Читать книгу 📗 "Муля, не нервируй… Книга 4 (СИ) - Фонд А."

— А Лиля? — еле слышно прошелестел Жасминов.

— Лиля вернулась, немного пожила и уехала вслед за Гришкой. Его в колонию-поселение определили. Вот она и будет тоже жить там, в посёлке. Вместе с ним.

— Ей нельзя жить в таких условиях, — покачал головой Жасминов, — она неприспособленная. Пропадёт же.

— Они же там вместе будут, — развёл руками я, мол, такова селяви, — Гришка пропасть не даст. Уж он-то домовитый.

Жасминов кивнул:

— Но я рад, что она добралась сюда нормально и всё у неё наладилось.

Я комментировать не стал: развал семьи, судимость мужа и высылка его в колонию, жизнь в диких местах вдали от сына — вряд ли это можно назвать словом «наладилось».

— А ты как? Ты сюда надолго?

— Да я нормально, — сказал Жасминов неестественно весёлым неубедительным голосом.

Я как раз разлил свежезаваренный чай и поставил перед ним тарелку с кусками нарезанного то ли пудинга, то ли вообще какой-то непонятной запеканки. Цвет её был абрикосово-оранжевым. Но у Дуси всё вкусно, даже вот такая гиперболизация запеканки.

— А дальше что думаешь? — опять спросил я.

Жасминов отпил чаю, прикрыл глаза, явно смакуя, и, наконец, неспешно ответил:

— Да вот думаю, обратно здесь устраиваться как-то надо. Но совершенно не знаю, как и с чего начать. Вот пришёл сразу к тебе. Думаю, что ты мне обязательно совет хороший дашь. Ты всегда хорошие советы даешь, Муля, — неловко попытался подольстить мне он.

Вот только у меня иммунитет на такое.

Поэтому я сказал:

— Зачем так с Лилей поступил?

Жасминов понурился:

— Да кто же бы подумал, что вот так всё будет…

— А зачем её из дому сманил?

— Любовь… — пробормотал он.

— А теперь прошла любовь, увяли помидоры…– прокомментировал я.

— Ты ничего не понимаешь, Муля! — обиженно вскинулся Жасминов, — ты не представляешь, как с нею трудно! Кто бы подумал! Она же в деревне росла. А элементарно жрать готовить не умеет! Как её этот тиран-поджигатель терпел⁈

— Любовь, — ответил я, но Жасминов насмешливо фыркнул.

— Я не хочу наговаривать, Муля, но она только с виду трепетная лань. А так-то она фору ещё самой Полине Харитоновне даст.

— И тебе она дала, — усмехнулся я.

— И мне дала, — раздражённо повторил за мной Жасминов и быстро затараторил, — понимаешь, Муля, если бы я только знал, что она окажется такой, да я бы её по дуге обходил бы. Да я вообще в эту квартиру ни в жизнь не заселился!

Я промолчал.

— Кстати, а если они уехали, то кто теперь будет у них в комнате жить? — забеспокоился Жасминов.

— Лиля перед отъездом отдала ключи мне, — объяснил я, — чтобы я приглядывал. Она надеется, что Гришку за примерное поведение уже через года два и выпустят. А пока квартиру они под мой контроль отдали.

Жасминов аж засиял.

— Я туда пока Дусю поселил ночевать, — объяснил я, — понимаешь, если комната без людей, то сейчас многие просто дверь взламывают и заселяются. Самосевом. Даже без документов. Вот, как с комнатой Ложкиной получилось. До сих пор непонятно, кто там живёт. Шумные очень.

Жасминов кивнул.

— А так и комната под присмотром. Да и Дуся храпит, как паровоз. Кроме того, я оттуда телевизор не стал пока забирать. У меня здесь места мало. И ковры свои туда отнёс. Меня они тут бесят. А Дусе нравится. Так что, сейчас она вернётся, и отдаст свой ключ от комнаты. А ты допивай чай и заселяйся.

— А как же Дуся?

— Обратно ко мне переедет, — пожал плечами я, — койка и ширма её никуда и не делись.

— Нет, нет! — замахал руками Жасминов, — не надо ей переезжать. Пусть там и дальше ночует. А я обратно в свой чуланчик пойду.

— Она храпит, как паровоз, — напомнил я.

Но на Жасминова это не произвело ровно никакого впечатления:

— Эх, Муля, знал бы ты, как храпела Изольда.

— Кто такая Изольда? — полюбопытствовал я.

— Моя семидесяти пятилетняя невеста, — невесело улыбнулся Жасминов.

— И где она сейчас?

