Читать книгу 📗 "Смутные дни (СИ) - Волков Тим"

Доктор кивнул, спросил:

— А мерки?

— Да прямо сейчас и снимем! Пошли в мастерскую!

Они прошли в тесную комнату, где Иван Павлович тут же принялся жадно оглядываться.

Сапожная мастерская Игната Устиныча ютилась в тесной комнате за трактиром, отгороженной от главного зала скрипучей дверью с облупившейся краской. Помещение, едва ли больше кладовки, пропахло кожей, воском и потом. Узкое окно, заросшее пылью, пропускало скудный свет, отчего тени от свечей на столе метались по стенам, покрытым потрескавшейся штукатуркой. В углу громоздился верстак, заваленный обрезками кожи, нитками и гнутыми гвоздями. Среди них доктор заметил широкий свёрток кожи. Так-с, а вот это уже интересно…

На верстаке лежали инструменты: молотки, шило, кривые иглы и деревянные колодки, грубо вырезанные под разные размеры обуви. Пол устилали обрезки кожи и стружка, хрустевшая под ногами. У стены стояла шаткая полка, где в беспорядке теснились банки с воском, пара готовых ботинок — лоснящихся в своей новизне.

В углу, на табурете, валялся потрёпанный армяк, а рядом — жестяная кружка с недопитым чаем. Потолок, низкий и закопчённый, нависал так, что Игнат, грузный и высокий, то и дело задевал его головой, чертыхаясь.

— Тесновато конечно, но мне и этого хватает, — как бы извиняясь, произнес Феклистов. — Так значит башмачки себе хотите, Иван Павлович? Это мы можем. Это мы умеем. Садитесь вот сюда, я с вас мерки сниму живо.

Доктор сел на пыльный стул. Игнат принялся снимать мерки.

— Кожа, говоришь, добротная? — спросил как бы невзначай Иван Павлович. — А откуда берешь? Нынче ж могут и обмануть — вместо кожи всякое подсунуть.

Игнат замялся, опустив глаза.

— Кожа хорошая, Иван Павлович, настоящая, не сомневайтесь. У знакомого одного купил. В городе, на базаре. Хороший человек, надёжный. Кожу возит, я беру. Делов-то.

— Ага, — протянул доктор. — А много возит?

— Ну, хватает, — уклончиво буркнул Игнат, отводя взгляд. — Для ботинок, сумок.

Иван Палыч, делая вид, что разглядывает ботинки на полке, заметил в углу мастерской еще один свёрток кожи, небрежно брошенный на верстак. Край свёртка был необычно широкий, с ровными краями и следами машинной строчки. Но даже не это привлекло внимание доктора. В уголке виднелось клеймо — буквы «А и Ко», едва заметные. Уж не клеймо ли это «Анкоров и Ко», чьи ремни украли в марте?

Так-с, становится все более интересно. Поднажать? Рискованно, но…

— Игнат Устиныч, и все-таки хотелось бы знать откуда кожа? Сам понимаешь — сорок рублей на земле не валяются, хочется гарантию иметь, что не обманут, заменитель какой не подсунут.

Игнат замер на миг. Его пальцы, державшие карандаш, дрогнули, и он кашлянул, отводя взгляд.

— Да кто привозит… — буркнул он, теребя бороду. — Знакомый, говорю ж, из города. Да ты сам пощупай. Вот, возьми кусочек, если боишься что обману.

Он поднял с пола небольшой огрызок, протянул доктору.

Иван Павлович не растерялся, тут же сказал:

— Игнат Устиныч, ты мне хороший кусок дал, из такого еще можно кошель сшить. Не разбрасывайся добром так. Давай я лучше вот этот возьму, поменьше. Да он и с буквами какими-то, клеймами, такой на ботинок не возьмешь.

Несколько секунд Игнат размышлял и Иван уже подумал, что его раскусили. Но сапожник улыбнулся, кивнул:

— Бери! Из такого и в самом деле ничего не сошьешь!

Стараясь не выдать своих эмоций, доктор положил кожу в карман. Потом, минут через десять, распрощался с Феклистовым и вышел из трактира, не веря в собственную удачу.

