Читать книгу 📗 "Кубинец (СИ) - Вязовский Алексей"

— Схожу, пройдусь, — сказал я Сантьяго. — Замучился сидеть на месте. Прогуляюсь и вернусь, далеко уходить не буду.

Проводник, почесал бороду, пыхнул самокруткой, и вяло махнул рукой, мол, давай, не мешай послеобеденному отдыху. О конспирации с прочей секретностью и не думал, наверное.

До синагоги идти километра полтора. Двадцать минут неспешным прогулочным шагом. А куда мне спешить? До утра я совершенно свободен. Может, и дольше.

Дом собраний был открыт. Дверь нараспашку, за ней старенькая москитная сетка, заштопанная в нескольких местах. Возле двери, чтобы уж точно не ошибся никто, висела табличка «Sociedad Hebrea».

Я на секунду замешкался — как-то кипу я взять не догадался. Но потом решил, что грех небольшой, если голову я прикрою панамой. Так что отодвинул сетку и шагнул внутрь.

— Ола, — поприветствовал меня бородатый сефард лет пятидесяти с грустными глазами. — Чем могу помочь?

— Ола. Вы же раввин?

— Да. Раввин Марио Коэн.

Ого, одна из самых «козырных» фамилий. Кстати, значит именно «священник». Не то что Хайт какой-нибудь. Или Шустер. Портной с сапожником.

— Видите ли, у меня просьба… Немного необычная.

— Слушаю, — кивнул раввин. Никаких эмоций, стоит и слушает, будто нееврейские пацаны тут каждый день ходят со странными разговорами.

— У меня был знакомый. Еврей. Ашкеназ, — зачем-то уточнил я, и раввин кивнул, принимая эту информацию. — Его звали Иосиф. Хозе. И он умер.

— Очень печально, — вставил еврей и замолчал, понуждая меня заканчивать свой рассказ.

— Он приснился мне недавно и во сне сказал следующее: «Перед смертью я начал читать „Шма, Исраэль“ и не произнес молитву до конца. Остановился на словах „Укшартам леот аль ядеха“, когда смерть забрала меня». Извините, если я неправильно произнес, не знаю иврит.

— Вот прямо произнес эти слова? — удивленно спросил раввин.

— Да, надеюсь я правильно их запомнил.

— Очень правильно, молодой человек! Извините, я не спросил ваше имя.

— Луис, сеньор Коэн. Так меня зовут. Так вот, во сне мой товарищ Иосиф попросил при случае пойти в синагогу и дочитать «Шма, Исраэль» за него до конца. Вот я и зашел к вам. Посоветоваться, как правильно исполнить волю умершего.

— Прошу вас пройти со мной, — очень серьезно сказал раввин.

Сомневаться священник не стал. Если он и подумал, что это какой-то розыгрыш, то виду не подал. Поначалу у него в глазах мелькнула растерянность, но всего лишь на мгновение.

Мы зашли в какую-то небольшую комнату, и Коэн пригласил меня присесть. А сам достал толстую книгу на иврите, полистал ее, нашел нужное место, и сказал:

— Я буду читать молитву с самого начала. Это принято. Когда дойду до тех слов, вы будете повторять за мной. Сможете?

— Только не очень быстро, я ведь язык не знаю.

— Хорошо, Луис. Начнем.

Читал он красиво, с выражением. Не бубнил, не завывал, и не тряс головой. Чуть запрокинув голову, прикрыв глаза, он будто забыл обо всём. Впрочем, когда он остановился, я понял, что теперь наступила моя очередь. Повторять незнакомые слова было не очень удобно, временами я запинался и ошибался, и тогда раввин терпеливо повторял.

Молитва оказалась неожиданно длинной, а Йося умер почти в самом начале, так что к концу у меня немного закружилась голова от обилия непонятных слов.

— Спасибо, Луис, что выполнили просьбу своего товарища, сказал Коэн, закрывая книгу. — Вы говорите, он был ашкеназ? Если хотите, я прочитаю «Эль Мале Рахамим». Это поминальная молитва. Так мы почтим его память.

Я кивнул. Эта молитва короткая, слышал ее. От меня не убудет. Надеюсь, что Йосе стало легче на том свете.

