Читать книгу 📗 "Красно-белый. Том 5 (СИ) - Порошин Влад"

— С вами и так всё ясно, — прорычал он. — Я тебя языком Пушкина и Толстого спрашиваю, кого вызывать вместо киевлян?

— Ну как кого? — я скорчил серьёзное лицо. — Морозова, Позднякова и Родионова, вон они как сегодня знатно потрепали одесский «Черноморец». И потом парни прогрессируют не по дням, а по часам. Пусть побегают со сборной. Им будет полезно.

— Значит, предлагаешь вызвать мелкотню? — крякнул «дед». — А с другой стороны — нехай, будут у меня в Тбилиси под присмотром. Что делать с вратарём, как считаешь?

— Виктор Чанов сейчас в хорошей форме, — задумчиво пробормотал я. — Лёшу Прудникова можно взять на замену, а Рината Дасаева, если он полностью здоров, можно взять на всякий пожарный случай.

— Ну, кхе, я примерно так и думал, — закивал Старостин, пожав мне руку и оставив в гостиничном номере одного.

Поэтому я вытащил из тумбочки шахматную доску и ещё раз в спокойной обстановке расставил на ней восемь белых фигу и три белые пешки. «Ферзь — это центрфорвард либо Кипиани, либо Старухин, — подумал я, выставив его вперёд. — С полузащитой всё понятно, так как наша полузащита работает как часы. Далее защита, — я расставил на последней параллели одного слона и две ладьи, — в центре Бубнов, справа Пригода, слева Чивадзе. Смогут ли они удержать мощных и атлетичных немцев? Не факт, совсем не факт. А может быть, сходить так…».

Не успел я закончить свою мысль, как в комнату опять кто-то постучал.

— Открыто, — проворчал я.

И в номер вошёл мой бывший друг Саша Калашников. Он ещё после игры хотел выяснить наши отношения, по крайней мере, мне так показалось. Но раз он сам не сделал первый шаг, то я тоже промолчал. Выслушивать причину, по которой он меня продал, мне было неприятно.

— Надо бы объясниться, — пробубнил он.

— Если надо, то давай, — криво усмехнулся я.

— В общем, в начале ноября ко мне домой приехал человек от замминистра Чурбанова и предложил перейти в их московское «Динамо», — принялся рассказывать Калашников, усевшись в кресло. — Мне пообещали обменять мою однокомнатную квартиру на «двушку», а ещё предложили талон на покупку «Жигулей». К тому же мне по закону так и так скоро служить.

— И лучше всего, чем тянуть солдатскую лямку где-нибудь в тайге, служить в Москве, проживая в хорошей квартире и катаясь на красивой машине, — зло кивнул я.

— Ну да, — буркнул он. — Однако мне поставили одно условие, что вместе со мной в «Динамо» должен перейти и ты. Якобы наша связка нападающих сейчас самая мощная в стране, а значит, мы поможем команде выиграть золото и так далее. А если этого не случится, то меня отправят на Урал два года зону охранять.

— Что ж ты раньше-то молчал? — прорычал я и, встав с кровати, принялся расхаживать взад и вперёд.

«А ведь это в какой-то мере и моя вина, — тут же подумалось мне. — Если бы не моя результативность, то Калашникова бы никто и пальцем не тронул. Поиграл бы он спокойно года три в „Спартаке“, потом перешёл бы в команду рангом пониже, затем занялся бы тренерской карьерой. Изменение истории не всем приносит удачу. Например, из „Памира“ в этом году должен был перейти в наш красно-белый стан Эдгар Гесс. И из-а меня этого перехода не случилось. С другой стороны, у нас сейчас команда „огонь“, мы ведь чемпионат СССР выиграли в одну калитку. И на чемпионат Европы сборная, на базе нашего спартаковского клуба, теперь поедет ни как мальчики для битья».

— Я, Володь, сейчас в каком-то тёмном тупике, и я просто не понимаю, что дальше делать, — пробубнил мой одноклубник. — А в тот день, когда на тебя напали, мне сказали, что с тобой всего-навсего поговорят.

