Читать книгу 📗 "Злой город (СИ) - Гор Александр"

Февраль — кривые дороги. Кривые потому, что часто пургой старый путь заносит, и проще объехать затвердевший след, чем опасаться, что кони сломают на нём ноги. Особенно — в степи, где ветру есть где разгуляться, неся тысячи тонн снега, заметая овражки и ложбинки, превращая наветренный склон их или речушек с крутыми берегами в «трамплин», который приходится объезжать. Ну, или проделывать в нём коридоры, чтобы спуститься.

По расчётам обитателей Серой крепости, Андрон должен вернуться со дня на день, вот и беспокоились, когда мело почти двое суток: как там «наши» в степи в такой буран?

Да что там в степи, если и в посёлке, и в Посаде намело огромные сугробы, а перед бетонными плитами и частоколом выросли настоящие снежные барханы? Да такие, что пришлось заводить «Белорус», чтобы торить дорогу между воротами крепости и въездом в Посад. Ну, и проходы на самой «охотничьей базе» прочищать.

Закончился буран, и на высоком, пронзительно голубом безоблачном небе вылезло ослепительно яркое солнце, словно и не было никакого снежного «светопреставления». Только белейший снег сверкает разноцветными искрами. Да детишки, вывалившие «гулять», с энтузиазмом роют в сугробах «туннели» и строят из выпиленных палками снежных блоков «крепости». Им никакого дела до тревог взрослых, у них свои заботы.

Боярин Евпатий, как и рассчитывал Алексей Полуницын, при должном медицинском обслуживании, нормальном питании и в комфортных условиях действительно быстро пошёл на поправку. Окреп, ветром его больше от слабости не качает. Уже сам в Посад ходит, чтобы посмотреть, как его побратимы поживают, чем занимаются.

Как Борода и говорил, отчёты Крафту всё-таки пришлось писать. Не только о том, где, когда и с кем сражались, но и вспоминать пути, описывать, как в той или иной ситуации действуют русичи и татары, какие боевые хитрости и приёмы используют, как себя то или иное оружие зарекомендовало. Старинное, разумеется.

Жена, попав домой, ясное дело, пыталась расспрашивать о его приключениях, да только Алексей наотрез отказался:

— У тебя, если я рассказывать начну, молоко может пропасть. Ты просто себе представить не можешь, насколько это грязное дело — война.

— Да я не то имела в виду, — тут же залепетала Устенко, боясь снова обидеть любимого человека.

— А я — именно то. Это не люди, Ленка, это звери. Хуже фашистов. Слабонервным, хоть ты, кажется, к ним не относишься, лучше не знать, что эти вонючки вытворяют.

— Почему вонючки? — удивилась она.

— Да потому, что с рождения не моются. У них, видите ли, суеверие такое: тот, кто моется, смывает с себя удачу. Представляешь, какой от них духан? Если монгола на рожу с некоторыми степняками ещё можно перепутать, то по запаху — точно не ошибёшься. Таких, правда, в ордынском войске немного: Батыю их всего четыре тысячи на весь поход выделили. А теперь и того меньше осталось.

Впрочем, не так уж и много у них времени на разговоры о войне было. Малыш оказался очень крикливым, засыпал только на руках или в кроватке, которую качают. Стоило прекратить, как тут же начинал орать. Как объяснила медсестра, живущая по соседству, мальчики вообще рождаются с немного недоразвитым кишечником, из-за чего он у них побаливает в первые недели. А тут ещё Лена и родила его на несколько дней раньше срока. Так что отход ко сну у Крафта превратился в пытку: за день оба насуетились, спать жутко хочется, а тут приходится, борясь со сном, качать кроватку. И только начнёшь вырубаться, как рука непроизвольно падает, кроватка на дугообразных подставках замирает, поднимается детский ор. Спасение — только в водичке, в которой запарен сушёный укроп, помогающей работе кишечника младенца. Да и то — временное спасение.

— Ничего, ничего, — успокаивал Алексей и жену, и, в первую очередь, себя. — Перетерпим чуть-чуть, и легче станет.

— Ага, — грустно улыбалась в ответ Устенко. — Самые трудные в жизни мальчика и его родителей — первые сорок лет. Ты ещё от этого не собрался на какую-нибудь войну сбежать?

