Читать книгу 📗 "Метод инспектора Авраама - Мишани Дрор"

– И что вы сделали с этим ранцем? – спросил он.

– За ним поехал Шрапштейн. Отошлем его в Штаб. Хотя неясно, что можно оттуда извлечь, с точки зрения отпечатков пальцев или чего другого. Я его еще не видел. Может, ничего и не вый-дет.

– Даже если мы и получим отпечатки пальцев, это мало что даст.

– Почему?

– Представляешь, сколько там отпечатков пальцев? Офера, его родителей, может, сестры и брата, а может, и всех одноклассников. А нет там пятен крови или еще чего, что вроде как Оферу не принадлежит?

– Там книжки, тетрадки, паспорт, еще какие-то бумажки и ручка. Всё. А, да, две купюры по двадцать шекелей и немного мелочи. Ни ключей, ни кошелька. Ничего другого.

– А пятна?

– Ави, я же сказал тебе, сам я ранца не видел. Но не думаю.

– А родителей ты вызвал – показать им ранец и его содержимое?

– Более срочное дело – послать его в Отдел расследований. Тут нет сомнений – это тот самый ранец. В нем был паспорт, и это точно тот ранец, который мы искали.

В тот вечер, когда в участок пришла мать Офера, Авраам перед уходом со службы оставил дежурной его описание. Это был первый шаг в расследовании. Он вспомнил: заплечный ранец, черный в белую полоску. Имитация «Адидаса». Одно большое отделение. Два боковых отделения и отделение спереди. Закрывается «молнией». Не новый.

Маалюль промолчал.

Авраама давила тоска из-за дурацки разбазаренной недели в Брюсселе. Он здесь уже пять дней. Ни фига не понимая, таскается за следаками, распутывающими убийство девицы, которая никаким боком с ним не связана. А в это время его собственное расследование – все еще его собственное – ведется в Холоне без него. И этот ранец, ускользнувший из его рук… Такого прорыва очень ждали, и инспектор вовсе не собирался отдавать его кому-то другому. Он попытался придать своему голосу твердость и спросил:

– Этого подрядчика пригласили для показаний?

– Да. Через час будет здесь, – ответил Маалюль.

– И вызвали патрульную машину – проверить, нет ли еще чего в этом контейнере?

– Вызвали, Ави, вызвали.

– И ни полслова журналюгам. Договорились? Если надо, потребуйте подписку о неразглашении информации.

Элиягу промолчал.

– Что еще вы будете делать? – продолжил расспрашивать его Авраам.

– Походим из дома в дом, поспрашиваем соседей. Может, кто-то из жителей этой улицы видел того, кто выбросил ранец.

На такое мероприятие требовалась мобилизация следователей. Значит, Илану ввели в курс дела.

– Хорошая мысль, – согласился Авраам. – Может, в районе есть камеры наблюдения?

– Какие камеры наблюдения, Ави? Это тебе что, Герцелия Питуах ? [9] Это Яд Элиягу!

– Проверьте. Может, есть камеры дорожного движения, – упрямился инспектор.

Маалюль вздохнул.

– Ладно. А ты приободрись! А то звучишь как-то тускло. Постарайся словить кайф. Говорю тебе, все скоро кончится. Этот ранец обязан куда-то нас вывести. Мы над ним поработаем, пока что-нибудь из него не вытрясем. И мы уже близко.

Уже близко? Авраам был у очередного «Сабвея» в Брюсселе. Ближайшее место для связи – телефон в гостинице, в номере 307. Он полагал, что ранец поступит в лабораторию судебно-медицинской экспертизы ближе к вечеру, и небось весь уик-энд к нему даже не прикоснутся. Может, Авраам как раз и надеялся, что им займутся только в воскресенье, когда он уже будет в Израиле?

Он вернулся в гостиницу на такси. Там попытался связаться с Отделом судебно-медицинской экспертизы и убедиться, что ранец возьмут не только в лабораторию для сопоставления отпечатков пальцев, но и в лабораторию волокон и полимеров, чтобы там проверили, нет ли снаружи или внутри каких-то чуждых элементов.

– Вы про что говорите? Какой такой ранец? – рявкнула служащая этого отдела.

Авраам оставил ей номер телефона гостиницы, а потом открыл окно и, несмотря на запрет, принялся курить сигарету за сигаретой.

Позже он попытался поймать Шрапштейна, но ответа не получил.

