Читать книгу 📗 "Кондитер Ивана Грозного 2 (СИ) - Смолин Павел"
Похвальный боевой дух, но нафиг ты там такой нужен?
— Ежели прижмет сильно, на стены всех выгоним, — пообещал я. — А покуда лежите, братцы, сил набирайтесь с чистой совестью. Помолюсь за исцеление ваше, — и, выполняя обещание, прямо по пути на позицию прочитал тихую, короткую молитву, не забыв добавить к ней более актуальную — «спаси и сохрани».
Поднявшись на боевую площадку, я зарядился «моралью» через удовлетворенный взгляд на густо разбросанные трупы степняков и их лошадей (последнее не радует на самом деле — это же потенциальный трофей!), а потом посмотрел на сборище степняков живых. Совещаются тамошние шишки, думают, как половчее вторую волну штурма провести. Давайте, бесы поганые, идите — стрел да картечи у нас на всех хватит! Но «идите» не прямо вот сейчас, а немного погодя, чтобы пушечки остыли.
— БАХ! — рявкнула пушка со стороны ворот, и я, свесив голову со стены и заглянув влево, смог порадоваться оставленной ядром кровавой просеке и поднятой этим суетой татарвы.
Пассивный урон наносим так сказать. Блин, а может зря? Десяток степняков ядром размазать дело милое, но они от такого интересного понимания боевой паузы эту самую паузу сократят. Да псу под хвост опасения эти — быстрее враги кончатся, быстрее к обычной жизни своей вернемся. Дел впереди на десятилетия, а вот эти вот дикари-разбойники, нищие, убогие, деструктивные твари, вынуждают меня тратить время на то, что мне вообще не уперлось — на войну!
Ох, война… Пока она где-то там, мне, деятельному экономическому актору, она «мать родна». Стрелы те же штамповали мы не частному лицу, а по заказу государственному, для Государевых арсеналов. Деньги огромные даже с учетом того, что благодаря водяному молоту, колоссальной доходности слободы в целом и личным совести с патриотизмом я могу себе позволить продавать стрелы по цене четь ли не в два раза ниже рыночной.
А теперь, когда воевать приходится самому, война каждую секунду вгоняет меня в убытки. Не только прямые, через размен продукции и «импорта» (ядра-то с порохом мы сами пока не делаем) на жизни врагов, но и простоем почти всех мощностей слободы. А еще поле вытоптали! А ежели работники «двухсотиться» начнут? Ладно землекоп там или разнорабочий (прости-Господи', а ежели плотник, кожевенник или кузнечный подмастерье? Ценные специалисты, и утрата каждого из них обернется потерей доходов: пока новый приедет, пока в курс дела войдет, пока восстановится цепочка производственная…
Ненавижу степняков.
— БАХ! — снова рявкнула пушка, и я с удовлетворением оценил еще одну «просеку».
Не садист я, не маньяк кровавый, а бизнесмен. Я все время считаю. Считаю и сейчас — не конкретные монгольские трупы, а как бы оцениваю фронт предстоящих работ. Сейчас он уменьшился еще на толику процента, и вот от этого я удовлетворение и чувствую.
Глава 19
Второй штурм вылился для нас в немалые проблемы — приходилось гонять народ по стенам туда-сюда, усиленно работать луками, камнями да рогатинами, параллельно пытаясь прятаться и уворачиваться от стрел степняков. К концу штурма поток их изрядно поредел, и я тихонько надеюсь на то, что нищая татарва, даром что аж с самим Девлет Гиреем пришла, не заготовила достаточно поражающих элементов, надеясь решить вопрос с поместьем за один-два больших штурма. Самонадеянность и не таких подводила, и я почти уверен в том, что татарский «генштаб» надеялся на быструю победу.
Такая масса врагов незамеченной остаться не могла, и вчера, в свободные от подготовки к обороне минуты, Данила сильно ругался на жителей и работников «Засечной черты». Без предательства части из них — той, что на Казанско-Астраханском направлении — трехтысячное степное войско до нас бы не дошло вот так, спокойно и в целости, как минимум пару крепостиц бы им взять пришлось. Продали нас, и я не больно-то предателей осуждаю: своя рубашка ближе к телу, крепости на том направлении благодаря взятию Казани с Астраханью несколько ослабили, и в битву с совершенно никчемными шансами выжить ввязаться может лишь очень отважный человек. Но это я такой добрый — Данила клялся и божился карам страшным предателей подвергнуть, и я уверен, что слово он свое сдержит.
