Читать книгу 📗 "Энола Холмс и загадка розового веера - Спрингер Нэнси"
Никто из слуг не видел, как я вошла, поскольку я и не думала возвращаться в контору через парадный вход. Вместо этого я нажала на один из завитков в деревянном орнаменте, который походил на глазурь, стекающую по коричневому, как имбирное печенье, каменному фасаду здания, обошла дом сбоку, открыла секретную дверь и проскользнула в тайную комнату — личный кабинет «доктора Рагостина». Мне очень повезло, что до меня здание снимал один медиум (точнее, преступник, но это совсем другая история), который проводил здесь спиритические сеансы — отсюда дверь за книжным шкафом и потайная комнатка, где теперь хранились мои костюмы.
Я отбросила в сторону богемную шаль, включила газовые лампы, плюхнулась на диван, обитый ситцем в цветочек, и нахмурилась.
Я страшно на себя сердилась. Будь я начеку, прими я необходимые меры предосторожности — казуса с Майкрофтом никогда бы не произошло. Мало того что я опозорилась (сил радоваться тому, что и он был опозорен, у меня пока не было), так еще и упустила возможность проследить за леди Сесилией и выяснить, какая новая опасность ей угрожает. Когда я столкнулась с братом, у меня из головы вылетел даже номер кеба, на котором ее увезли, и не осталось ни единой зацепки — кроме разве что загадочного веера. Право, если бы не этот конфетно-розовый трофей, я бы решила, что вся эта история мне приснилась!
Я поднесла веер к свету и внимательно рассмотрела. Затем, выудив из подкладки на грудь лупу, изучила каждый дюйм под увеличительным стеклом, надеясь отыскать знак или послание, — но скучные деревянные пластины без каких-либо царапин или карандашных пометок и простая розовая бумага, не запятнанная ничем, кроме бледного шахматного узора из водяных знаков, словно насмехались надо мной. Как и покрытые пухом перья, явно вырванные у обычной домашней утки и выкрашенные в розовый. Зазубрин на черенках не обнаружилось, между пластинами и экраном ничего не было спрятано, потайного отделения не предусмотрено — в общем, ровным счетом ничего интересного.
Пропади все пропадом! Ведь если бы не...
Проклятый Майкрофт! Чтобы этим братьям пусто было!
Все еще пылая негодованием, я переместилась за большой письменный стол из красного дерева, взяла бумагу и карандаш и карикатурно изобразила Майкрофта — каким он выглядел в тот момент, когда узнал меня: удивленный, застигнутый врасплох, со вскинутыми кустистыми бровями — словно чуть не наступил на крысу, внезапно пробежавшую под ногами.
Слегка выпустив пар, я взяла следующий листок и задумчиво принялась рисовать леди Сесилию в «хромой» юбке. Когда меня охватывали сомнения, печаль или растерянность, я частенько прибегала к рисованию, и мне всегда это помогало. Леди Сесилию совершенно точно не назовешь жертвой моды. Почему же она вырядилась в это неудобное платье?
Пока я водила карандашом по бумаге, мне вспомнилась ее простенькая соломенная шляпка.
Как так вышло, что наряд на ней был самый модный, а шляпка — скучная и нестильная?
Я перешла к портретам и набросала ее лицо в профиль, а затем анфас.
Прическа у леди Сесилии тоже не отвечала последним веяниям — волосы убраны назад и уложены просто, без затей. Если бы ее заботил внешний вид, она бы по крайней мере отрезала себе челку, чтобы зрительно уменьшить слишком высокий лоб. Право слово, она отчасти напоминала Алису в Стране чудес. Иллюстрации Джона Тенниелабыли, несомненно, бесподобны, однако книги Льюиса Кэрролла меня все равно не пленили.
Алиса никогда не улыбалась.
Я не любила жанр абсурда и предпочитала более логично выстроенные сюжеты, приближенные к реальной жизни. Впрочем, в этой самой жизни тоже не всегда удавалось отыскать логику. Обеспеченная леди с дешевым бумажным веером — ну разве это не нелепо?
Зачем ей эта розовая безделушка?
Уже целиком и полностью увлеченная рисованием, я изобразила леди Сесилию, на этот раз с веером в руке, и попыталась передать на рисунке выражение ее лица...
Я вздрогнула, словно от удара плети, как будто вновь ощутив на себе ее полный отчаяния взгляд.