Следовало идти к Петракову, чтобы рассказать о своей находке, но Иван Павлович знал, что сейчас у него процедуры и отвлекать его не хотелось. Василий — парень молодой, горячий, ему только дай повод, он тут же уйдет с процедур. Так что лучше потом, а сейчас…

Ситуация с десятью тысячами бесхозных рублей до сих пор была непонятной. Вопрос нужно было решать как можно скорее, пока всякие проверки сверху не приехали. А ведь могли — спросить дошли ли деньги адресу, как используются, все ли в порядке? В порядке конечно же ничего не было. Деньги у Чарушина и кому они предназначаются тоже неизвестно.

Вот ведь ситуация! Столько денег — и некуда деть!

Поэтому Иван Павлович все же решил обойти пару инстанций, пока имелось время.

Для начала заглянул в редакцию газеты «Уездных ведомостей», которая располагалась в тесном домишке на Второй Дворянской. Под видом оформления годовой подписки нашел главного редактора, расспросил осторожно про возможные объявления на направление помощи, скажем, детскому госпиталю.

— Ничего такого не было, — ответил лысоватый редактор в клетчатом жилете. — Если не верите, могу вас в архивы направить, но память у меня хорошая.

— Верю, — кивнул доктор. — В архивах нет нужды.

Следующим по списку была «Сельская Газета», но и там ничего разузнать не удалось. Уже почти отчаявшись, Иван Павлович решил пойти на почту — уж там то должны хоть что-то знать.

На почте, в душной комнатке с деревянным прилавком, пахло сургучом и бумагой. За стойкой суетился старик-почтальон, Фома Игнатьич, с седыми бакенбардами и добродушной улыбкой.

— Фома Игнатьич, — начал доктор, — привет!

— Привет, Иван Павлович! Ты чего, письмецо отправить пришел?

— Нет, я спросить хотел кое о чем.

— Так спрашивай!

— Перевод недавно денежный для госпиталя № 27, детского, пришёл к Чарушину.

— Ну, — кивнул почтальон. — Был такой. До востребования.

— До востребования? — уточнил доктор. — Это как?

— Это значит, что забрать должен был определенный человек.

— А кто?

— Да я не знаю, — потупив взор, ответил старик. — Тут несчастье случилось… У меня руки трясутся, старый я совсем стал. Тут начал заполнять бумаги, за чернильницей потянулся, да и уронил ее. Залил тут все. И квиток на чье имя должно прийти, и сам конверт. Там села не видно. Растяпа я!

— Поэтому Чарушину и отдали, — догадался доктор.

— Верно, — кивнул почтальон. — Уж он то умный, разберется кому отдать.

Доктор — точнее уже комиссар, — задумался. Если перевод должен был прийти на определенное имя, то сам этот человек как минимум должен об этом знать. Значит, скорее всего должен прийти. Или уже приходил…

— Фома Игнатьич, а помимо Чарушина кто-то появлялся, про перевод интересовался?

— Да появляется тут много кого. Вон, на днях, даже ваш новый учитель Рябинин был — спрашивал про коробки ненужные. Он там спектакль ставит школьный, ему нужно для реквизита. Интеллигентный молодой человек, очень начитанный. Приятно было пообщаться.

— Нет, не то. Я имею ввиду тех, кто бы спрашивать именно про деньги?

— Да вроде никто пока не спрашивал про них, — пожал плечами почтальон.

— Фома Игнатьич, как только будут интересоваться, ты сразу его ко мне направляй. Или лучше вот что. Скажи, что перевод поступил, но передать ты его сможешь только на следующий день — ну такой порядок, пока все документы заполнишь, пока квитанцию там выпишешь. В общем скажи, чтоб пришёл он на следующий день. А сам мне телеграмму дай. Я примчусь.

— Хорошо, — кивнул почтальон, явно ничего не понимая. — Будет исполнено.

— Не забудешь?

— Обижаешь, Иван Павлович! У меня руки старые, это да. Но память — как у молодого!

Коль оказался в городе, то нашел и Гробовского. Тянуть уже было нельзя и Иван Павлович уговорил его ехать в Зарное прямо сейчас — прямиком в больницу.

— В больницу я конечно хочу, Аглаю увидеть, — кивнул Гробовский. — Но вот с Петраковым этим встречаться… Нет никакого желания!

— Да пойми ты, что времена меняются буквально каждый день! Не будет уже охоты. Напротив, можно должность вполне официальную получить при новой власти. Да и повидаться тебе с Аглаей нужно… как можно скорее.

Гробовский, услышав имя любимой, все же согласился. И первым же поездом рванули в Зарное.

К больнице подходили в полном молчании. Гробовский — было видно, — волновался.