Читать книгу 📗 "Ревизор: возвращение в СССР 41 (СИ) - Винтеркей Серж"

Ну и ты сам посуди, что произойдёт, если за ними Комитет государственной безопасности придёт за всеми тремя? Это же ты влипнешь в первую очередь. Ты, как председатель, будешь потом на допросах рассказывать, почему органы не предупредил о таком сомнительном соседстве.

Председатель улыбнулся и несогласно покачал головой, что немедленно возмутило его собеседника.

– Да ну чё ты, в самом деле! Сперва эти участки отдал какому-то парню с улицы, а теперь делаешь вид, что тебе всё равно, когда все по статье можем загреметь из-за такого соседства. Или, по крайней мере, нервы-то точно попортят допросами. А придёт тебе на работу повестка о том, что тебя в КГБ на допрос вызывают, что потом будешь делать? Сколько лет будешь объяснять, что это не тебя сажать планировали?

– Да успокойся ты сам, – снисходительно сказал Мокрецкий. – Парень этот, как ты сказал, с улицы, на самом деле не с улицы, а если и с неё, то улица это такая, куда тебя гулять и не пустят…

– И на что именно такое ты намекаешь? Что он какой-то важный, что ли? Да полноте тебе. Как в таком возрасте можно быть важным? А, папаша у него кто-то серьёзный, наверное? – принялся допытываться Евгений.

– Этого сказать не могу. У меня только рабочее место в документах есть. Этот паренёк в Кремле работает. Понятно? Только ты не вздумай никому разбалтывать об этом. Так что, скорее всего, они там вовсе не против советской власти будут что-то обсуждать. Думаю, он просто знакомых иностранных коммунистов из других стран социалистического лагеря, которые Кремль посетили с какими-то делами, привёз показать нашу природу да мясцом на природе угостить. Этикет и все дела. Так что никаких проблем ни у кого по этому поводу точно не будет. Угомонись уже.

– Ну, если Кремль, то ладно, – утратив весь свой боевой пыл, сказал сосед Павла Ивлева.

***

Московская область, колхоз «Новая заря»

Луиза лежала на кровати и пыталась унять дрожь. Температура снова подскочила, ее очень сильно знобило. Еще никогда она не чувствовала себя так плохо. Отвар малиновых листьев, которым ее третий день отпаивали, температуру почти не сбивал.

– Угораздило же тебя! – покачала головой однокурсница Даша, меняя ей влажное полотенце на лбу. – Не стоило ехать сюда. Зачем только вызвалась?

Луиза ничего не ответила. Она сама с первого дня сильно жалела о том, что проявила инициативу и решила ехать на картошку вместе со всеми. Глупая была идея!

Луиза оказалась совершенно не готова к тому, с чем столкнулась. О колхозах и сельской жизни она имела весьма смутное представление. Единственная ферма, на которой ей раньше доводилось бывать, это коневодческое хозяйство недалеко от Берлина, куда она несколько раз ездила кататься верхом. Хозяйство там было довольно большое. Кроме конюшен и прочих сооружений для лошадей там была и сельхозтехника, и несколько полей, на которых выращивали овес и траву на сено. Но все работники на той ферме были одеты в добротную чистую рабочую одежду, использовали в работе много современных механизмов, и в целом складывалось впечатление, что их работа была хоть и тяжелой физически, но при этом вполне себе комфортной в плане условий.

Приехав же со своей группой на картошку в местный колхоз, Луиза столкнулась с совершенно другой реальностью. Она знала, что они будут убирать свеклу, а не картошку, но вот условия ее поразили. Труд был по большей части ручной. Идущий по полю трактор выворачивал плугом корнеплоды, а они должны были собирать свеклу и складывать в мешки. Работа была очень грязной и тяжелой. Луиза в первый же день после пары часов работы уже с трудом переставляла ноги и не понимала, как она сможет дожить хотя бы до конца первого дня. Она поминутно останавливалась и поражалась своим сокурсницам, которые вполне себе резво и бодро собирали корнеплоды, умудряясь еще и песни распевать, и перешучиваться. И самое страшное, что деться было некуда. Их привезли на край поля, высадили, после чего автобус уехал. Забрали их только в обед, чтобы отвезти покушать в столовую, а после снова вернули на поле. Огромное, кажущееся бесконечным поле… Луиза стояла, глядя на уходящие вдаль борозды, вырытые трактором и не понимала, как она сможет продержаться целый месяц…