Второй штурм унес жизни пятерых моих работников-ополченцев и одного Данилиного дружинника — стрела вонзилась ему прямо в горло, спереди, над кольчужным воротником. Буквально парой миллиметров ниже, и отделался бы воин легким испугом, но Господь распорядился иначе.
Отпевать павших и воздавать им заслуженные почести будем потом, а сейчас, пользуясь затишьем, я прошелся по всему внутреннему периметру стен, хваля своих за стойкость и всячески подбадривая, упирая на то, что «свет в конце тоннеля» уже виден: не только мы от второй степной волны потери (и большие в моих глазах потери — даже один погибший для меня это много!), но и степняки: больше четырех сотен бездыханных и разорванных картечью тел у нашего вала осталось.
Примерно две тысячи триста татар осталось, и на месте Девлет Гирея я бы отправил все, что у него осталось, в те же две точки, что и в начале — в ворота и «слабое место», потому что «круговой» штурм, даром что погубил шестерых защитников, толку не дал никакого — много нас очень, как ни крути, достаточным для лихого взятия поместья «с марша» преимуществом в сотню нападающих на одного защитника и не пахнет.
Тут бы в осаду нас взять, вместе с монастырем, этак месячишки на три, чтобы последние сапоги варили да ели, но увы — нет у степняков ни людей на полную блокаду большой области, ни времени: гонцы во все нужные места давно убыли, и кто-то даже успел добраться. Денек ближайшим контингентам на сборы, еще один — на путь. В районе трех-четырех дней нам своими силами держаться придется, включая сюда и день сегодняшний. Как ни крути, а свет в конце тоннеля и правда виден: не кончатся степняки, так русичи на подмогу нагрянут.
В минуты тяжелых испытаний человеку очень важно знать, сколько именно придется им подвергаться, поэтому мы ни от кого и не подумали скрывать как количество степных трупов, так и «подлетное время» дружественных сил. Две тысячи триста врагов или три дня, считая этот — совсем ничего продержаться-то осталось, а «держимся» мы в высшей степени достойно. К тому же в спокойные минутки не подвергшиеся «мобилизации» дамы разносят защитникам пироги с напитками. Нехорошо биться на полный желудок и с полными кишками, это сильно осложняет лечение ран брюшной полости. Увы, не наш случай — в этом времени перитонит вылечить невозможно, остается только молиться да надеяться на иммунитет раненого. Так что пусть защитники будут сытыми и сильными — в нашем случае это гораздо лучше, и я с удовольствием ловлю обрывки разговоров типа: «татарва-то в поле сидит, жрать почти нечего, а мы — в крепости пирогами да кваском балуемся».
Прибавлял «морали» защитникам и монастырский колокол. Размеренно бьет, торжественно-тревожно, а под ним, в храме, братия Господа молит помочь Православным людям напасть поубивать нафиг. На материальном плане бытия в моих глазах не больно-то отражается, вижу я лишь стандартный, актуальный нынешней материально-технической базе итог «мясных штурмов» полного качественно экипированных защитников укрепления. Но это только я — даже Данила, который в жизни крепости и брал, и оборонял, такие прекрасные вражеские потери списывает не иначе как на помощь Господа.
Третьего штурма ждать пришлось долго, и даже «мотивационные ядра», размеренно, раз в пять минут, чтобы пушечку не перегружать, влетали в скопище степняков, неизменно собирая свою кровавую жатву, не помогли Девлет Гирею отправить своих подданных на штурм.
— Темноты ждут, — сделал вывод опытный Данила к исходу второго часа ожидания. — Отдыхаем прямо на стенах, братья.
Приказ люди встретили с энтузиазмом, с грохотом брони осев прямо так, где были и прикрыв глаза — сильно перенервничали, и даже те. Кто всю ночь благополучно проспал, проваливались в восстанавливающую дрёму. Покемарил пару часиков и я, а потом меня разбудили и порадовали новостью о том, что убедившаяся в нежелании татарва приближаться к монастырю братия отправила нам на помощь еще две пушки с расчетами, пару телег «огневого припаса» для артиллерии, пяток «боевых монахов», а еще отпустила к нам «добровольцев» — два десятка трудников, которым мирскими делами заниматься не запрещено. Дошло до мужиков мое обещание всем ополченцам после победы по пять рублей полновесных выплатить, вот и пришли. И больше бы пришло людей, и пораньше бы они пришли, но игумен «мобилизационный потенциал» свой снижает очень аккуратно, вот и не пускал ранее трудников.