На следующий день мы выехали из Манзанильо. Долго тряслись по совсем ужасным дорогам, которые скорее были направлениями. Вечер встретили в маленькой деревушке, в доме на окраине. Там жила пышнотелая сеньора Розалия. Первым делом она сообщила, что ее сын ушел с Эль Команданте в горы еще в прошлом году. И дальше не теряла возможности говорить как на политинформации. Зато кормила нас так, словно мы всю жизнь голодали, а теперь ее задача — вернуть нам божеский вид. Каждый раз, когда я пытался отказаться от очередной порции фасоли или свинины, Розалия с сияющим лицом, на котором блестели от пота капельки, а вокруг рта чернели усики, приговаривала: «Ешь, мой дорогой, ешь! Тебе нужны силы! Наши парни должны быть сильными, чтобы сражаться за Кубу!»

Яго, сидя за столом, с довольным видом кивал, подхватывая её слова: «Вот так, сеньора! Вы — истинная патриотка!» и прочее в этом духе. Я же, честно говоря, устал от этой бесконечной революционной риторики, но ничего не поделаешь. Зато кормят, и этот факт покрывает всё остальное. Пусть мелют языком сколько угодно, я привычный. И организму это идет на пользу: вроде мышцы появились, даже на животе какой-то намек на кубики есть. Пока это вижу только я, но путь выбрал правильный. Тренировки и сытная еда. Вот два простых рецепта.

Пока сеньора колдовала у очага, я не сидел без дела. Помогал ей по хозяйству — таскал воду, рубил дрова, ощипывал и обжигал кур. Всё это было привычно. К тому же так время идет быстрее, чем когда бездельничаешь.

Утром третьего дня мы снова загрузились в наш «Форд». Мигель, несмотря на распухший большой палец на правой ступне, который он отбил накануне, бодрился, но я видел, как он морщится при каждом шаге. Ступня отекла, палец посинел и разбух.

— Ничего, скоро доберёмся, — подбадривал его Сантьяго. — Осталось совсем немного.

Дорога, по которой мы ехали, была уже совсем тропой. Иногда она сужалась до едва заметной колеи, заросшей высокой травой и кустарником. Стволы деревьев, раскидистые и мощные, смыкались над нами, создавая полумрак, который усиливался от низко висящих туч. Солнца не было видно, и воздух был влажным, тяжёлым, насыщенным запахом прелой листвы и земли. Некоторые участки были такими заросшими, что я с трудом различал, где заканчивается дорога и начинается лес. В одном месте нам пришлось пробираться через заросли колючих кустов, ветки которых скрежетали по кузову грузовика.

Я невольно подумал, что случись что, и мне бы никогда не найти обратный путь. Эти дороги были похожи на лабиринт, созданный самой природой, где каждый поворот, каждый холм казался одинаковым, и ориентироваться можно было только по каким-то еле заметным приметам, известным лишь тем, кто по ним передвигался не один раз. К тому же в открытом кузове мы с Мигелем больше были заняты попытками укрыться от хлеставших веток. Зато Сантьяго не умолкал ни на минуту, отпуская шуточки и рассказывая анекдоты.

На одном из привалов, когда мы остановились возле небольшой речки, чтобы набрать воды и немного передохнуть, между Педро и Сантьяго вспыхнула ссора. Она, очевидно, назревала уже давно, то затухая, то вспыхивая новыми искрами.

— Ты слишком много болтаешь, Яго, — начал Педро, его голос был глухим, низким, словно рычание дикого зверя. — Твои шуточки уже надоели. Глупые анекдоты достали. Ты можешь просто заткнуться и показывать дорогу?

— Ты слишком мрачный, Педро, расслабься, — парировал Сантьяго, с его обычным бесшабашным видом. — Надо радоваться жизни, а не ходить с таким лицом, будто у тебя все родные только что умерли.

— Радоваться? — Педро усмехнулся, и его усмешка была горькой. — Когда наши братья гибнут, когда народ страдает, ты предлагаешь мне радоваться?

— Мы победим! — Сантьяго хлопнул по плечу Мигеля, который сидел рядом, наблюдая за спором с ничего не выражающим лицом. — Разве нет, Мигель? Наш Команданте нас не оставит!

— Я устал от твоей болтовни, — прошипел Педро, и его кулаки сжались. — Ты думаешь, это игра? Ты думаешь, мы здесь ради смеха?

— Я думаю, ты слишком серьёзен, Педро, — ответил Сантьяго, и в его голосе прозвучала нотка вызова. — От этого люди быстрее стареют.

В одно мгновение их спор перерос в драку. Педро, быстрый, несмотря на свой вес, бросился на Сантьяго, пытаясь ударить его в лицо. Тот увернулся, отскочил, и они начали кружить, обмениваясь ударами и ругательствами. Их голоса, до этого приглушенные, теперь звучали громко, разрывая тишину леса. Мигель, хромая на больную ногу, попытался их разнять, но его оттолкнули в сторону.