Читать книгу 📗 "Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич"
Все они закивали. Вернулись на лавки но напряжение выросло. Сидели, взглядами друг друга буравили. Особенно дворяне с боярскими детьми недовольно смотрели на Чершенских.
— Так! Общую идею еще раз изложил. Для всех. Повторю. Сражаться буду за то, чтобы земля вся царя верного выбрала. Церковь его благословила и он, силой своей и властью закончил Смуту и вытащил Россию от иноземцев и всякой нечисти разбойничьей. — Остановился, перевел дух. — Вопросы есть?
Вопросов не было. Пришло время перейти к основной части нашего совета. Потери и приобретения во всех смыслах двух этих слов. Еще одной важной частью был вопрос — а что с пленными татарами делать.
Все это предстояло решить здесь и сейчас.
— Раз вопросов нет, то по существу. Нижегородец Путята по итогу нашего совета я с тобой переговорю. — Глянул на него. — Втроем. Ты я и Григорий. Письмо составим, обдумаем и в Нижний с тобой и людьми твоими отправим.
Он кивнул.
— Тогда, свободен. А мы, собратья, обсудим положение дел.
Все собрались, приблизились к столу.
Глава 23
Прежде, чем начать осмотрел всех. Прикинул, кто со сказанным Путятой может оказаться не согласен и, может, нижегородцам, а также любым нашим с ними сближениям зла желать. Чувствовалось мне неладное в этом деле. Да, эти люди, кроме Чершенских, клятву мне давали сами, и все простые служилые люди тоже. Но, клятва воеводе одно, а его взаимоотношения с каким-то нижегородским торгашом — иное. За Смуту личных конфликтов накопилось ой как много.
Как бы беды не случилось. Смотреть нужно в оба.
Но, к делу. Вначале о потерях заговорили.
По итогам докладов выходило, что на всю нашу тысячу с небольшим бойцов убитыми было сорок три человека. Ранеными, чуть больше чем в два раза от этого числа, около сотни. Это считали тяжелых и средних, отправленных в лазарет и там сейчас пребывающих. Те, кто после боя мог ходить и работать, но получил какие-то травмы, были не в счет. Если бы я не уточнил и не переспросил, то про таких и не сказали бы. Ходишь, трудишься — значит здоров. Но мне нужна была точная информация. Их насчитывалось сотни две, а то и три. Кое-кто же до лазарета даже не дошел, сам перевязал порезы, и в тушении пожара участвовал после этого. Или ожоги легкие получив, в речке искупался и на бога понадеялся.
Основные потери пришлись на полковых казаков и людей братьев Чершенских. Судя по лицам говоривших, такой расклад воронежскому атаману не очень нравился. Но, говорить что-то против и оспаривать уже случившийся факт, выговаривая мне что-то и просить каких-то преференций он не решился. Да и раненый был, может силы тратить не захотел.
Но, чувствовал я в нем какой-то зреющий подвох.
Продолжили.
Раненые, по словам Ваньки и прочих атаманов, которые в нашем госпитале были, почти все на поправку идут. Человек пятнадцать в тяжелом состоянии. Серафим для них молитву предложил сотворить. Я одобрил, после военного совета — сразу.
— Давай и про мертвых подумаем, Серафим. — Добавил. — Захороним, отдадим воинские почести, крест поставим или может памятник какой. Ты человек в этом больше понимающий, на тебя надеюсь.
— Сделаем. — Поп поднялся, перекрестился, вернулся на лавку.
Остальным собравшимся предложение также понравилось. Была мысль вести их в Воронеж, семьям, у кого они были. Но раз увековечить воевода, в моем лице, предложил, то расценено это было, как дань уважения.
Дальше дело пошло о трофеях.
Григорий доложил, сколько всего захвачено. Особенно радовали и в то же время пугали объемы лошадей. Опасность была в том, что кормить их здесь скоро будет нечем. Трава в степи, конечно, есть. Но этот огромный табун выгонять надо, стеречь не одним десятком людей. А под боком татарские войска еще стоят. Не ушли никуда. Порешили всем советом, что пора сворачиваться и утром следующего дня уходить.
Оставим здесь дозоры.
Возникла у меня мысль одна, но о ней чуть позднее поговорим.
Стали дальше обсуждать. Решили, пока на лодках начать самое тяжелое в Воронеж отправлять — пушки и трофейные доспехи. Раненых, что к транспортировке пригодны.
