Читать книгу 📗 "Степан Разин. 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич"

Я никуда не спешил. После снегопада первопуток пропивать проблематично, тем более для моих широких саней, вот я и подождал, пока вперёд уедут почти все. В рыхлом снеге колею держать получалось не у всех, и тракт разбивали как раз на ширину моих саней. Тем более, что письмо Алексея Михайловича меня несколько встревожило. Он писал, что мои предупреждения о приближении крестьянского бунта царь воспринял максимально серьёзно и теперь собирает войско для его подавления. А меня просил приехать в Москву срочно, ибо есть ещё дела «посерьёзнее».

— Хрена себе, — подумал я, прочитав. — Что может быть серьёзнее народного восстания? Да-да-да… Не видел, Алексей Михайлович, «хорошего» народного бунта бессмысленного и беспощадного. Что там «медный», да «соляной» бунты, спровоцированные знатью, по сравнению с восстанием Разина или, не дай Бог, Пугачёва? Детские новогодние утренники!

Не спешил я ещё и потому, что на каждой станции стояло небольшое казачье подразделение и мне не нужно было опасаться, что я останусь без лошадей. У меня были свои лошади.

Поэтому, я и мои гости-купцы, ехали не торопясь, с толком и расстановкой ужинали и ночевали в удобных жилищах после обязательной баньки и купелей в виде больших бочек. Я баню любил, хотя знал, что часто мыться вредно для здоровья.

По дороге в Москву мы дважды попали в метель, а один раз в туман, но благодаря наличию у возниц компасов, карт и умению ими пользоваться, с пути мы не сбились и доехали до Москвы благополучно.

К сыну меня не допустили и я зря бился, как птица о двери и алебарды стражников, демонстрируя своё обострённое чувство отцовства. Алексей Михайлович меня мягко сдерживал, и снисходительно улыбаясь утешал:

— Ничего, ничего. Меня тоже к Димитрию не пускали. К Алёшеньке я уже с силой пробился. Бабы… Кто их разум разберёт. Даже щели все затыкают, а в спаленке дышать нечем от копоти. Дуры! Так не переубедишь!

— Как там Алёшенька, не болеет? — спросил я, вспомнив вдруг, что Алексей должен вот-вот умереть. Хреново не знать точную дату смерти. Уж лучше вообще не знать. А то чувствуешь себя каким-то гробовщиком, честное слово, спрашивая и ожидая.

— Хорошо, не болеет. А у меня, верно, от отца передалось. Ноги крутит так, что на стену лезть хочется.

— Не усваивается у тебя витамин «Ц», — подумал я. — И с этим ничего поделать нельзя

У всех Романовых в той или иной мере проявлялась эта болезнь, хотя царь Алексей сам выращивал овощи и ел их с удовольствием. Царь не злоупотреблял перееданием, соблюдал посты, но уже сейчас он выглядел упитанным. Значит имеются проблемы с усвоением пищи и витаминов. И кислую квашеную капусту государь любил. Не понятно… Короче… Но я «не парился», примерно зная расклад. Опять же не точно зная время его смерти. Кхе-кхе… Где-то сразу за Алёшкой… Или перед? Тьфу, млять! Склеротик!

— Пошли, выпьем, да закусим, — предложил я. — Пока пост не наступил — можно.

— Ну, пить, я же не пью крепкое. Или забыл?

— Не забыл. Я вина привёз доброго.

— Твоего вина я выпью, — с улыбкой произнёс государь.

Если говорить о болезнях Алексея Михайловича, то, вероятно он страдал повышенным давлением, об этом говорит его внезапная вспыльчивость и постоянно «румяное» лицо. Уже в этом возрасте ему часто делали кровопускания. Я посоветовал ему завести кота царь и часто не спускал его с рук и гладил. Мне помнилось, что эти животные «спасают» своих хозяев от повышения артериального давления. На себе когда-то проверял.

И с первой женой царю повезло. Она терпеть не могла алкоголь. Как и Алексей, кстати, терпеть не мог тех, от которых «пахло».

А вот со второй женой не повезло, так как Наталья Нарышкина позволяла себе употребление вина при каждой трапезе, а кушала она часто. Оттого, говорят «специалисты», и Пётр Первый имел соответствующие пристрастия.

[1] Слово «щирый» с украинского языка на русский можно перевести как «искренний», «истинный».

