Читать книгу 📗 "Курсант. На Берлин 4 (СИ) - Барчук Павел"
В общем, мадам Жульет лгала. Я был в этом почти уверен. Она знала Клячина. Или знала о нём. И, скорее всего, видела. Но зачем врать?
— Понятно, — кивнул я, делая вид, что принял её слова за чистую монету. — Просто странная фигура. Настораживает. Ну… Ладно…
— Канал связи будет односторонним. — Жюльет быстро перевела разговор, как будто исключая неудобную тему,–Только от меня к вам. Никаких инициатив. Вы ждали связного? Вот он я. Теперь ждите сигналов. — Она посмотрела на Марка. — Скрипач… Твоя задача приносит первые плоды от дружбы с Магдой Геббельс. Она не только ключ к рецхсминистру, она очень близка с фюрером. Центр требует усилить давление. Не физическое, разумеется, — Блондинка язвительно улыбнулась, — А эмоциональное. Воспользуйся её… ностальгией. Напомни ей о Викторе. Аккуратно. О его идеях. Геббельс в последнее время нервничает. Нам нужно знать, какая именно «возня» там началась, а она точно началась. Его что-то беспокоит в польском направлении. Слухи? Движения войск? Дипломатические демарши? Подробности, Скрипач. Центр жаждет подробностей.
Марк хмуро посмотрел на «француженку», но промолчал. Только кивнул. Игра с тенью Арлазорова ему явно была не по душе.
— Это… тонкая работа, — Ответил я вместо Бернеса.
— Поэтому его и выбрали, дорогой, — парировала Жюльет. — Его «талант» как раз для этого и подходит. Твоя задача, Алексей, — Мюллер. Центру известно, что в гестапо усилилась активность вокруг польского вопроса. Не просто слежка за диссидентами, а что-то более масштабное. Оперативная подготовка. Мюллер курирует все грязные дела на границах. Что он затевает с Польшей? Провокации? Создание «казус белли»? Ищи. Копай. Используй свой статус «верного пса». Лизни ему руку, если надо. Но узнай, какую бомбу он готовит на польской границе. И когда она должна рвануть.
Я слушал молча, стараясь не показать виду, что внутри у меня на самом деле все буквально забурлило.
Польша! Точно! И мне не надо даже добывать точную информацию, я и так знаю, что произойдёт. Знаю с самого детства, со школьных учебников.
Сейчас — май 1939 года… По идее, процесс уже запущен. Отделением абвера в Бреслау должны быть уже завербованы и обучены методам саботажа и партизанской войны многочисленные польские фольксдойче, задача которых — проведение различных акций с целью провоцирования польских властей на репрессии против немецкого населения. В течение всего лета будут устраиваться диверсии и нападения на польские объекты, многочисленные провокации с целью обострения межнациональных отношений. Диверсанты начнут устанавливать бомбы с часовым механизмом в немецких школах, осуществлять поджоги домов, в которых проживают немцы. Германская пресса эти инциденты представит как доказательство польского «террора».
Потом — пакт Молотова-Риббентропа и 1 сентября…
Я мог бы выложить всё прямо сейчас: дату, место, метод. Но как? Как объяснить Жюльет источник этих знаний? Приснилось? Голос свыше?
Меня сочтут сумасшедшим. Или предателем, запутавшимся в своих же выдумках. Одних слов, без железобетонных доказательств, будет мало. Центр потребует подтверждения, источники… которых у меня нет.
Но…я точно знаю, что именно надо искать. Если добуду доказательства, и мои слова потом подтвердятся, то когда я сообщу точную дату нападения Германии… Мне ведь тоже могут поверить.
— «Бомба» уже заложена, — сказал я с мрачной уверенностью, которая заставила Жюльет насторожиться. — Мюллер действительно нервничает в последнее время. Он не из тех, кто боится действовать. Он боится провала. Значит, операция уже в движении. Что-то грандиозное. Что-то, что должно оправдать удар. Провокация с жертвами. Обязательно. Под чужим флагом. И сроки… — Я сделал вид, что размышляю, сжимая виски. — Лето. Конец лета. Они не станут ждать осенней распутицы. Им нужен быстрый, сокрушительный удар. Скорость — их козырь. Значит, август-сентябрь. Но что именно и где… Вот это надо выяснить. Я буду копать. Но Мюллер хитёр.
