Читать книгу 📗 "Меткий стрелок. Том II (СИ) - Вязовский Алексей"

Мужики загудели, зашептались. Сто долларов в месяц — это были большие деньги по здешним меркам. Да еще и кормежка. Но и работа, видимо, предстояла нелегкая.

— А что за поселок, барин? — крикнул кто-то из толпы. — Где строить-то будем?

— Далеко, на Юконе, — ответил я. — Там, где с Клондайком сливается река. Места дикие, но богатые. Леса много, зверья, рыбы. Работы хватит на всех. А потом, может, и золотишко найдем.

Последние слова я произнес как бы невзначай, но они возымели свое действие. Глаза у многих загорелись. Золото… Магическое слово.

К вечеру у меня был список из двадцати двух человек, готовых отправиться со мной. Включая Кузьму. Я даже не удивился. Вот надо человеку поменять обстановку. Сам понимает, что сопьется. Я взял с него слово — зарок не пить в течение года. Мы даже составили специальный договор, где за нарушение этого зарока полагался большой штраф — удержание трехмесячной зарплаты. Кузьма подписал, не раздумывая. Мужики, видя его решимость и мою к нему доверие, выбрали его своим старшим, бригадиром.

На следующее утро, когда «Дева» отчаливала от причала Русской Миссии, за ней на буксире тянулась целая флотилия из пяти больших лодок, груженых людьми, их немногочисленным скарбом и припасами. Провожать нас вышел весь поселок. Отец Леонтий благословил нас в дорогу.

Я стоял на палубе, глядя на удаляющийся берег, и чувствовал, что этот странный, затерянный на краю земли русский островок дал мне нечто большее, чем просто рабочих для строительства города золотодобытчиков.

Глава 6

Дни сливались в недели, река вела нас все дальше на север, в самое сердце ледяной пустыни. После того, как мы покинули гостеприимную Русскую Миссию, держа за кормой их утлые лодчонки, взятые на буксир, Юкон словно взбесился. Река петляла так, что порой казалось, мы возвращаемся назад, к оставленным поселениям. Берега то расступались, открывая безбрежные, унылые топи, то сжимались скалистыми утесами, грозя раздавить нашу «Северную Деву».

Анвик и Блэкберн промелькнули, почти не оставив следа в памяти, кроме коротких остановок. В Блэкберне я выгодно продал еще одну бочку виски, пополнив изрядно похудевший после Ванкувера кошелек. На часть вырученных денег мы закупили еще угля, которого вечно не хватало для прожорливой паровой машины, да продуктов — картошки, лука, круп. Много соленой рыбы. Калеб ворчал, что лишний груз нам ни к чему, но я настоял. Мои новые русские работники, два десятка бородатых мужиков, которых мы тащили за собой на их же лодках, нуждались питании. И хорошем, калорийном питании. Я не собирался экономить на староверах.

Каждый вечер, если река позволяла и дно было подходящим, мы причаливали к берегу. Мужики оказались рукастыми, быстро разбивали общий лагерь, разводили костры, строили шалаши. Я распорядился, чтобы кок Чэнь готовил на всех — благо, мяса диких свиней, добытого под Ванкувером и прокопченного в Андреевском, у нас было в избытке. Староверы поначалу дичились, косились на китайца, но голод — не тетка, и вскоре они с аппетитом уплетали сытную похлебку, крестясь перед едой. Я, чтобы не выделяться и заслужить их доверие, садился с ними за общий стол, участвовал в вечерних молитвах, которые проводил Кузьма. Из него вышел отличный бригадир — он внимательно следил за дисциплиной своих земляков, авторитет его был непререкаем.

После Блэкберна Юкон стал еще более извилистым. Мы прошли мимо эскимосской деревушки Руби. Несколько чумазых, остроскулых ребятишек высыпали на берег, махая нам руками. Из полуземлянки, крытой дерном, вышел старейшина — маленький, сморщенный, как печеное яблоко, старик в кухлянке из оленьих шкур. Он тоже помахал нам и что-то прокричал на своем гортанном языке. Тагиш Чарли, наш лоцман-индеец, перевел:

— Говорит… женщин надо? Хороших женщин?

Я опешил. Велел подойти ближе. Старейшина, видя мое замешательство, начал объяснять жестами, тыча пальцем то на свои хижины, то на нашу шхуну. Чарли снова перевел:

— По зиме… партия рыбаков под лед ушла. Вдовы остались. Много. Говорит, хорошие, работящие.