Глава 22

— Знаешь, о чём я хотел поговорить с тобой, Стёпушка? — спросил Алексей так ласково, что я тут же вспотел, хотя от пития вина в бане мы отказались.

Мы сидели в зимнем саду, пристроенному к дворцу стеклянному помещению, типа «оранжерея», где среди пальм было отведено место для обеденных поседелок. В земле и вокруг по периметру был проложен обогревающий водопровод и пальмам в саду было очень комфортно. Как, впрочем, людям и обитающим там певчим птицам.

Я, только что слушавший жизнеутверждающее щебетание птах, вдруг потерял весь интерес к прекрасному.

— До тебя доходили подмётные письма о внуке Василия Шуйского? — спросил государь.

— Сами письма не доходили, а слухи доходили. Я сообщал тебе, государь. Воевода Симбирска рассказывал крайний раз вот теперича.

— Во-о-о-т, — поднял вверх указательный палец государь. — Раньше их почти не было, а тут… Одно за другим и в разных городках, даже совсем малых. И писано так грамотно, как ты меня писать учил.

Я вспотел ещё больше. Как ни пытался, а к косноязычию я себя так и не приучил.

— Ну, кхе-кхе, не так, конечно, правильно, как ты, но очень похоже. Не ты ли это пишешь?

Тут я совсем обомлел.

— Надо же как просто! Бац! И ты на плахе у палача. Или на дыбе… Сначала на дыбе, потом четвертуют, и всё. Исторический парадокс с тем же самым концом.

— Конечно я, государь. Кому же как не мне этим есть время заниматься. Главное что если ещё знать, где этот внук и кто он? Ты не знаешь?

Государь, открыв рот, покрутил головой.

— Вот и я не знаю.

— Ты шутишь? — спросил государь.

— А ты? — спросил я.

— Я шучу, — сказал государь.

— И я шучу, — сказал я. — Но твои шутки очень плохо пахнут. Впору портки менять.

— В смысле? — не понял моего чёрного юмора царь.

— Проехали, — не стал я уточнять.

Тут до царя, вроде, шутка дошла и он улыбнулся.

— Ищут? — спросил я.

— Ищут, — ответил царь. — В Симбирске розыск провели всех тех, кто уехал перед этим письмом. Всех пытали. Остался только ты. Там не много людишек проезжало.

— Будешь пытать? — спросил я.

— А надо? — улыбнулся царь.

— Мне — точно не надо, — дёрнул плечами я, — а вот тебе — не знаю.

Алексей посмотрел на меня испытующе, пососал уголок рта, цыкнул им и сказал:

— Знаешь, если бы это был ты, мне бы было бы легче.

— Если бы я был кем? — спросил я, мысленно офигевая.

— Ну… Этим… Внуком Василия Шуйского. Наследником моего престола.

— Ага… Я уже одним наследником престола был, — пробормотал я, стараясь спрятать глаза. Мне отчего-то стало так стыдно, что я чувствовал, как у меня «горит» лицо, уши и даже тело. Давление крови у меня сейчас скакнуло, наверное, до двухсот единиц.

Я промолчал.

— Чего молчишь?

— А что тут говорить? Спросить хочется.

Царь скривился.

— Спроси.

— Почему, если бы я был внуком Шуйского, тебе было бы легче?

Алексей Михайлович посмотрел на меня, поставил на стол бокал прозрачного тонкого стекла со светлым креплёным вином, типа портвейн.

— Ну-у-у… Тебе ведь власть не нужна, как я понимаю. Тебе хочется и нравится заниматься торговлей, выращиванием картофеля и подсолнухов, ловить рыбу, охотиться… Правильно?

— Ну-у-у… Правильно, но не совсем. Мне нравится власть и нравиться править. Но только там, где от меня что-то зависит.

— Например, — на Ахтубе? — уточнил царь.

— Да! Например, — на Ахтубе. Там все делают то, что я сказал и так, как я считаю правильным. Даже церковники. А править там, где с тобой спорят, извиняюсь, до усрачки, а потом — «царь решил и бояре приговорили»… Это я про твой престол, если что…

— А почему, тогда письма появляются, — спросил царь, — если ты не хочешь моего престола?

— Значит, — это кому-то надо. Кому-то надо на меня тень навести, потому и под меня писано.

Всё шло совсем не по моему сценарию, и я прямо телом чувствовал, как срываюсь, соскальзывая в пропасть.