Читать книгу 📗 "Патриот. Смута. Том 2 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич"

Филка шел задумчивый и усталый. Надо его напоить горчим. Перед сном, если есть оно у Жука — водки дать или вина кружку горячую. Глядишь, не заболеет.

— Скажи мне, сотоварищ. — Обратился к нему. — Как мыслишь, быстро сломать, взорвать порохом все это можно?

— Так-то да. Думаю, если бочонков пять хорошенько дегтем покрыть, смолой обмазать, чтобы не промокли… И рвануть в воде, где места слабые есть… Надолбы вырвет. Песок насыпанный уходить будет. Но… Время. Если степняки придут через день, может не развалиться целиком.

Я молчал, шел рядом, слушал

— Плоты-то, просто. — Он шмыгнул носом. — Сжечь можно, не беда.

Все верно говорил, но нужно ли было все это ломать. Может заманить сюда татарское войско, хотя его малую часть и… взорвать к чертям собачьим их всех, а не насыпь? Выбор был тяжелым. Разрушить, казалось простой задачей, но нанести урон извечным врагам пограничья казалось тоже отличной затеей.

Мы поднялись, прошли мимо постов, вошли в лагерь. Здесь все понемногу изменилось. Народ выглядел еще более довольным. Нас приветствовали радостными криками.

— Слава воеводе!

— Ура!

У людей в руках виделись кушанья. Многие были внутри острога, там, на лавках и столах оказались выставлены соления, мясо вяленное, а также несколько крупных, только что из печи глиняных горшков.

По моим подсчетам час где-то может, полтора прошло с момента того, как Ванька активно включился в процесс готовки и результат поражал.

— Хозяин! — Закричал он, поджидая во дворе. — Соблаговолите!

Поднес мне кубок. Люди столпились, смотрели. От кубка не пахло алкоголем. Пригубил — медовый привкус с травами. Тепло стало расходиться по телу.

— Молодец, Ванька. — Дальше громко произнес. — Слава оружию русскому! Собратья!

— Слава воеводе! — Выкрикнула добрая сотня глоток.

Я заметил, что даже изможденные работяги кричали, хоть и не так сильно. К общей пище они не притрагивались, меня послушали. Им выдали какой-то отдельный глиняный кувшин и бочонок с напитком. На лицах их тоже стояла радость.

Не забыли про них, холопов, тоже уважили.

— Филке вина согрей, а то он по реке в ночи лазил. Как бы не заболел. — Распорядился я.

— Сделаю.

Я подошел к столу, наравне со всеми взял пищу. Старая традиция делить еду и воду, хлеб и соль с близкими товарищами, бойцами. За одним столом есть с теми, кому доверяешь. Для этих людей и для меня сейчас это важно. Нужно, чтобы видели они — я один из них, я дал им эту победу. Дальше поведу их в тяжелые дела, и не должны они сомневаться, что мы с ними заодно. Вместе горы свернем и к славе придем. Что если их на смерть пошлю, то и сам жизнью рисковать буду. Наравне со всеми.

Так формируется уважение к лидеру. Личным примером, уважением к деяниям и заслугам.

На душе стало радостно от увиденного. Воины говорили друг с другом, посмеивались, в глазах горел огонь.

Ванька вернулся.

— Я распорядился, бабоньки все сделают, напоят, обогреют сотника.

— Молодец.

— Вы-то по воде, хозяин, не лазили, надеюсь.

Я усмехнулся, ответил.

— Сегодня нет, сегодня хватит.

— Слава тебе, господи.

— Так, Ванька, пойдем-ка отойдем. — Я потащил его вдаль от всего этого спонтанного пиршества.

Отошли в район башни. На ней дозорный тоже хлебал что-то из миски, но смотрел в оба, преимущественно в ту сторону, откуда мы с пищальниками в острог ворвались. У ворот-то лагерь разбит, там своя охрана имеется. А с вершины можно огни идущих по лесу татар, к примеру, увидеть или дальние костры их становища.

— Ванька, что у девушек узнал?

— Так это…

Он пересказал мне примерно ту же историю, что и до этого перебежчик. Добавилось несколько не очень важных деталей. После появления Глашки, той самой девушки, которая глянулась и Жуку и одному из братьев, девичьи обязанности поровну не поделились. Атаманская девка ревела часто, но остальные ее невзлюбили, потому что работала она хуже, меньше и делами вне поместья ее не загружали.