— До конца марта точно не сбегу. А к тому времени у Лёшки всё должно наладиться.

Ага! Лена просто наотрез отказалась давать малышу другое имя («если ты на войне сгинешь, так хоть этот Лёша со мной останется»), вот и получился у них Алексей Алексеевич.

«Сгинешь на войне». Все на ней могут сгинуть. Согласно летописей, сейчас должен уже быть в осаде Торжок, который станет самым северным русским городом, разорённым татарами. Но это — если судить по летописям: в этой-то истории поход Батыя идёт с бОльшими трудностями. Может, и не подошли его войска ещё к Торжку. Но по-любому на Новгород уже точно не пойдут, а в первой декаде марта развернутся на юг. Вилами по воде писано, как обернётся сражение на реке Сить, поскольку потери у оккупантов выше. Хотя… Хотя в умных книжках говорится, что силы там были примерно равными, и владимирцы просто проспали приближение тумена Бурундая, не успев изготовиться к бою. А потому и не смогли устоять. Так что же мешает ордынцам и в этой истории застать владимирского князя «со спущенными штанами»?

Чуть больше месяца осталось до того времени, когда главные силы Батыя придут к Козельску, чтобы застрять под ним на семь недель. Вряд ли потому, что так уж им нужен этот ничем не выделяющийся городок. Ни богатств в нём каких-то особенных, ни правителя, чем-то разозлившего монголов: пацан, кажется, двенадцатилетний, совсем недавно заменивший на удельном престоле отца.

Распутица! Из-за неё никуда будет не двинуться. Реки вздуются, ледоход начнётся, поймы даже небольших речушек на километры разольются. Вот и будут чужаки ждать, когда эта природная свистопляска закончится, и можно будет возвращаться к стойбищам, за Дон. Заодно «по второму кругу» разорив Рязанщину по пути к ним. Её не так уж и сильно «чистили» на начальном этапе нашествия. Зато, как в книжках написано, на обратном пути прочешут частым гребнем, сожгут то, что сжечь не успели, угонят в плен каждого, кого поймать сумеют.

Однако точно известно, что не все за Дон уйдут. Одни-два тумена, пусть и пощипанные, двинутся в Приазовье гонять половцев хана Котяна. И наверняка тормознутся около Серой крепости, которую попытаются взять сходу, как Елец с Талицей, оставшиеся практически без защитников. Хорошо помнит эти городки Алексей, жалко их жителей, но помочь им просто невозможно.

Едва Крафт чуть оклемался после похода, как Беспалых тут же свалил с плеч заботу о караулах, снова возложив её на Полуницына. Так что все новости со смотровых вышек теперь сначала докладываются Крафту, а уж он решает, о чём информировать «воеводу», о чём не обязательно. Но ту, что сообщили ему по рации с вышки в Посаде, основная задача которой следить за дорогой с севера и северо-востока, заставила «главмента» мигом взлететь на водокачку, наверху у которой тоже смотровая площадка оборудована.

— Судя по одежде, кто-то из наших, уезжавших в Курск, — передал ему бинокль дежурный. — Торопится. Как бы чего не случилось у них.

Пока Алексей присматривался, пока связывался по другому каналу с «воеводой», из-за рощицы на горизонте и сани появились. Одиночные, не в составе большого обоза, как следовало ожидать. Явно гонца зачем-то вперёд послали. И вряд ли с доброй вестью.

В общем, Толика Жилина встречали у ворот крепости «в расширенном составе», включая обоих капитанов.

— Сергей Николаевич, — соскочив с коня, обратился он. — Распорядитесь, чтобы доктор приготовился, когда первые сани подъедут. Василий Васильевич очень уж плох, а тут ещё из-за этого чёртова бурана пришлось два дня в сугробе просидеть. Ну и с другими ему придётся поработать, когда подъедут.

— И с тобой тоже? — обратил внимание Беспалых на то, как парень бережёт руку.

— Немного. Но с моей-то фигнёй не к спеху, я и потерпеть могу без проблем. Первым делом — Василию Васильевичу помочь. Рана у него нехорошая.

10

Жилин вовсе не преувеличивал, когда сказал про то, что обозникам пришлось сидеть в сугробе. Когда в середине дня поднялся ветер, местные забили тревогу и потребовали искать укрытие. Ни о каком продолжении пути речи не могло идти: