Читать книгу 📗 "Царская дорога (СИ) - Чайка Дмитрий"

— И там не выйдет, — без тени улыбки ответил я. — Ливия от Сикании всего-то в дне пути, и там скоро заложат город. Его назовут Карфаген, и он станет самой западной точкой моих земель. Там я поставлю свои башни и дотяну их до Иберии и до самого Моря Мрака. Будущий царь Иберии признал себя и своих потомков сыновьями царей Энгоми.

— Царь Иберии? — наморщил лоб Диомед. — Что за царь такой? Никогда не слышал о таком царе. Он из этих… новых твоих людей?

Тут он поморщился презрительно. Диомед, как и все аристократы, свежеиспеченную знать недолюбливал. Даже до него дошли слухи о стремительном возвышении бывших рыбаков и козопасов.

— Ты скоро с ним познакомишься, — усмехнулся я. — Его зовут Тимофей, и он плывет прямо сюда. А что касается Карфагена, то Одиссей очень просил сделать цепь стоянок на южном берегу Великого моря. Я решил ему немного помочь.

* * *

В то же самое время. Ливия. Устье реки Баграда. (в настоящее время пригород г. Тунис).

И как они сюда добрались, одним лишь богам известно. Только кажется, что гаула финикийская — чудо из чудес. Одиссей не раз потом обливался, когда корпус корабля, нагруженного сверх всякой меры, скручивался и надсадно скрипел на высокой волне. Царь Итаки хорошо знал этот скрип. Это верный знак, что очень скоро в трюм засочится вода, найдя себе крошечную щелочку меж досок. Тогда нужно останавливаться, вытаскивать корабль на берег, разгружать его и чинить. В лучшем случае — конопатить и смолить днище, а в худшем, разбирать кусок борта, а потом собирать заново. Но это если на острый камень налетишь. Не приведи боги в такую беду угодить. Тогда совсем пропасть можно. Ведь по правую руку не какой-нибудь Крит, откуда всю буйную молодежь вымели в царский флот и в легионные лучники, а самая что ни на есть Ливия. Дикое место, опасное.

Одиссей и без этого подыскивал место поспокойней, с хорошей водой, но такое оказалось всего одно на несколько дней пути. А тут еще, как назло, словно из ниоткуда налетела сильная волна и ударила гаулу в бок, едва не залив ее по самую палубу. Доски, и так скрипевшие из последних сил, наконец, сдались и пропустили в трюм морскую воду.

— Все на весла! — заорал тогда Одиссей. — Десять человек воду черпать! Эврилох, бей в барабан! Один мах на два удара сердца!

Это значило, что сейчас они порвут все жилы, чтобы добраться до места. И они их порвали. Ветер трепал парус, а мокрые от пота и соленой воды спины ходили в унисон, бросая корабль вперед каждым движением весел. Вода у них на исходе, а ремонт корабля — дело небыстрое. Если встанут прямо здесь, то велик шанс, что они или умрут от жажды, или их перебьют ливийцы, когда они пойдут искать колодец. Реки здесь есть только зимой, а в остальное время на их месте лишь пустые русла, высохшие до состояния камня. До нужного места оказалось неблизко, и даже могучий Одиссей едва смог подняться со скамьи, когда они дошли до места. На песчаный берег реки они буквально вползли, освещаемые холодным светом луны. Все понимали, что застряли здесь надолго. Ведь левый борт, куда ударила волна, придется проконопатить сверху донизу. Да и правый тоже нужно тщательно осмотреть.

— Еду доставай! — махнул Одиссей до предела уставшим людям. — Все просушить. Груз завтра вынесем. Всем спать!

Это было мудро. Гребцы, которые сошли на берег, просто опустились на песок без сил. Они даже есть не стали и заснули прямо там, где легли.

Утро для них наступило куда позже, чем солнце окрасило берег рассветом. Измученные люди спали тяжелым сном без сновидений, и даже ночной холод, предвестник осени, не смог их потревожить. Лишь когда солнце встало почти в зенит, моряки начали подниматься, со стоном разгибая занемевшие члены.

— Харидем! Харидем! Да проснись ты! –товарищи пытались растолкать могучего гребца с Закинфа, с бычьей шеей, и толстыми, словно бревна, ручищами.

— Не проснется, — Одиссей понял все сразу. — Помер он. Морской бог взял свою жертву за наши шкуры. Вы двое хватайте лопаты и похороните его. Остальным — корабль разгружать. Оружие держим под рукой. Это Ливия, парни. А тут лучшее место на всем ее проклятом берегу. Неужели вы думаете, одним нам с вами здесь нравится? Скоро сюда заявятся хозяева этой земли, и к тому времени лучше бы нам уже отойти от берега.

На разгрузку ушел весь день, до самой ночи. Тяжеленные корзины с оловянной рудой и мешки с зерном вытаскивали на горбу, поминая всех богов сразу. Таскал и Одиссей, забывавший в такие моменты о своем царском достоинстве. Не до него в море. Ведь их уже заметили. Какие-то люди стоят на холме, прижав ладонь лбу.

— Дерьмо! — процедил Одиссей, когда и на второй день на них не напали. — Неужели собирают соседей? Тогда туго нам придется. Ох, что-то щемит у меня слева. Не к добру!

Корабль готов к починке. Товар из него вытащили, подмоченное зерно разложили для просушки на парусе, а мачты и весла оттащили в сторонку.

— Тяни! — заорал Одиссей, и десятки здоровых мужиков уперлись в песок босыми ногами. Вздулись вены на лбу, натянулись канаты, и гаула завалилась набок, обнажив дно, заросшее всякой морской дрянью.

Люди облепили корабль, взявшись каждый за свой кусок работы. Кто-то скоблил дно, очищая его от наростов. Кто-то выбивал старую конопатку, которая от времени и соли уже превратилась в труху. Двое разожгли костер, на котором плавили смолу, запасенную в горшках, еще пятеро узкой лопаткой забивали в очищенное место новый льняной шнур, а следующие за ними густо покрывали это место растопленной смолой.

— До завтра надо управиться, господин, — хмуро сказал кормчий-сидонец. — Плохое место.

— Сам знаю, — рявкнул на него Одиссей, а потом впился взглядом в горизонт.

На соседнем холме они оставили часовых, и сейчас там валил дым. И это могло означать только одно.

— К оружию! — заорал Одиссей. — Ливийцы идут!

* * *

Тимофей расстался с государем на крошечном островке, приютившемся у берегов Сикании. Он познакомился там с Диомедом, царем Италии, получил указания, а потом кормчие повели его корабли на юг. Он пройдет к самой западной точке Сикании, а потом одним днем пересечет море и окажется в Ливии. У него даже голова кружилась от такого. О тех местах в Афинах с придыханием рассказывали, и все больше небылицы. Тимофей же, исходивший пешком полмира, хоть и знал цену этим вракам, но все равно побаивался не на шутку. Уж больно далеко.

Государь оказался прав. Как он тогда сказал? Куй железо, пока горячо! Тимофей оставил беременную жену в Энгоми, взял караван судов с припасами, своих парней, и пошел в Афины, которые гудели словно улей после визита нескольких прохожих аэдов. Голосистые мужи с кифарами вывалили на головы несчастных афинян песнь о великой любви Тимофея и Феано, о злой колдунье Поликсо, которой они вырезали сердце, и о том, как безродный наемник превратился в царя, которому сам Господин Моря пожаловал кусок Ливии. Аэды всю афинскую хору насквозь прошли, заглянув в каждую деревушку, а потом направились в Коринф и Беотию. Люди ахали, не верили, но с другой стороны, как не верить-то, когда сам герой стоит в порту и созывает всех безземельных парней добывать себе землю и славу. Пока он был готов принять две сотни. И это число у него собралось уже к обеду пятого дня. Ровно столько понадобилось времени, чтобы вестники на колесницах промчались по всем афинским филам и кинули клич. Парни, которым обрыдло гнуть спину за еду и тумаки, прямо в поле бросали свои мотыги и лопаты и шли в Афины, мечтая получить собственный надел. И даже возможная гибель на этом пути их не пугала. У Тимофея и его людей, обвешанных золотом, получилось ведь. Ну чем они хуже?

— Мы на месте, господин, — показал вперед кормчий. — Лучшая гавань и лучшая река Ливии.

— А что это за корабль на берегу? — всмотрелся Тимофей вдаль.

— Гаула с патентом! — заорал кто-то глазастый. — Медные знаки на борту! Купцы там! Их ливийцы окружили!