Когда вечером их привезли на ночевку в пионерский лагерь, в котором поселили, Луиза упала без сил на кровать, думая, что хуже этого колхоза и этой работы быть просто не может. Как же она ошибалась…

Ночью прошел сильный дождь. Наутро на поле начался форменный ад. Земля размокла. Ноги скользили и вязли, мешая ходить. Грязь стала липкой и влажной. Она налипала на резиновые сапоги, делая их совершенно неподъемными. Возиться в этой сырости было очень тяжело. Луиза уже спустя полчаса не могла нормально переставлять ноги. Сапоги вдобавок соскакивали с ног, увязая в мокрой земле. Луиза перемазалась и промочила ноги. К обеду она промокла и промерзла насквозь.

После обеда им разрешили на поле не возвращаться, пока земля не просохнет. Это, конечно, было везением, но согреться Луизе не удалось. Домики, в которых они жили, были летними, неотапливаемыми. А вода в душевых, расположенных в отдельном здании в центре лагеря, была теплой, а не горячей, к тому же напор был слабый. Так что прогреться не получилось. Кое-как помывшись и почистив вещи, Луиза без сил свалилась на кровать, укутавшись в куцее одеялко.

Наутро она поняла, что заболела. Ее начало знобить, заболело горло, потом поднялась температура. Ответственная за их группу преподаватель всполошилась. Луизу освободили от работы и вызвали местного фельдшера. Та приехала, осмотрела больную, сказала лежать и много пить. Сокурсницы нашли у какой-то из местных жительниц листья малины, заварили Луизе отвар и начали лечить, по очереди оставаясь, чтобы ухаживать за ней. Но состояние ее становилось все хуже. К температуре и боли в горле добавилась головная боль и сильный кашель. Когда на третий день снова приехала фельдшер, Луиза уже слабо понимала происходящее, находясь в каком-то полузабытьи. Осмотрев ее и послушав легкие, фельдшер обернулась к преподавателю:

– Надо ехать в управу, скорую вызывать, – сказала она. – В больницу ее надо везти, дышит плохо…

К вечеру Луиза была уже в больнице в Москве под капельницей, а утром врач сообщил, что у нее пневмония.

Глава 3

Москва, Лубянка

Генерал Комлин вошёл в кабинет к Вавилову.

– Николай Алексеевич, здравствуйте! Поручение выполнено, у меня всё уже готово, аналитики собраны и ждут вас.

– Здравствуйте, Артем Александрович! Аналитики внимательно изучили представленный доклад?

– Да, Николай Алексеевич, мы всё распечатали в пяти экземплярах. И я изучил, и они тоже, так что уже готовы представить вам некоторые выводы.

– Скажите им, что особое внимание нужно обратить на вопросы. Между нами говоря, не исключено, что они потом попадут к Назарову, и он эти вопросы наизнанку вывернет, лишь бы показать Андропову, что мы по преступной небрежности какие-то тайны государственные выдали, задавая эти вопросы. Такой уж он человек – ни одной возможности нам нагадить не упустит.

– Да, Николай Алексеевич, я обратил особое внимание на формулировку тех вопросов, что мы будем задавать Ивлеву.

– Ну хорошо, тогда пойдём переговорим с аналитиками.

Большой кабинет, который использовался для совещаний, был недалеко от кабинета самого Вавилова, так что в нём они оказались буквально через полминуты. Пятеро аналитиков, сидевших за столом, тут же встали, завидев двух генералов на пороге.

– Вольно, товарищи, – сказал Вавилов. – Нам сейчас нужно с вами без всяких формальностей максимально эффективно поработать. Обращаемся по имени-отчеству. Как вы уже знаете, в понедельник с этим докладом перед нашим председателем будет выступать внешний аналитик Павел Ивлев. И председатель велел нам как следует проработать этот доклад и задать все необходимые вопросы, чтобы получше разобраться в той методологии, которую использует этот молодой, но уже очень толковый аналитик для того, чтобы делать свои выводы, которые, надо признать, оказываются чрезвычайно эффективными. Задача всем понятна?