Читать книгу 📗 "Кореец (СИ) - Ледов Вадим"
— Кореец! — Рука у него была как лопата. Хватка — футбольная. — Явился, не запылился! Под дождь не попал?
Забавно, но по имени меня в этой спортивной тусовке почти никто не звал. Ким да Кореец. Хотя корейской крови во мне — кот наплакал, четвертинка. Прилипло — не отдерешь.
— Я тут краем уха слышал… говорили, всё, отборолся ты. Овощем заделался, — Стас с нескрываемым любопытством разглядывал меня. — А ты глянь-ка, живой и бодрый, как крыса на колбасном складе. Как так-то?
— Восстановился, — я улыбнулся, решив не обижаться на «крысу». — Но в большой спорт не вернусь.
— Правильно, — кивнул он с пониманием человека, знающего цену победам и травмам. — Здоровье дороже рекордов. Проходи, чего на пороге торчать.
Квартира Князева была обставлена с той нарочитой, слегка безвкусной роскошью, которая отличала советских «выездных». Югославская «стенка» полированного дерева — предел мечтаний инженера. Чешский хрусталь в серванте — для коньяка «Арарат». Гэдээровский гарнитур в спальне. Финский унитаз в туалете — невиданное чудо сантехники. Персидский ковер на полу — чтобы гости разувались. На видном месте — японский катушечник «Акай» и стопка импортных пластинок. На журнальном столике — массивные хрустальные пепельницы и глянцевые заграничные журналы типа «Штерна». Все кричало: «Я живу не так, как вы!»
— Будешь? — Стас махнул рукой в сторону бара, заставленного пестрыми бутылками — «Наполеон», «Джонни Уокер», «Камю». Трофеи с зарубежных полей.
— Погоди. Дело есть, Стас. Серьезное.
— О как! — он насмешливо поднял бровь. — Борец Ким стал деловым человеком? Ну, не томи, выкладывай свою бизнес-идею.
— Ансамбль хочу сделать. Музыкальный.
Стас присвистнул.
— Оба-на, с ковра — на сцену! Оригинально. А я тут при чем? На барабанах постучать?
— Аппаратура нужна. Фирмовая. Не самопал.
— И ты пришел ко мне? — он рассмеялся искренне. — Думаешь, я в ЦУМе гитарами торгую?
Но глаза уже смотрели внимательно, оценивающе. Он все понял. Просто ломался, как целка на комсомольском собрании. Старый трюк.
— Я подумал, ты можешь знать… людей, — я выдержал паузу. — Которые помогут… ну, скажем так, заработать средства.
Стасик помолчал, буравя меня взглядом. Взвешивал. Подстава? Провокация? Или парень действительно созрел? Потом молча встал, подошел к двери, повернул ключ в замке. Вернулся. Сел напротив.
— Не ожидал, Кореец. Честно. Тихоня был, правильный весь… Комсомолец, спортсмен… И на тебе.
— Обстоятельства изменились, — пожал я плечами. — Жить как-то надо. А на пенсию инвалидную особо не разгуляешься.
— Это точно, — хмыкнул он. — Ладно. Слушай сюда. Варианты есть. Но учти: если влетишь — я тебя не знаю, ты меня первый раз видишь. Моя хата с краю. Усек?
— Усек.
Он кивнул. Открыл бар, достал пузатую бутылку «Арарата» пять звездочек, два тяжелых хрустальных бокала. Плеснул щедро.
— Ну, за твой новый старт, — сказал он без тени иронии. — Чтоб фартило.
Выпили. Коньяк обжег нутро приятным теплом.
— Тряпки? — спросил Стас, закуривая «Мальборо». — Джинса, кримплен, мохер? Могу подогнать партию. Скинешь в два конца.
— Мелочь, — покачал я головой. — Не мой масштаб. Да и толкать шмотки… не умею и не хочу.
— Ишь ты! Масштаб ему подавай! — Стас искренне удивился. — Ты думаешь, тут на каждом углу миллионы валяются?
— Деньги нужны на дело. Серьезные. Тысяч десять, как минимум.
Стас потер подбородок, задумался. Видно было, что мой отказ от «тряпок» произвел на него впечатление.
— Если бы я тебя Кореец давно не знал и разговора бы не было. Ладно. Есть одна тема… Если не ссышь. Черная икра. Фирмачи берут — аж пищат.
— Икра? — удивился я. — В «Елисеевском» ее полно.
— Ха! В «Елисеевском»! — Стас фыркнул. — То, что там лежит, — это для советских трудящихся. А я говорю про элитную. Зернистую. Белужью. Высший сорт. Экспортный вариант. Крупная, серая, икринка к икринке. Жемчужная. Её производство не больше десяти процентов от всей икры осетровых. Такую даже в «Березке» редко встретишь, всю за бугор гонят. Вот за неё буржуи валюту не жмут.