— Умерла моя Изольдочка, — загрустил Жасминов. — И так не вовремя умерла. Мы же пожениться через два месяца должны были. А так припёрлись эти её мерзкие дети и внуки и выгнали меня. Даже на похороны не позвали.

— Какая жалость, — без особого сочувствия сказал я. Никогда не любил альфонсов. — А сейчас что делать будешь? Новую бабу искать?

— Нееет, — усмехнулся Жасмитнов, — Изольда — это от отчаяния было. Это уж я потом полюбил её. Но больше я никого полюбить не смогу. Изольда навеки заняла моё сердце!

Он сказал это с таким пафосом, что я невольно перебрал все известные пьесы в уме, которые мне удалось посмотреть. Кажется, это что-то из Шекспира, если не ошибаюсь.

— Тогда что?

— На работу надо идти, — вздохнул Жасминов, — жить не на что.

— Куда пойдёшь?

— Ох, не знаю, Муля, — тяжко вздохнул незадачливый любовник, — на прежнюю работу, в театр меня не возьмут…

— Почему не возьмут?

— Да мы расстались некрасиво, — понурился Жаминов, — со скандалом расстались. Кто бы подумал, что мне возвращаться придётся.

Я не стал комментировать, хотя мне было, что сказать.

— Муля! — внезапно умоляюще посмотрел на меня Жасминов, — а помоги мне с работой, пожалуйста'!

— Да как я тебе помогу? — удивился я, — ты хочешь, чтобы я сходил в твой бывший театр и помирил тебя с руководством?

— Нет! Да ты что, Муля! — замахал руками Жасминов, — там уже ничего не будет. Но ты же с Глориозовым в хороших отношениях. Я помню, как ты Фаине Георгиевне помогал. Теперь мне помоги. Пожалуйста.

Он смотрел на меня с такой надеждой, что я не смог отказать.

Да, он был сам во всём виноват. Сам себе всё испортил. Но люди склонны совершать ошибки. И не всегда специально. Чаще — по глупости, потому что не просчитали риски и остальное.

— Хорошо, — вздохнул я, — я спрошу. Но ты же оперный певец, а в спектаклях ты не играл?

— Оперных они ещё лучше берут, — усмехнулся Жасминов, — просто не каждый оперный уйдёт в «низкий» жанр.

— А что ты будешь делать, когда Гришка с Лилей вернуться? — спросил я.

— До этого времени я что-нибудь придумаю, — легкомысленно сказал Жасминов, — Мне и самому с ними встречаться неохота. Просто сейчас мне нужно немного на ноги встать. А там дальше я устроюсь и отсюда уеду.

Я не стал озвучивать свои сомнения.

— Ещё чаю? — на правах хозяина вежливо спросил я.

— Да, если можно, пожалуйста, — заискивающе улыбнулся Жасминов.

Я, подавив тяжкий вздох, начал по новой заваривать чай (первый чайник Жасминов, считай в одиночку, выдул).

— Ты меня осуждаешь, да? — вдруг спросил Жасминов.

От неожиданности я чуть чайник не выронил.

— С чего ты взял? — осторожно спросил я.

— Да чувствую, — неопределённо покрутил руками Жасминов, — ты какой-то не такой.

— Не спал всю ночь, — ответил я, — документы нужно было срочно подготовить. Мог не успеть.

— Успел?

— Успел.

— А меня ты всё-таки осуждаешь… — вздохнул Жасминов.

Теперь уже вздохнул я:

— Понимаешь, Орфей, для того, чтобы кого-то осуждать, нужно самому быть безгрешным. Ну, положим, осужу я тебя сейчас. Но где гарантия, что потом, в будущем, со мной не произойдёт такое же? И как мне тогда быть? Поэтому лучше всего — никогда никого не осуждать.

— Даже преступников? — хмыкнул Жасминов.

— Для осуждения преступников есть суд. А мне до этого нет никакого дела. Что получилось, то получилось. Тем более, у вас это вспыхнуло, и вы просто поддались эмоциям, отключив разум. За свои ошибки вы все втроём уже и так поплатились и сейчас несёте расплату.

— Ну ладно ещё мы с Лилей. Но Гришка?

— И Гришка.

— Но почему? Он же не виноват!

— Он виноват в том, что женился на такой, как Лиля. Нет, чтобы найти себе такую же, как он сам. Какую-нибудь швею-мотористку или повариху. И жил бы припеваючи. Но нет, ему нужна была трепетная Лиля. Хотя и это ладно. Может, тоже любовь. Но раз уж ты себе такую жену взял, изволь соответствовать. Но он не желал. Вот и результат.