— Да-да, они забыли уточнить, что разговор будет идти с применением кулаков, — хмыкнул я. — Теперь, послушай меня, Саша, очень внимательно. 27-го декабря сего года в Афганистане убьют Хафизуллу Амина, а потом в Кабул въедут наши танки. Далее в январе 1980 года президент США Джимми Картер призовёт бойкотировать Олимпийские игры в Москве. Причём Олимпиада в Лейк-Плэсиде в феврале месяце состоится, как полагается. А после целых 60 стран откажется ехать сюда в Москву. На фоне этого скандала Чурбанов будет сидеть на попе тихо и ровно. Представь, если в какой-нибудь зарубежной газете напишут, что любимый зять товарища Брежнева, по своей прихоти, как в средневековье, перетаскивает спортсменов к себе.

— Не знаю, откуда ты всё это взял? — насупившись, проворчал Калашников. — Ну, допустим в Афганистане давно неспокойно, только что ты конкретно предлагаешь?

— Нужно обыграть в товарищеском матче сборную Западной Германии, — улыбнулся я, взяв в руки шахматного ферзя. — Тогда все советские газеты разом начнут писать, что на предстоящем чемпионате Европы появился новый фаворит — наша сборная СССР. И братья Старостины, а так же другие знаменитые спартаковцы пойдут на поклон к Брежневу, где расскажут, что мы обязуемся выиграть Европу и московскую Олимпиаду, если меня, а теперь получается и тебя, товарищ Чурбанов оставит в покое. Мы же где-нибудь 10 дней отсидимся и улетим в Марокко, откуда вернёмся в разгар Афганского переворота.

— Допустим, что мы получим отсрочку на один год, а что потом? — спросил Саша, впервые за время разговора улыбнувшись. — Что будет после Олимпиады?

— После Олимпиады начнётся подготовка к чемпионату Мира, — развёл я руки в стороны. — И если мы кое-что выиграем, то до 1982 года нас снова не побеспокоят. Сейчас же ближайшая цель — сборная ФРГ.

Утром в субботу 17-го ноября, как только наш чартер сел в аэропорту имени грузинского поэта Шота Руставели и нам подали трап, прямо на взлётную полосу выехали сразу три черные «Волги». Лично я, учитывая прошлую «ласковую» встречу, намерено затесался в середину выходящих из самолёта спортсменов, и от этих чёрных «Волг» ничего хорошего не ожидал. Тем более самому тбилисскому «Динамо» от меня в этом сезоне перепало, прямо скажем, неслабо: моя игра испортила праздник грузинским болельщикам на Спартакиаде, в Кубке страны и в самом чемпионате.

— Спокойно, Никон, за то, что это не расстрельная команда и не чёрный «воронок», я ручаюсь головой, — хохотнул Андрей Петрович Старостин, похлопав меня по плечу.

— Я, Андрей Петрович, по менталитету человек европейский, и одинаково не приемлю слишком бурную радость и слишком бурное негодование, — тихо проворчал я. — Как гласит народная мудрость — от любви до ненависти один шаг. Сегодня любовь до гроба, а завтра гроб без любви.

В этот самый момент из машин сначала выбежали музыканты, одетые в национальные костюмы, а затем медленно и степенно вышли убелённые сединами старейшины. После чего один из музыкантов быстро затарабанил в бубен, грянули всевозможные дудки и волынки и раздалась протяжная песня, в которой гласные звуки медленно переливались один в другой.

— Аааааууууааа! — хором запел весь ансамбль, встречающих нас музыкантов.

Потом старейшины поднесли Андрею и Николаю Старостину грузинский хлеб, который больше напоминал лепёшку и специальный рог для вина. Непьющий спиртное Николай Петрович, недовольно крякнул, но чтоб не обидеть хозяев сделал небольшой глоток, а вот Андрей Петрович и глотнул хорошо и закусил неплохо. Затем из машины вышла одетая в национальное длинное платье в пол грузинская девушка и на подносе вынесла шашлык с зеленью.

— В горах есть прекрасный способ сохранить возраст, — произнёс один из старейшин со слабым грузинским акцентом. — Те дни, которые проводятся с гостями, в расчёт не берутся. Предлагаю тост за вас, дорогие гости, ибо вы сегодня продлили нам жизнь!

После чего шашлык из баранины, вино и хлеб разошлись по всем футболистам, которые приехали на сбор. «Спасибо, что не встречают помидорами», — усмехнулся я про себя, сделав один глоток вина, и тут же подумал, что с таким тёплым приёмом мы до сборной ФРГ не дотянем.

— По глотку, шалопаи, — прошипел я на Заварова, Морозова, Позднякова и Родионова, когда рог с вином дошёл и до них.