Жюльет внимательно наблюдала за мной. Моя уверенность в сроках явно показалась ей подозрительной, но в то же время рассуждения звучали убедительно.
— «Конец лета»… Слишком расплывчато, Курсант. Центру нужны даты и координаты. Ищи. — Она потушила папиросу. — Сигналы. Запоминайте. Бернес: если тебе нужно срочно передать информацию или запросить помощь, оставь в витрине кондитерской «Бауэр» на Курфюрстендамм, в правом нижнем углу, маленький белый камешек. Я найду. Для тебя, Алексей: три мелких монеты, положенные ребром на перила моста Обербаумбрюкке со стороны Фридрихсхайна. Увижу — свяжусь. Мои сигналы к вам будут поступать через… — Она едва заметно усмехнулась. — Через объявления в газете «Берлинер Тагеблатт». Раздел «Частные объявления. Пропажи». Ищи фразу «найдена дамская перчатка». Дальше будет адрес и время встречи. Не опаздывайте.
Блондинка встала, поправила платье, целенаправленно промаршировала к двери, резко ее распахнула и застыла на пороге. Лицо мадам Жульет снова приняло выражение театрального горя.
— Ну что ж, мои дорогие мальчики, — заговорила она громко, с надрывом. — Спасибо за сочувствие! Этот негодяй Риекки дорого заплатит за слёзы Жюльет! О, моё бедное сердце!
«Француженка» смахнула невидимую слезу и вышла в ночь, оставив за собой запах дорогих духов.
Дверь закрылась. Мы с Марком так и остались стоять возле входа, бестолково глядя друг на друга.
— Десять дней, — тихо произнёс Бернес. — Тебе придётся вернуть архив…И… Ты действительно веришь, что Мюллер что-то затеял с Польшей? И что это случится к концу лета?
Я подошёл к окну, посмотрел в темноту, где, возможно, всё ещё маячили гестаповские наблюдатели.
— Не просто верю, Марк. Я в этом уверен. И мы должны узнать детали. До того, как они станут историей, написанной кровью. А пока… — Я обернулся, — Нам срочно нужно найти Клячина. И выяснить, на чьей стороне он играет на самом деле. И почему мадам Жюльет так старательно делает вид, будто не знает его. Появление дяди Коли рядом с Геббельсами — это не случайность. Это часть чьего-то плана. И нам нужно понять, чьего. До того, как этот план накроет нас всех.
Глава 5
Я весело провожу время
Влажный берлинский рассвет пробивался сквозь щели тяжелых штор, окрашивая комнату в серо-стальные тона. Я лежал, уставившись в потолок, слушая, как город за окном медленно пробуждается к жизни — гул первых трамваев, отдаленный лай собак, крик разносчика газет. Но главный звук, которого я ждал и которого так и не дождался — это скрип входной двери, шаги Марты Книппер.
Целую ночь ее не было дома. Фрау Книппер так и не вернулась из своей внезапной поездки в Лейпциг. Бернес, встревоженный больше, чем хотел показать, ушел рано утром на репетицию оркестра, оставив меня наедине с гнетущей тишиной дома и нарастающим чувством опасности.
«Лейпциг… Какие ю, ё-мое дела в Лейпциге у нее могут быть?» — мысль крутилась в голове, как назойливая муха.
Марта не была женщиной, склонной к спонтанным путешествиям, особенно после ограбления банка. Ее исчезновение, совпавшее по времени с появлением Клячина и визитом мадам Жульет, пахло крупными неприятностями.
Я уже начал представлять худшее: Марта, загнанная в угол собственными страхами и интригами, решила пойти ва-банк. Могла ли она сдать меня Мюллеру? Или, что еще хуже, выйти на след Подкидыша? Архив был ее единственным билетом из Германии, и крайняя степень отчаяния вполне способна толкнуть немку на что угодно.
Я встал, подошел к окну, осторожно раздвинул шторы. Улица выглядела пустынной, если не считать старушку, подметающую ступеньки соседнего дома, и кота, лениво перебегающего дорогу. Никаких подозрительных автомобилей или мужчин в скромных костюмах, слишком долго читающих газеты.
Улица казалась настораживающе тихой. Гестапо, возможно, ослабило непосредственную слежку, но я знал, чувствовал каждой порой тела — они не отпустили меня из виду. Мюллер не из тех, кто может расслабиться и бросить вожжи. А значит, слежка могла стать тоньше, профессиональнее, соответственно — опаснее.