Читать книгу 📗 "Барин-Шабарин 6 (СИ) - Старый Денис"
Шесть или даже семь тысяч вражеских кавалеристов — это та сила, которую концентрируют для быстрой и лихой атаки. Столько кавалерии не держат для обороны, это просто в крайней степени неэффективно и затратно. Потому атаковать Силистрию турки точно собирались. Может не саму крепость, но рядом с ней, наверняка.
Действительно, можно предположить, что турецкое командование, может быть и с подсказки англичан или французов, решило наскоком подойти к уже русской крепости. Иначе зачем здесь, при обороне дороги на Константинополь, так много кавалерии? Тут пехоте вгрызаться нужно, да артиллерии.
Звучит красиво — Константинопольская дорога! Жаль, что сразу за ней начинаются горные перевалы, а потом ещё и не менее двух линий турецкой обороны. В том числе и англо-французский экспедиционный корпус. Но то, что мы двигаемся в правильном направлении, не может не радовать.
— Бах-бах-бах! — отрабатывали бомбами наши артиллеристы, направляя смертоносные подарки в сторону разгоняющейся вражеской кавалерии.
Немало бомб имело недолёты, пока ещё достаточно далеко были турецкие всадники. Но даже то, что по фронту атаки неприятеля образовывались воронки, уже в плюс. Немало коней поломает ноги на этих ямах.
Генерал-лейтенант Сельван взял зрительную трубу, развернулся в сторону нашего лагеря и стал пристально наблюдать за тем, как изготавливаются для атаки все имеющиеся у него кавалерийские полки.
Это была сборная солянка из казаков, уланов, были даже два эскадрона кирасир и полутысячный отряд калмыков. Отрабатывать такой пёстрой конной командой можно только лишь в одном случае, когда есть необходимость гнать врага.
Я тоже отдал приказ на то, чтобы все мои силы, не задействованные в бою, изготавливались на выход. Три тысячи моей куницы — это достойнейший ответ даже той кавалерийской лавине, которая уже приблизилась метров на пятьсот к нашим позициям на левом фланге. Так что предполагаю, что и по правому и по левому нашим флангам уже скоро придется туркам наблюдать русские кавалерийские атаки.
— Бах-бах-бах! — полетела дальняя картечь в надвигающуюся конницу врага.
Вот и началась потеха! Первые ряды, уже перешедших в галоп турок, скосило, будто опытный крестьянин только что отработал остро наточенной косой по мягкой траве. Задние ряды противника несколько замешкались.
Нет, они не собирались пока ещё удирать, у них были шансы, как они считали, прорвать почти что незащищённых русских артиллеристов. Заминки случались из-за того, что передние ряды образовывали завалы людей и животных, создавая трудности продолжать атаку туркам, идущим позади.
— Бах-бах! — сквозь какофонию криков, ржание коней, разрывов бомб и свиста картечи, я расслышал и одинокие выстрелы из винтовок.
Начали работать мои снайперы. Теперь они должны будут выбивать турецких командиров, высматривать тех всадников, которые, если попасть в их коней, создадут препятствия для других конных. Будут работать над тем, чтобы максимально замедлить кавалерийскую атаку противника.
Конная атака, если она не на скоростях, сильно теряет в своей мощи.
— Бах-бах-бах! — последовала ближняя картечь русских артиллеристов, а им в помощь отправились остальные шарики, выпущенные с моих «тачанок».
— Весьма занятно! С этаким оружием можно биться, — прокомментировал работу моей мобильной артиллерии генерал-лейтенант Сельван. — Вы, когда доберётесь до Константинополя, Алексей Петрович, так уж сделайте милость, подождите меня денёк-другой, не захватывайте в одиночку этот город!
Я усмехнулся. Исполняющий обязанности командующего изволили пошутить. Уже немножечко зная Дмитрия Дмитриевича, я понимал, что в его голове, как впрочем, и у меня, сложилась полная безоговорочная победа русского оружия. Иначе он стоял бы хмурым и сосредоточенным.