Я вежливо, но твердо отказался — не хватало еще на борту появиться женщинам. Это будет «тушите свет». Скандалы, драки, поножовщина…

Старейшина, кажется, не обиделся, лишь пожал плечами и снова скрылся в своей землянке. Артур, ставший свидетелем этого разговора, смотрел на меня круглыми глазами. Кажется, «романтика Севера» продолжала преподносить ему сюрпризы.

Потом был Форт Юкон. Огромный, даже по моим меркам, бревенчатый острог, построенный когда-то Компанией Гудзонова Залива на слиянии Юкона и Поркьюпайн-ривер. Кузьма, стоя на палубе нашей «Девы», долго и с какой-то тоской смотрел на него, рассказывая, что здесь когда-то кипела жизнь, съезжались трапперы со всей округи, меняли пушнину на товары, гуляли, дрались… Большой центр русской жизни. Теперь же форт выглядел заброшенным и пустынным. Мы прошли мимо, не останавливаясь. Уголь еще был, да и задерживаться не хотелось. Цель была близка.

И вот, на седьмой день пути от Русской Миссии, мы увидели его. Сёркл-Сити.

Поселок раскинулся на высоком, обрывистом берегу Юкона, в широкой излучине реки. Еще издали мы увидели дым из многочисленных труб, а потом и сами строения — сотни разномастных хижин, бревенчатых домов, палаток, сараев, теснящихся друг к другу без всякого плана и порядка. Над всем этим возвышалось несколько более солидных, двухэтажных зданий — очевидно, администрация, почта, склады торговых компаний. И, конечно, салуны. Их здесь было не меньше полдюжины, судя по вывескам, криво намалеванным на досках. Вывески обещали «лучшее виски», «горячих девчонок» и «честную игру». По-сути этот поселок был тем самым образцом Доусона, который я собирался устроить на слиянии Клондайка и Юкона. Точнее так. Это должен был стать его «улучшенный вариант». Потому то, что я видел сейчас в бинокль… Нет, «такой хоккей нам не нужен». Да тут первый пожар все уничтожит в ноль вместе с людьми.

— Сёркл-Сити, Итон, — сказал Финнеган, стоя рядом со мной на мостике и тоже разглядывая поселок в бинокль. — Говорят, здесь уже больше тысячи человек. И это не считая индейцев и всякого сброда, что крутится вокруг.

Я кивнул, всматриваясь в это кишащее муравейником скопище. Хаос, грязь, лихорадочная энергия — все это чувствовалось даже отсюда, с реки. Город жил золотом. Дышал золотом. И умирал за золото.

— Причаливай вон там, Калеб, — я указал на пустынный участок берега, примерно в миле ниже по течению от основной застройки. — Подальше от этой суеты. Разобьем лагерь, приготовим обед. Пусть обустраиваются. Мне не нравится эта толчея.

— Если не причаливаем к пирсам, то лучше стать выше по реке.

— Поселковое дерьмо?

— Оно самое.

— Тогда плывем выше.

— Сейчас позову матроса кидать лот — мерять глубины глубины.

«Северная Дева» осторожно подошла к берегу. Мы бросили якорь, спустили трап. Староверы, обрадованные окончанием долгого и утомительного пути, быстро выгрузили свой нехитрый скарб, лодки, принялись ставить палатки, рубить дрова для костров. Кузьма, как старший, руководил всем этим процессом, зычно покрикивая на своих земляков.

Я оставил на шхуне Финнегана и часть команды, взяв с собой, Артура и троих банноков — просто для сопровождения, а не для дела. Корбетт выпросился, горя желанием увидеть настоящий «золотой город». Банноки же шли со мной молча, как тени, их присутствие было почти незаметным, но я чувствовал их настороженность и готовность к любым неожиданностям. Все вооружились Кольтами, надвинули шляпы на самый нос, как это делали местные.

— Сокол, Медведь, Олень, — обратился я к ним, когда мы отошли от лагеря. — Ведите себя тихо, наблюдайте. Если что — вы знаете, что делать.

Они молча кивнули. Их новые костюмы, купленные в Портленде, сидели на них еще мешковато, но с каждым разом парни носили европейскую одежду все лучше и лучше.

Первым делом я направился на почту. Небольшое бревенчатое здание с американским флагом на крыше. Внутри было тесно, пахло сургучом и пыльными бумагами. За стойкой сидел усатый почтмейстер в нарукавниках. Телеграфной линии только велась в Серкл, оставался вариант обычного письма. Я купил конверт, марку, написал несколько строк Маргарет — «Добрались благополучно. Все здоровы. Подробности позже. Люблю. Итон». Отдал письмо служащему, чувствуя, как легкое тепло разливается в груди. Эта ниточка, связывающая меня с Портлендом, с той, другой жизнью, была важна.