Читать книгу 📗 "Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович"

— Можете до свадьбы заныкать, — говорю я ей. — Будет что на стол выставить. Я тоже постараюсь припрятать, если только в качестве подарка не придётся кому-нибудь сунуть бутылочку-другую.

9 мая парада на Красной площади нет. До этого было два — в 45-м и в 65-м, а следующий, как я помню, пройдёт в 85-м. Поэтому собираемся узким кругом у Лебедевых. Сергей Михайлович при орденах и медалях выглядит солидно, с таким «иконостасом» я его ещё не видел. А это две «Красные звезды», орден «Трудового Красного Знамени», медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», не считая ещё всяких юбилейных и ведомственных наград. Он же провозглашает первый тост за Победу. Не обходится без песен под гитару. На этот раз я не выкобениваюсь, ничего типа новенького не исполняю, пою «Случайный вальс», известную в народе как «Ночь коротка…».

Часа через полтора генерал извиняется и уходит на встречу с однополчанами. А мы с Ритой вечером на метро (я сегодня не за рулём) двинули на Воробьевы горы, смотреть праздничный салют. Если точнее — на смотровую площадку, хотя в это время она так ещё не называлась. Сзади высилась громада МГУ, а спереди — Москва-река и Лужники, где вовсю шла стройка к Олимпийским Играм. В закатном солнце стройка смотрелась эпически. Не удержался, сделал пару кадров на цветную плёнку. Ещё и Рита попозировала на фоне «Лужников». Потом попросил проходившего мимо парня сфотографировать нас вдвоём.

— Ещё целых полтора месяца, даже больше, — вдруг сказала Рита, когда мы снова занялись созерцанием монументальной стройки.

— До чего?.. А, точно, свадьба же, — смутился я под укоризненным взглядом невесты. — А в июле Лившицы наконец освободят нам квартиру в Печатниковом переулке. Заживём!

Я привлёк Риту к себе и наши губы сомкнулись в нежном поцелуе.

— Нет, вы посмотрите, что за молодёжь пошла, — услышал я чьё-то недовольное бормотание. — Целуются на глазах у всех.

Рита смущённо отстранилась, а я с укоризной покосился на говорившую. Ею была пожилая женщина, что стояла неподалёку с таким же немолодым, импозантным мужчиной — обладателем шевелюры с проседью, а на его груди из-под распахнутого плаща выглядывали ордена и медали. Кстати, и на её груди тоже красовались медали «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией».

— Брось, Ольга, они молодые, мы с тобой тоже, помнишь, всё никак нацеловаться не могли? — сказал с улыбкой мужчина и чмокнул спутницу в щёчку, напоминавшую печёное яблоко.

Она тоже улыбнулась:

— Да как же такое забудешь… Но мы с тобой хотя бы в укромных местах это делали.

— Так впервые это здесь и произошло на нашем выпускном в тридцать девятом, когда мы отбились от нашего класса, чтобы побыть наедине.

— И верно, — вздохнула женщина. — Как же давно это было…

А мы спешим в Петровский парк, на стадион «Динамо». В День Победы там играют бело-голубые, за которых я болею и в этой жизни, с красно-белыми, то бишь со «Спартаком». Лучшего раздражите для динамовцев, чем «мясные», и не придумать. Рита за компанию с мной болеет за «Динамо», да и родственные связи обязывают — всё-таки дочь генерала МВД.

Билеты куплены заранее, причём на центральный сектор, и тут обошлось без блата — просто заранее подсуетился. И программку тогда же купил, она дома лежит, останется на память.

К началу матча все пятьдесят с лишним мест были заняты болельщиками «Динамо» и «Спартака». Причём ещё не было особой футбольной атрибутики, не было ещё фанатских секторов, и понять, кто за кого болеет, можно было только по охам и ахам, когда у ворот той или иной команды возникал опасный момент. Ну иногда кто-то начинал скандировать название любимой команды, и не сказать, что кто-то одержал победу в этом голосовом противостоянии. И на поле победитель не был выявлен, обошлось без забитых мячей. Победила, как говорится, дружба.

Мы ещё успеваем вернуться на Воробьёвы горы к началу праздничного салюта. Тут уже не протолкнуться. Наконец тёмное небо расцвечивается брызгами фейерверка. Я ещё и Риту на фоне салюта на фотокамеру запечатлел, пусть останется для истории.

