вопроса. Психиатр. Случилось, да, смерть дочери. Но не переспрашивать же «что еще случилось». Иногда правильной формулировки просто не было.

– Я… – Женщина замялась, вздохнула. Дмитрий терпеливо ждал, жалея, что не заварил кофе покрепче. – Понимаете, Савелий Иванович взял ружье и ушел, сказал, что на охоту, и я боюсь.

Браконьерство на «случилось» не тянуло. Сезон, конечно, еще не начался, и охота была делом подсудным, но зачем бы этой Галине сдавать мужа? Да еще такого, которого она в телефонном разговоре со следователем именует по имени-отчеству, а не просто как «супруг», «муж» или «Савелий», если вовсе не «Сава».

«Суровые нравы у них дома».

– Чего именно вы боитесь, Евгения? – мягко спросил Дмитрий.

– Так он сумку и не взял. И Гавроша тоже, вон, слышите, как скулит? А какая же охота без собаки? А еще… еще он попрощался. А он никогда не прощался, когда на работу уходил, говорил, примета плохая.

– А если не охота, то куда, как вы думаете, он ушел?

– Не знаю, – тихо ответила женщина, и Дмитрий понял, что она едва сдерживает слезы. – Я просто боюсь. Нашла ваш номер телефона у него в книжке и решила позвонить. Зря, да?..

– Нет, – твердо ответил Дмитрий. – Вот это точно не зря. Спасибо, что позвонили, я попробую разобраться.

Кладя трубку, он хмурился. Что-то тут звенело тревожными колокольчиками – кроме самого факта, что мужик взял ружье и куда-то ушел. В принципе-то Савелий Иванович мог отправиться просто на стрельбище, чтобы не потерять навык в стрельбе. Но зачем при этом врать? Нет, это все перекликалось с чем-то знакомым. Да, тогда ему тоже хотелось спать и не хотелось думать. Чертово опознание с туманными словами. А туманными ли? Как этот охотник говорил?

«Если бы сочувствовали, то сделали бы то, что должны».