И нужно было, наверное, применить правило, когда не стоит быть уверенным в победе, пока ещё враг идёт в атаку. Но, судя по всему, это не тот случай. Я не вижу, как туркам можно изменить существующее положение дел. Артиллерию их мы почти полностью в контрбатарейной борьбе уничтожили, уже часто взрываются бомбы в боевых порядках турок, которых турецкое командование не решается пускать в бой, пока не будет ясен результат их лихой кавалерийской атаки.
Не упрекну турецких воинов в трусости. Даже не стал бы кричать о том, что они намного хуже подготовлены, чем русские солдаты, может, только в артиллерии османы в данном сражении изрядно от нас отстают. Но случаются такие моменты в истории, и они не редкие, когда даже неплохо вооружённая и выученная армия, когда противник показывает новую тактику ведения сражения, теряется, начинает паниковать и проигрывать бой.
Так что сейчас турки проигрывали. И командиры уже должны были биться в агонии, судорожно ища решение.
— Бах-бах-бах! — очередной залп всех пушек левого фланга, а также и моей мобильной артиллерии был всесокрушающим.
— Мясо! — не сдержался я и прокомментировал наблюдаемую мной картину.
Вражеские кавалеристы будто бы ударились о стену, поголовно сражённые русской картечью и шрапнелью. Я не заметил ни одного всадника, который продолжал бы своё движение с той линии, на которую и обрушился шквал из стальных шаров.
В это время не переставали бить по туркам и меткие стрелки, и все те, кто имел в своём арсенале винтовку и скорозарядную пулю. И это было избиением. Пусть мы не успели построить добротные оборонительные укрепления, но вырыть небольшой ров вокруг своих позиций, как и натыкать рогаток, не забыли. И даже до этих укреплений турки не добрались. Их атака захлебнулась, оставшиеся в живых пытались развернуть своих коней, но в толчее не у всех это получалось.
— Да что же медлят! — отдав приказ атаковать вражескую кавалерию, Сельван негодовал, что это не было сделано в сию же секунду.
Но для атаки нужно ещё изготовиться, нужно пройти через три узких дефиле, которые были оставлены для русских резервов, потом ещё выстроиться по фронту, и только тогда атаковать врага.
И все эти движения уже производились, уже вытекали из-за холмов, из-за передовых позиций конные русские отряды, которые выстраивались и ждали своих товарищей. А в это время не переставала бить артиллерия, перемалывая в кровавый фарш всех тех турок, которые рискнули, но проиграли.
— Ваше превосходительство, я отправляюсь на правый фланг и забираю всех своих… — сказал я, намереваясь уже уходить в свой прорыв.
— С Богом, Алексей Петрович, я верю в вас. И позвольте мне иметь честь считать вас своим близким другом! — сказал Дмитрий Дмитриевич и обнял меня. — Эх, жаль, что вы женаты… Вот такого зятя я хотел бы себе!
Усмехнувшись, на такой доброй человеческой ноте, я пошёл заниматься тем, что человеку не должно быть свойственно, но без чего истории человечества никогда бы не было, а вид человеческий был бы уничтожен. Это парадоксально, но то, насколько лихо люди научились убивать себе подобных, позволяет им выживать в суровых условиях природы, и в итоге стать венцом мироздания. Вот и я отправляюсь уничтожать себе подобных.
У меня не было особого предубеждения к туркам, так, может быть, некоторая нелюбовь, во многом связанная с тем, что они мои противники, и нам по положению необходимо нелюбить друг друга. Тут я бы даже предпочел пристрелить рыжую наглавскую морду.
Было турок несколько даже жаль. Они теряли свою империю, они, имея великое прошлое, держа некоторое время в страхе всю Европу, сейчас — больной человек. Ведь я знаю, что такое чувствовать горечь, когда твоя империя, твоё Отечество уходит в небытие.
Что-то такое думали люди в начале 90-х годов, когда осознали, какой ужас произошёл, и что никакого светлого демократического будущего не существует, но есть лишь светлое прошлое, не безоблачное, проблемное, но, между тем, великое.
Так, наверняка, и у турок. Но нет, это нисколько не значит, что я не буду их убивать, или даже жалеть. Жалость в имперской политике — последнее дело. На пути к величию Россия уже перемолола немало держав, способных, если только не моё Отечество, стать империями. Орда, Литва, Польша, Швеция… Не пора ли этот список пополнить ещё и Османской империей?