11 мая отправляемся в «Театр сатиры». Я в сером костюме и начищенных до блеска ботинках, моя спутница — в чёрном с вьющейся от плеча до подола серебряной лентой платье, с длинным рукавом и длиной чуть ниже колена. Я перед выходом капнул на запястье немного подаренного Ритой в прошлом году парфюма, она пахнет тем, который ей дарил я.

Посещаем буфет, приобретаем программки, занимаем свои места в бельэтаже. Не обманула Мария Владимировна, обзор прекрасный. И вот свет становится приглушённым, вскоре зал полностью погружается во тьму, раздаётся стук вагонных колёс, на сцене становится светлее, занавес раздвигается, и публике предстают декорации в виде купе. «Пассажиров» публика встречает аплодисментами, хотя я визуально узнаю только Миронова. Возможно — да скорее всего так и есть — бо́льшая часть аплодисментов предназначена как раз ему.

Непривычно было видеть Миронова в такой серьёзной роли. Впрочем, я видел когда-то телепостановку, так что таким уж большим откровением это нее стало. В отличие от Риты, смотревшей на сцену, не отрывая взгляда и чуть ли не с открытым ртом. Так что по пути домой ей есть о чём поговорить, а я слушаю её эмоциональные впечатления от спектакля со снисходительной улыбкой. Сам же думаю, уговорила Мария Владимировна сына решиться на звонок или нет?

Миронов позвонил на следующий день. Начал с вопроса, были ли мы вчера на спектакле и, услышав восторженный отзыв, сменил тему.

— Отец на этой неделе прошёл в поликлинике полное обследование, и выяснилось, что у него сердечно-сосудистая система, как у 20-летнего парня. Да он и сам себя чувствует не по годам молодым и здоровым. Врач, у которого он наблюдался, не мог поверить и заставил отца ещё раз сдать все анализы. А папа ему про вас рассказал. Вы же вроде как не просили его молчать?

— Ничего страшного, — успокоил я его, — и так уже половина Москвы, наверное, слышала о моих методах лечения. И я очень рад, что Александр Семёнович замечательно себя чувствует. А вы-то сами как, не хотите заняться своим здоровьем? Ваша матушка говорила, в последнее время жалуетесь на головные боли.

— Вы опередили меня, — я как будто увидел, как Миронов почему-то грустно улыбнулся. — Действительно, я хотел договориться с вами, когда вам будет удобно меня посмотреть. То, что вы проделали с отцом, убедило меня в перспективности вашего метода.

Приятно слышать такое в свой адрес. Договариваемся встретиться у меня завтра вечером, благо у Миронова только дневная репетиция. Я хочу всё проделать за один сеанс, о чём сразу предупреждаю собеседника.

— Думаете, одного сеанса хватит? — с сомнением в голосе спрашивает он.

— Уверен, — безапелляционно заявляю я.

На следующий вечер Андрей у меня.

— Сегодня без иглоукалывания, — говорю я ему. — Буду диагностировать головной мозг и верхний отдел позвоночника при помощи работы с энергетическим полем. И с его же помощью проводить лечение. Это старинная китайская техника, переданная мне моим учителем, который родился в Харбине и сам учился у известного китайского мастера.

Сказанное производит на Миронова впечатление. Да и выговорил я этот спич с долей пафоса, всё-таки мы, хоть и не артисты, но иногда могём.

Далее я провожу диагностику и, как и следовали ожидать, выявляю аневризму головного мозга. Небольшую, около 5 мм, можно сказать, в зачаточном состоянии, но я-то знаю, чем всё закончится, если ничего не делать.

Сообщаю новость Андрею, разъясняю, что такое аневризма и чем всё может закончиться в будущем, после чего предлагаю от неё избавиться немедленно. Естественно, Миронов согласен, и в течение четверти часа я устраняю проблему.

— Всё, Андрей Александрович, готово, — говорю я, смахивая носовым платком со лба капли пота. — Голова болеть больше не будет. Если, конечно, не злоупотреблять спиртным, иначе похмельный синдром может испортить вам настроение.

— Ну уж нет, до такой степени я никогда не довожу, — смеётся Миронов. — Как же это всё-таки у вас получается?.. Нет, я помню, что вы мне рассказывали, но всё равно это кажется чем-то из области научной фантастики.