Зазвонил мобильник; инспектор нашел его под чемоданом, который бросил на кровать, когда искал свою записную книжку. Единственным человеком, который мог теперь ему позвонить, был Зеев Авни.

– Я бы хотел еще раз с вами встретиться, – сказал ему сосед Офера.

Авраам Авраам объяснил ему, что встретиться они не смогут до воскресенья. А то и до понедельника.

– У вас есть какая-то новая информация по поводу расследования? – спросил он, и Авни ответил:

– Не совсем по поводу расследования. Тут дело другое.

– Если это не по поводу расследования и если это срочно, советую позвонить в участок. Я занимаюсь только делом Офера.

– Не хочу говорить ни с кем другим. Только с вами. И можно подождать до воскресенья, это не срочно.

Однако голос Зеева звучал гораздо менее уверенно, чем раньше в кабинете Авраама. Зазвонил телефон в номере, и инспектор попрощался с Авни. Звонила служащая Отдела судебно-медицинской экспертизы, которая подтвердила, что черный заплечный ранец получен.

– Не уверена, что его начнут проверять уже сегодня, – сказала она.

Вечером следующего дня, в тот час, когда Отдел судебно-медицинской экспертизы израильской полиции в Иерусалиме был уже закрыт, Авраам Авраам сидел за ужином на вилле в Андерлехте, респектабельном пригороде Брюсселя. Справа от него сидел Жан-Марк Каро, слева – его брат Гийом, похожий на него, но не столь эффектный и не столь блистательный. Два этих бельгийских гиганта выглядели детьми рядом с отцом. В прошлом следователь, а сегодня важный административный чин в офицерской школе, он сидел во главе стола.

Супруга Жан-Марка, Элиз, была красавицей. Рост выше метра восьмидесяти, руки сильные и длинные… Плечи обнажены, каждый их жест – праздник для глаза. Она и мать братьев Каро были единственными из присутствующих, кто не работал в полиции. Если, конечно, не считать еще двоих детей. В данный момент Элиз была главным менеджером по продажам в фирме «Мерседес».

Подруга Гийома Марьянка сидела через два стула от Авраама, возле Гийома, и во время ужина они едва обменялись парой слов, хотя оба были здесь чужими.

В том, что она чужая, не было никакого сомнения.

Все старались говорить по-английски, но то и дело скатывались на французский, в основном из-за детей. Разговор шел о расследовании убийства Иоганны Гетц, о сокращениях бюджета полиции, о еде в Бельгии и Израиле и о Тель-Авиве.

– Жан-Марк рассказывал мне, что пляжи в Тель-Авиве чудесны, но что он почти и не успел там побывать, потому что вы настаивали на том, что нужно работать, – сказала Элиз. Авраам подтвердил это и сконфуженно улыбнулся.

На закуску были поданы ломтики копченого лосося со спаржей, приготовленной в масле, а следующим блюдом был гусь. Отец Жан-Марка почти все время молчал, а когда заговорил, Авраам Авраам чуть не подавился. Главу семейства интересовало, занимается ли семья гостя бриллиантами и золотом – как это принято у почти всех евреев. Во всяком случае, в Бельгии. Он жевал медленно, с закрытым ртом, и каждый глоток запивал пивом.

Марьянкин английский был лучше, чем у остальных, но она больше молчала. Девушка почти все время улыбалась, казалась напряженной и вроде как пыталась прислушиваться ко всем, кто сидит за столом, хотя это стало сложно, потому что все говорили разом. После главного блюда она предложила матери Жан-Марка и Гийома помочь убрать со стола. Марьянка три месяца встречалась с Гийомом, и это был второй раз, когда ее пригласили в семью на ужин. Они оба работали в дорожной полиции. Гостья была родом из Словении и приехала в Брюссель еще девочкой. Была она невысокой, примерно метр шестьдесят, на ней были джинсы и серая водолазка, и она то и дело, когда думала, что на нее никто не смотрит, натягивала воротник на подбородок.

Кофе и торт подали в гостиной. Авраама Авраама спросили, как ему нравится Брюссель. Он малость перепил и поэтому ляпнул, что не так уж много и видел, а от того малого, что видел, в восторг не пришел, но что надеется посмотреть еще и завтра. Однако Жан-Марк отменил экскурсию с объяснениями и рыбный ресторан, потому что следствие, связанное с убийством, вынуждало его работать и в субботу тоже.