А так — больше подтверждение слов, ничего нового и полезного.

— Про тайник Жука ничего они не знают?

— Не, а что есть он? — Ванька насторожился.

— Конечно. Как атаман, да без тайника. — Я усмехнулся. Хлопнул его по плечу. — Пойду посты проверю и отдыхать.

Слуга уставился на меня, глаз был напуганный, лицом переменился.

— Хозяин, боятся они, бабоньки то есть, что татарин со дня на день подойдет.

Ага, они… Конечно. Не ты же этого опасаешься так, что аж лицом посерел. Хотя, понять тебя и людей служилых можно. Сила, то большая, могучая, а помирать-то никому не хочется.

Помедлил чуть, проговорил, серьезно.

— Так и есть, татар мы здесь остановить должны. Как? — Глядел на него. — Мысли у меня есть. Справимся, слуга мой верный.

Он вздохнул, кивнул.

— И еще, хозяин, я все спросить хочу, не ругайтесь только… Не бейте.

Что ты буробишь, тебя бить, да за что? Но раз с такого начал, дело серьезное. Проговорил:

— Давай, выкладывай.

— Слышал я, что и этот… Артемий этот, что в Воронеже сидит и атаман Жук…

— Ну? — Понимал я, к чему слуга мой клонит.

— Не вы это, Игорь Васильевич, а совсем другой человек. — Он опустил глаза, сжался весь.

Приплыли. Хотя такого и следовало ожидать.

— А ты чего сам думаешь?

— Так я это… Вы же мне говорили… Это. За одного битого, двух небитых. Я все думал, думал над этим, не сходится как-то. Вы же не двух стоите, а целой сотни. А раньше то… Вы простите душу мою грешную и язык острый… Вы и одного не стоили. — Вздохнул он, сжался весь. — я не чтобы вас как-то. Вы же сказали как есть, вот я и как есть гутарю. Ну и… Еще это… Про то, что у церкви той, в том богом забытом селении…

— Чего?

— Видение вам было.

Да, говорил, а как еще тебе, человеку, близкому к реципиенту, пояснить, что теперь господин ведет себя совершенно иначе. Не как трусливая шавка, а подобно русскому медведю или волку гордому.

Посмотрел на него, произнес.

— А тебе важно это? Ты же слуга мой верный?

— Боюсь, я за душу вашу, хозяин. — Он шмыгнул носом. — И за жизнь. Такое вы творите порой, что…

— Ванька. Видение было и про битых, все верно. Я же тебе говорил, меня держись, и все хорошо будет. Понял?

— Так-то оно так…

— Что, раньше лучше было?

— Нет, хозяин, нет. — Он аж дернулся.

— Вот и думай. — Я хлопнул его по плечу. — А всякой болтовне не верь.

С этими словами я двинулся мимо пирующих бойцов, вышел в лагерь, глянул на небо, на звезды. Вдохнул полной грудью — ох, хорошо. Обошел дозоры ближние, потратив на это где-то с полчаса.

Вернулся.

Народ уже разбрелся почти весь, отходил ко сну. Охрана ворот сменилась. Завидев меня, кланялись люди.

Прошел через двор, там трое тех самых девок суетились. Посуду собирали.

Вошел в терем. В сенцах увидел, как Глашка, так вроде ее Ванька мой назвал, вместе с возлюбленным своим за братом его раненным приглядывает. Он лежал, а они вдвоем рядом дремали, носом клевали сидя. Здесь они спать собрались. Разместились на лавках. Рядом у другой стены два стрельца было. Один сидел, сторожил. Меня заметил, подскочил, поклонился, а второй спал, отдыхал.

Прошел в основную комнату. Там тоже охрана была, не спал один боец, тоже меня встретил. Вблизи печи приметил я постеленные места для трех девушек на лавках. Здесь уже отдыхали полусотенный над стрельцами начальник, мой Ванька, сотники. Еще двое детей боярских — видимо, охрана.

Не раздумывая, как-то само собой решил занять атаманские покои. По праву же они мои. Наконец-то высплюсь!

Закрыл дверь, припер табуретом. Слугу будить не стал, стащил доспех сам, снял кафтан. Обмыться бы, да уже как-то и некогда. Поутру сделаю и ладно. Устроил себе из пары лавок удобное место для ночлега. Считай, небольшая кровать выходит, как мне более привычная. Навалил несколько шкур, перину кинул, подушку, свернул из трофейной одежды.

Можно отдыхать.