Он подошел к холодильнику «ЗиЛ», открыл. Достал стеклянную баночку с синей этикеткой и надписью латиницей «Beluga Caviar».
— Вот такая. Сто двенадцать грамм. У немцев — сто марок. Или полтинник вечнозеленых президентов. Считай по черному курсу — это рублей двести пятьдесят. Понятное дело — больше половины посредники себе заберут, но всё равно — берешь у чурок банку по червонцу, отдаешь дойчам по сто… Или прямо у них и закажешь, что тебе нужно подогнать из аппаратуры… Чистая схема, почти без палева с валютой. Улавливаешь выгоду?
Я мысленно просчитал риски. Икра — не валюта, статья помягче. Это даже под спекуляцию трудно подвести. Натуральный обмен — икра–аппаратура. Главная опасность, как я понял, в самой командировке — икорка-то явно браконьерская.
— Браконьерская икорка-то?
— Какая тебе разница? У чучмеков частное от государственного почти не отличается, это тебе не Россия. Там Советская власть, как мираж в пустыне. Зато в этих ебенях цена ниже, чем в той же Астрахани. И риска почти нет… если, конечно, с местными басмачами поладишь. А так, товар с рыбзавода, упакован, фирменная банка, всё честь по чести.
— Куда ехать-то? — спросил я, чувствуя, как внутри начинает разгораться азарт.
— В Красноводск, — сказал Стас. — Туркмения. Там у меня есть выход на… местных. Отгрузят тебе «мазута» (так они икру на своем жаргоне звали) на все деньги. Привезешь сюда. Сдашь моим покупателям. И гуляй Ваня–пряник!
— А откуда купцы? — уточнил я.
— Дойчи. Канал проверенный, как жена генерала, — заверил Стасик.
— Сумма? Стартовый капитал на закупку? — спросил я как можно деловитее.
— Пять кусков, — буркнул Стасик. — Меньше там и говорить не станут. У тебя как с финансами? — оценил выражение моего лица. — По нулям? Я так и думал.
Он выдержал паузу, давая мне прочувствовать всю глубину моего нищебродства.
— Слушай, Стас… — я решился на унизительную просьбу. — Может, одолжишь? До первого гонорара?
— У меня? — Стасик изобразил на лице вселенскую скорбь. — Дружище, ты не поверишь — сам на мели! Все в обороте, все в деле! Копейка рубль бережет, а я — копейку.
Он с явным удовольствием наблюдал, как скисает моя физиономия. Артист, бля.
— Хотя… — он сделал вид, что размышляет. — Есть тут один… деловой. Солидный, с капиталом. Дает в рост. Но условия… драконовские. Срок короткий, процент — аж глаза на лоб лезут. И кидать его — себе дороже. За ним люди очень серьезные. Не дай бог их огорчить.
— Беру, — сказал я, не раздумывая.
— Вот это по-нашему! — Стасик хлопнул меня по плечу с такой силой, что меня повело. — Сразу видно — наш человек! Не спортсмен задрипанный, а конкретный пацан! Детали утрясем. А пока… — он снова наполнил бокалы, — за успех нашего безнадежного дела! Чтоб ты стал богатым и знаменитым, а твои музыканты играли громче «Битлов»!
Мы выпили. Коньяк отдавал горечью полыни. Я отчетливо понимал: я не просто вступаю на скользкую дорожку — я лечу в пропасть на санках. Но на дне этой пропасти, возможно, лежали ключи от моего будущего. И ради них стоило рискнуть.
Я щелкнул ногтем по своему опустевшему бокалу венецианского стекла. Бокал ответил мелодично и тонко.
Я усмехнулся:
— Упаковался ты, Стасик, под завязку. Прямо секретарь ЦК.
Князев заржал, типа, намек понял и плеснул в бокал коньяку.
На следующий день, ровно в семь вечера, как условились, я с телефона–автомата набрал номер Стасика. Он сразу взял трубку.
— В девять, в «Баку». Знаешь, где? — голос Стасика был напряженным.
— Найду, — буркнул я, чувствуя, как холодеет под ложечкой.
— Галстук надень. И ботинки почисти, — добавил он и повесил трубку. Коротко и ясно. Инструктаж перед выходом на ковер к начальству.
Ресторан «Баку» на улице Горького — это была не просто точка общепита. Это был символ. Витрина советской дружбы народов и одновременно — биржа теневой экономики. Здесь обедали академики и ужинали министры. Здесь гуляли грузинские цеховики и азербайджанские «авторитеты». Здесь шелестели купюры и вершились судьбы. Явиться сюда в затрапезном виде — все равно что прийти на партсобрание в трусах.