Похоже, с ней стряслось нечто ужасное.
И хотя я по-прежнему не понимала, что могу для нее сделать, я не собиралась отказывать ей в помощи.
Как же мне выяснить, в чем дело?
Немного поразмыслив, я встала, подошла к одному из книжных шкафов, просунула руку за увесистый том полного собрания эссе папы римского и нажала на скрытый переключатель. Шкаф неслышно развернулся на щедро смазанных петлях и открыл проход в мою личную «гримерку». Там я переоделась и слегка подкорректировала свою наружность.
Я приняла решение нанести визит Алистерам. А поскольку леди Теодоре я была знакома только в обличье серой мышки — миссис Рагостин, — необходимо было наведаться к ней именно в образе этой скромной девушки.
Застенчивая, немного неуклюжая и безвкусно одетая — хоть и с лорнетом и с зонтиком в руке, — юная супруга «доктора Рагостина», не забывая ступать как можно мягче, подошла к внушительных размеров двери со стороны парадного входа в городской особняк баронета и постучала медным дверным молотком. В ее непримечательный наряд входили серые хлопковые перчатки, мягкая фетровая шляпка оливково-зеленого цвета и дорогое, но довольно уродливое коричневое платье из набивной ткани. На ленту шляпки и на грудь я прицепила старомодные цветки мускусной розы. (Видите ли, бюсты благородных девушек напоминали чуть ли не цветочные клумбы.) Я надеялась, что леди Теодора меня примет: судя по тому, как прошли мои предыдущие визиты, ослепительно красивая леди Алистер находила дурнушку миссис Рагостин крайне приятной собеседницей, благотворно влияющей на ее нервную систему.
Однако у грозного дворецкого, который открыл мне дверь, не было в руках серебряного подноса, а на мою карточку он даже не взглянул, хотя наверняка узнал меня:
— Леди Теодора не принимает гостей.
— Ее светлости нездоровится? — поинтересовалась я голосом вышколенного воробушка.
— Ее светлость никого не принимает.
Хм-м. Если бы леди Теодора и в самом деле испытывала недомогание, дворецкий сообщил бы, что она больна.
— Возможно, завтра?.. — прощебетала я.
— Маловероятно. Ее светлость настаивает на полном уединении.
Неужели ждет очередного ребенка? Бедняжка и так подарила супругу достаточно маленьких Алистеров. В ее возрасте уже поздно рожать детей. Возможно ли, что это таинственное затворничество — лишь случайное совпадение? Или оно как-то связано с самой невезучей дочерью леди Теодоры?
Изобразив легкую тревогу, я принялась бессвязно щебетать:
— Ах, как жаль... Но раз уж я здесь... Мне так хотелось бы встретиться... Нельзя ли обменяться хоть словечком с достопочтенной Сесилией?
— Достопочтенная Сесилия здесь больше не живет.
Его слова вдвойне меня удивили: во-первых, где может обитать Сесилия, если не у себя дома? Во-вторых, почему дворецкий так прямолинеен? По кислому выражению его лица я поняла, что он уже клянет себя за длинный язык; судя по всему, моя надоедливость его изматывала.
Подбодренная его ошибкой, я перешла в атаку:
— Вот как? Вероятно, достопочтенная Сесилия уже уехала за город?
К сожалению, больше мне не удалось ничего из него вытянуть. Он извинился и захлопнул дверь у меня перед носом.
Вот и поговорила с леди Теодорой.
И что теперь?
Глава третья
Тем же вечером, в своем привычном образе помощницы доктора Рагостина Лианы Месхол, я вернулась в пансион, где снимала комнату, и в компании своей пожилой хозяйки отужинала оставляющим желать лучшего блюдом из моркови и почек. Поскольку миссис Таппер была туговата на ухо, а если честно — глуха как пень, завести беседу я даже не пыталась. Когда с ужином было покончено, я жестами попыталась ей объяснить, что хочу одолжить у нее кое-что почитать. Я развела руки в стороны, как бы разворачивая газету, а затем пальцем показала наверх — туда, где располагалась ее спальня. В этом скромном пансионе в Ист-Энде было всего три комнаты: моя, ее и общее помещение на первом этаже, которое служило одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Несмотря на это, милая старушка не поняла, что я пытаюсь до нее донести. Она приложила к уху свою верную трубу, перегнулась через стол и прогремела:
