Читать книгу 📗 "В огне (СИ) - Старый Денис"
Да, отступали все французы. И почему, мне не понять. После того, как маршал Ланн повел в бой еще одну конную бригаду, на нашем левом фланге для нас складывалась печальная ситуация. Но, нет, французские конные бегут и их преследуют остатки калмыков и все мои остальные воины, которые только остались в седле. И пусть на нашем правом фланге происходит геноцид французских солдат и офицеров, но у врага еще немало сил.
— Победа? Почему? — удивился я, когда увидел, что и лагерь французов начал собираться и отступать.
* * *
Я смеялся. На фоне больших потерь, почти в тысячу человек, из которых больше половину ранеными и была надежда на спасение людей, я все равно смеялся.
— Вы представляете, в какое бешенство впадет Наполеон? — говорил я, заражая своим смехом и других. — Это уже третий его маршал, что погиб за последний месяц! Не считая генералов. Да как! Стрелой пристрелянный. Это калмыки и горцы древние люди? Сколько насчитали убитых французов из стрел?
— Больше ста, ваше высокопревосходительство, — отвечал Контаков, выглядящий так, что краше в гроб кладут.
Переживает, что истерил рядом со мной. Ну и правильно делает. Дружба дружбой, но еще раз такие лишние на поле боя эмоции и отправлю его куда-нибудь подальше от себя.
— Срочно вычислить того, кто пустил стрелу в маршала! Награду в сто тысяч рублей я не отменял! — приказал я.
Маршал Ланн, как стало понятно уже после двадцати минут с начала боя, повел гусар в лихую атаку. Это не была глупость со стороны маршала, чтобы отправить конную бригаду на убой. Она могла и должна была переломить бой в пользу французов. По крайней мере, так выглядело на поверхности. Но отправить в бой кавалерию не значит, что нужно было отправиться и саму туда.
— Вот вам пример, когда командир повел в лихую атаку воинов и проиграл битву, имея численное трехкратное преимущество, — я назидательно поднял указательный палец к верху. — Он пошел в атаку, повел за собой, оставив корпус без командования. Французы побитыми собаками отступают.
— Что делать дальше будем? — спросил войсковой старшина Черкушкин, получивший ранение в левую руку, но не растерявший свой боевой порыв.
— Отступать к Смоленску. Все, мы оттянули на себя большие силы, потрепали их, оставляем только диверсантов, но много. И пусть земля горит под ногами наших врагов! — провозгласил я.
* * *
Белоруссия. Западнее города Горки
18 сентября 1800 года (интерлюдия).
Бута смотрел на целую телегу, полностью забитую золотом, потом его взгляд направился на еще три телеги, где были собраны многие трофеи, что достались воину после дележа. Он получил свою плату за смерть в бою от стрелы калмыка маршала Ланна.
— Жену себе куплю… — радостно сказал Бута. — Сестер жены куплю… Маму жены куплю… Весь род жены куплю!
Глава 18
Глава 18
Смоленск
12 октября 1800 года (интенлюдия)
— Я не буду желать вам здоровья. Ни один француз не заслуживает пожелания здоровья от русского императора. Но вы всё равно здесь, хотя должны были умереть ещё в дороге, — говорил государь Император Российской империи Павел Петрович. — Я пока дарю вам жизнь, чтобы вы стали свидетелем разгрома узурпатора Франции.
Человек, стоящий напротив русского государя, сделал вид, что он о многом сожалеет, а также старался всеми силами показать, насколько уважает и чтит русского царя. Однако Шарлю Талейрану это не удавалось сделать. Император Российской империи не такой, как был даже два года тому назад. Павел Петрович будто повзрослел, до того бывший мальчишкой более четырех десятков лет от роду. Уже не столь смешен казался его нос, не возникало никакого желания смеяться из-за невысокого роста и некоторой нелепости. Император был величественным, а такая характеристика иногда работала намного сильнее, чем внешность.
— И все же… Ваше Величество, я знаю, вся Европа знает вас, как последнего настоящего рыцаря, защитника угнетенных. И могу ли я выказать вам жалобу? — спросил Талейран.
— Любопытно, на кого же вы собираетесь жаловаться? На судьбу ли, или, может быть, на дерзкого корсиканца? — усмехнулся русский государь.
— Меня, посла Франции, министра, ударили плётками, словно провинившегося мужика, — сказал француз.
Император Павел недоумённо посмотрел на своего собеседника, а потом заливисто, искренне и громко засмеялся.
— Вы что, действительно считаете, что я стану наказывать тех казаков, которые вас изловили? Я награжу их и возведу в дворянское сословие! — отсмеявшись, с металлом в голосе произнёс император.
Талейран было дело открыл рот, чтобы что-то сказать, но понял, что он уже проигрывал в разговоре. Расчёт на то, что Павел Петрович всё ещё остаётся тем самым рыцарем, о котором французский министр много слышал ранее и с которым имел возможность общаться, не оправдывался. Шарль Талейран, как только покинул императора Наполеона, ещё более отчётливо понял, что вся его миссия — договориться с русскими — это провал, как бы и что бы он ни делал и ни говорил.
И теперь он для русского императора не более, чем диковинная обезьяна. Интересно понаблюдать, да и только.
— Я прочитал послание корсиканца. Признаться, я ждал от него более взвешенных поступков. Меня устроит лишь тот договор с узурпатором, при котором он оставляет власть, самоустраняется на какой-нибудь далёкий остров, скажем, в Атлантическом океане, при этом Франция возвращается в границы 1789 года. Ну и французский народ принимает своего короля, который нынче находится в моей свите. Да вы и сами должны были видеть. И никаких более иных условий вы от меня не получите. Когда же сказанное мной воплотится в жизнь, Франция будет выплачивать России ежегодную контрибуцию. — улыбаясь, говорил император.
— Простите, что?.. — с недоумением спросил Талейран, уже полностью растерявший свой былой лоск, хитрость и изворотливость.
— Вы негодный министр. В Комитете Министров Российской империи канцлера Сперанского вам не нашлось бы места. И я даже повторю… Воля моя в том, чтобы Франция платила ежегодную выплату России в размере не менее полутора миллиона рублей серебром в год. И так на протяжении двадцати лет, пока не будут покрыты все убытки, кои принесла ваша армия на мои земли, — куражился государь.
Может быть, если бы встреча министра иностранных дел Франции и русского императора состоялась чуть раньше, пока ещё Павел Петрович не прибыл в Смоленск и не осмотрел, насколько подготовлен город к обороне…
Тогда Павел мог задумался о каком-либо мире с Францией. Но, безусловно, на русских условиях, пусть и значительно мягче, чем сейчас озвучил только что император. Однако, Павел Петрович, неплохо разбирающийся в системе полевых и крепостных фортификаций, видел, что Смоленск неприступен. И даже пусть у Наполеона, по приблизительным подсчётам, втрое больше войск, русская твердыня должна устоять. Ну, а потом, согласно плану Сперанского–де Толли, Россия перейдёт в наступление.
— Завтра на рассвете ваш корсиканец начнёт генеральный штурм Смоленска. Об этом докладывают и те французские перебежчики, которые не хотят сражаться за узурпатора. Не желаете ли остаться со мной и наблюдать, как будет унижена Франция? — спрашивал император.
Сведения о том, что Наполеон Бонапарт собирается штурмовать Смоленск, приходили из разных источников. Для императора Павла было даже лестным то, что его телохранители смогли поучаствовать в деле добычи информации. Ночью им пробраться в один из французских лагерей и выкрасть оттуда целого французского полковника. Так что русские знали точное время и даже то, какие полки и дивизии французы будут посылать на первом этапе грандиозного сражения за Смоленск.
Как же Павла отговаривали оставаться в Смоленске! Как же его уговаривали ранее не ехать в Смоленск вовсе! Однако Император не удержался. И оказался прав. Войска встретили своего государя неистовым ликованием. Боевой дух, который всеми силами старались поднимать воззваниями к солдатам и офицерам, имел результаты, но не сравнимые с тем, что случилось по приезду императора.