По имуществу трофейному прошлись. Луков — сайдаков, копий, сабель — сотни. Стрелы, что хорошего качества, умножай на десять. Что плохого, еще на двадцать. Кони под нашу руку попавшие, все седланные, какие-то вьючные. Много. Все это распределять нужно, думать, считать. И из этого всего формировать отряды новые, улучшать старые.
Чуть про пики поговорили мы с собратьями. Француз слово взял, я переводил. Атаман беломестных казаков и Тренко кивали. Они, явно, бывали в деле и понимали важность такого оружия.
Филарет послушал, почесал затылок, сказал, что с оставшимися в Воронеже столярами, кузнецами и прочим рабочим людом, что ему в управление вверены поговорит. Сделать, скорее всего, получится, но, сколько по времени — узнавать надо.
Разбирались дальше.
Обоз татарский, который тоже был на вьючных лошадях, частично угнали с собой отступившие первыми татары. Кое-что нам досталось, но немного. Также не попали в плен к нам жены Кан-Темира и его шатер — удалось это увезти степнякам к ставке Джанибека Герайя. И тот самый колдун или… А черт его поймет, кто это был… Тот, что предвещал мурзе на исходе третьего дня возродиться из пепла, тоже ушел.
Думалось мне, что этого самого чародея незавидная участь ждет. Не только же он с Кровавым мечом говорил. Уверен, добрая часть войска верила в это возрождение и в победу на третий день, как говорил нам гонец от мурзы, захваченный разъездами еще до битвы.
А значит, этого мудреца убьют, как лжеца.
— С божией помощью приросли мы имуществом, воевода. — Проговорил Серафим. — Дозволения твоего просить хочу, Игорь Васильевич.
— Какого же?
— Мужики, что за мной в бой пошли, челом бьют, хотят за тобой идти. Просят признать их сотней монастырской.
— Это еще как? — Я несколько удивился.
Да, монахи у нас при монастырях, бывало, ратную службу несли. Но больше внутри стен. Да и у нас тут монастырь, это не подмосковные крепости, а просто церквушка, к тому же деревянная и слобода вокруг нее. Какая еще монастырская сотня? У нас же нет рыцарей-крестоносцев.
— Думаю, возглавить их. — Он поднялся, перекрестился. — Молился я, и в благодати снизошло на меня. Подле тебя идти мне, воевода! — Поклонился. — И людей этих вести, раз желают сами, и челом били, все как один. Дозволь.
Яков и Тренко переглянулись, казаки заворчали.
Ведомо ли, мужиков от сохи да в войско брать. Но на мой взгляд, эти люди показали себя с хорошей стороны. Выстояли, выдержали, проявили силу характера. А значит, почему бы и нет. Учиться все равно всем нужно.
— Дозволяю, Серафим. Будешь сотником над ними. Только условие одно.
— Какое, воевода?
— Француз вас учить будет в первую очередь. И пики вам в первую очередь выдадим. Сотня нового строя будет. Не имея навыков в голову науку воинскую вбить проще, чем опытных бойцов иному обучать. Так думаю.
— Так, мы только рады будем, Игорь Васильевич.
— Добро.
Поклонился он, сел.
Повисла тишина, но пауза выдалась короткая.
— Татар мы остановили что дальше, воевода? — Это был Тренко.
— Дальше. — Я поднялся от стола, навис над ними. — На север идти надо. Письма в Оскол, Белгород, Курск и прочие города писать буду. Уже туда от нас гонцы направлены, еще отправим людей. Ждать, силу копить, тренироваться… Об этом потом, отдельно. Месяц где-то, может, чуть меньше. И выдвигаться к Ельцу.
Мне нужно предотвратить катастрофу под Клушино! Как, пока не придумал. Но нужно привести туда войска и сделать так, чтобы и ляхов наши побили, и авторитет Шуйского из-за этого не вырос. Как? Месяц примерно есть у меня. Считать надо. Точную дату разгрома я знаю, сколько в дороге — прикину. С запасом возьмем и выдвинемся.
— Что дальше, воевода? — Процедил Иван Чершенский. Он после выступления Путяты сидел хмурый, задумчивый. Но, когда доходило до него, на вопросы отвечал хорошо. Пояснял, говорил и о потерях, и в дискуссиях участвовал.
