Читать книгу 📗 "Ковчег Времени, или Большой побег Рафала из Когда-то в Сейчас через Тогда — и обратно - Щигельский Марцин"

— У меня аж мурашки по спине, — шепчет Лидка. — Он ведет себя так, будто все понимает.

Мы бредем сквозь заросли, мимо «купальной» бухточки, между высоких стеблей крапивы. Когда мы доходим до баррикады и я открываю бочку, Янтарь глядит на меня с опаской. Поэтому я вхожу первым, чтобы он убедился, что это не ловушка. Шакал ловко пробирается через туннель и отбегает на несколько метров в сторону, на безопасное расстояние.

— Вот он, наш ковчег, — неловко говорю я, указывая на корабль.

Янтарь с сомнением разглядывает конструкцию, подходит к ней и обнюхивает борт. Вдруг из люка, спрятанного между веток, появляется Эмек, а перепуганный шакал отскакивает с коротким тихим тявканьем. Эмек таращится на него.

— Как вы это сделали?

— Это Рафал, — поясняет Лидка, — поговорил с ним. И больше ничего не надо было делать.

— Вопрос только в том, захочет ли он заходить внутрь, — говорю я.

Янтарь снова осторожно приближается к ковчегу и продолжает обнюхивать борта.

— Уговорим, — отвечает Эмек и смотрит на небо. — Погода хорошая. У нас мало времени. Надо отплыть прежде, чем стемнеет.

— А что потом?

— Потом будем плыть, — пожимает он плечами. — Обычно ночью никто не плавает, так что река будет свободна. Сплавщики на ночь пришвартовываются, водная полиция тоже особо носа не высовывает. Есть шанс без помех выплыть за пределы Варшавы. Дальше будет проще.

— А не опасно плыть ночью по реке? — спрашивает Лидка.

— Опасно. Но я отлично знаю Вислу, а ковчег у нас маленький. На мель не сядет. Нам страшны только течения, но, если ночь будет безоблачная, — справлюсь. Только надо отплыть до темноты, потому что этого побережья я толком не знаю, а здесь мелко и можно на что-нибудь напороться.

— А палки зачем? — спрашиваю я, показывая на три длинные толстые ветки, очищенные от коры.

— Это шесты. Они нужны, чтобы продвигаться вперед, отталкиваться или снимать лодку с мели, — поясняет Эмек. — Надо их прикрепить к борту, внутрь они не влезут.

Мы привязываем шесты веревками, потом я заношу внутрь мешок с салатом. Эмек и Лидка здорово все обустроили. На носу ковчега, в ящиках, выстеленных брезентом, лежит еда — в одном хлеб, сыр, колбаса и сало, в другом овощи. Между ящиками Эмек поставил жестяную бочку, в которую налито немного питьевой воды. Еще есть специальный ящик для инструментов и другой — для нашей одежды. В нем лежат моя «Машина Времени» и запасная рубашка. На гвозде висит керосиновая лампа, а Лидка взяла с собой все свечи из убежища.

К шпангоутам, то есть перегородкам на дне ковчега, возле каждого борта Эмек прибил длинные доски, которые могут служить скамейками или койками, если встать на них коленями, то можно смотреть в иллюминаторы между ветвями. Возле одной из скамеек стоит клетка, в ней на сене спит Микся. Когда я вхожу в ковчег, он приоткрывает один глаз, а заметив меня, поворачивается на другой бок и продолжает спать. Морковки, о которых говорила Лидка, исчезли — видно, у него появился аппетит.

Темная каюта ковчега пахнет живицей и смолой. Теперь это будет мой дом — по крайней мере, какое-то время. Интересно, что сказал бы Дедушка, если б увидел меня здесь? Наверно, пришел бы в ужас. Он же знает, что я не умею плавать.

Когда солнце наполовину прячется за крышами домов по ту сторону Вислы — мы уже готовы.

— Наверно, все, — говорит Эмек. — Можно отплывать.

— Тогда, — торжественно объявляет Лидка, — присядем на дорожку.

Мы садимся на песок, лицом к заходящему солнцу. С одной стороны, мне немного грустно покидать зоопарк. Я его хорошо знаю и чувствую себя здесь в безопасности. А с другой — жду не дождусь отплытия. Наш ковчег — не машина времени, но куда-нибудь нас да приведет, к чему-то новому и неизведанному. Я никогда не плавал на кораблях и хотя понимаю, что путешествие может быть опасным, но радость от приключения сильнее, чем страх.

— Хватит, — говорит Эмек и встает, мы следуем его примеру.

Янтарь пристально смотрит, как Лидка входит в ковчег, а мы с Эмеком выбиваем деревянные клинья из-под пеньков, на которых стоит наш корабль.

— Ну, — говорю я шакалу, — или пан, или пропал. Ты заходишь или нет?

Янтарь снова наклоняет голову, не отрывая от меня глаз. Потом оглядывается, смотрит в сторону зоопарка. Думает.

— Ждать больше нечего, — добавляю я. — Либо ты плывешь с нами, либо остаешься один на растерзание морлокам.

Шакал снова смотрит на меня.

— Ничего из этого… — начинает Эмек, но тут Янтарь принимает решение, ловко прыгает в люк и исчезает в ковчеге.

Лидка испускает короткий вопль ужаса, а потом говорит извиняющимся тоном (ее голос звучит так, будто она сидит в бочке):

— Я испугалась. Он прыгнул мне на спину.

— А сейчас что делает? — спрашиваю я.

— Осматривается.

Я нагибаюсь и заглядываю в люк. Янтарь внимательно обнюхивает ящик с провиантом, поворачивает голову в мою сторону, будто хочет сказать: «И правда, колбаса. Не надул меня, значит». Затем подходит к клетке Микси, запрыгивает на скамейку и садится, высунув розовый язык, точно как собака.

— Этого я не предусмотрел, — говорит Эмек.

— Чего? — спрашиваю я, высовываясь из люка.

— Ковчег слишком тяжелый. — Он показывает на пеньки, которые даже без клиньев-подпорок остаются неподвижно стоять на песке. — Они должны были покатиться.

— И что теперь?

— Придется толкать. — Эмек задумчиво почесывает голову. — Надеюсь, что справимся, иначе надо будет все выгружать обратно.

Мы упираемся спиной в корму и изо всех сил нажимаем на ковчег, стараясь не повредить лопасти. Несколько секунд ковчег стоит неподвижно. Я стискиваю зубы, зарываюсь ногами в песок и толкаю так сильно, что перед глазами встает красная пелена. Вдруг наш корабль, издав громкий чмокающий звук, срывается с пеньков и сдвигается на несколько сантиметров.

— Это смола, — тихо говорит Эмек. — Он приклеился. Теперь пойдет быстрее.

Мы продолжаем нажимать, ковчег ползет, сантиметр за сантиметром. Его нос погружается в воду, становится немного легче, но корабль все еще сопротивляется. Я чувствую, как в ботинки заливается вода.

— Почему он не плывет? — спрашиваю я, сопя от натуги.

— Потому что здесь слишком мелко, — поясняет Эмек. — Он сидит на дне. Но я там все почистил, там один гладкий песок, ничего с ковчегом не случится. Надо просто дотолкать его до дерева, сразу за выходом из бухты начинается глубина. Поэтому я и устроил верфь именно здесь. Внутри сухо?

— Сухо! — отзывается Лидка. — Но я немножко боюсь!

Эмек молча закатывает глаза, мотает головой, смотрит на меня с улыбкой, как бы говоря «ну… ты понимаешь». Мы уже на середине бухты, вода доходит мне до колен. Ковчег движется совсем легко, хотя между поверхностью воды и краем бортов остается добрых полметра.

— Слушай, — пыхтит Эмек, — я залезу наверх и буду грести шестом, потому что он начал поворачивать.

— Кто?

— Кто-кто, ковчег! Надо его направить к выходу. Сможешь сам толкать?

— Конечно, — киваю я.

Эмек влезает на борт, отвязывает одну из жердей и садится верхом на бутафорское «бревно», прикрывающее трюм. Упирается жердью в дно бухты; я чувствую, что ковчег сворачивает.

— Еще немного, — пыхтит Эмек.

Через минуту нос ковчега прячется в ветвях дерева, скрывающего выход из бухты. Вода мне уже по пояс, она ужасно холодная, но я не обращаю внимания.

Внезапно Эмек застывает и вынимает жердь из воды.

— Что такое? — спрашиваю я. — Почему ты не гребешь?

— Тихо! Слышишь?

Я оглядываюсь и прислушиваюсь. Действительно, какие-то звуки… До этого я был так занят ковчегом, что не замечал ничего другого, но теперь ясно слышу треск ломающихся ветвей. Вдруг где-то совсем близко раздается лай. По нему можно догадаться, что это не маленькая собачка, а овчарка — вроде тех, что водили на поводках морлоки в Квартале!

— Скорей! — подгоняет Эмек, снова упираясь шестом в дно и отталкиваясь что есть сил.

Я толкаю так, что чувствую, как на лбу выступают жилы. Ковчег углубляется в заросли, ветки чиркают по бортам, Эмека уже не видно среди них. Еще несколько метров! Корабль становится все легче, вода доходит мне до середины живота… Мокрые штаны мешают идти. Еще немножко…