Читать книгу 📗 "Телохранитель Генсека. Том 4 (СИ) - Алмазный Петр"
— Вот метро. У тебя два варианта. Первый — ты едешь на работу. Второй — прыгаешь под поезд. Честно и быстро. Я провожать тебя дальше не буду. Деньги на проезд и пропуск в сумочке. Думай сама.
Словно оглушенная, она помотала головой и, вдруг, взяв себя в руки, совершенно спокойным тоном попросила:
— Все-таки сегодня проводите меня до проходной, Владимир Тимофеевич. Я дорогу не знаю и на метро давно не ездила, забыла, как это делается.
— Что ж, тогда поторопимся, нехорошо опаздывать в первый рабочий день, — обрадовался я. Кажется, моя «шоковая терапия» все-таки сработала.
Мы спустились в метро. Народ спешил на работу, и Галина Брежнева в нынешнем наряде не выделялась среди прочих. Ее никто не знал, на нее никто не смотрел, всем было все равно. При пересадке на кольцевую линию ее несколько раз сильно толкнули.
— Это все время так? — удивленно спросила она, но все-таки удержалась от ругани.
— Конечно. Народ на работу едет, «час пик», а сейчас электрички подошли. Тебе лучше пораньше выходить. Сегодня поинтересуйся, где остановка служебного транспорта.
Наконец, сопроводил ее до комбината «Красная роза». Старинное здание из красного кирпича, раскрытые двери проходной, народ темной лентой втягивается внутрь. Я заметил дежуривших у проходной корреспондентов.
— Все, Галя, мне дальше нельзя. Не нужно, чтобы я попал в кадр рядом с тобой. Представляешь заголовки? «Дочка Брежнева под конвоем личной охраны Генсека идет на работу»? Давай, иди, ничего не бойся. Там тебя встретят. Начальник цеха проводит на рабочее место, познакомит с мастером.
— Спасибо что ли, Володя… — пока не слишком-то уверенно поблагодарила она. Кивнула сама себе и сделала шаг в сторону проходной.
— Галя! Удачи тебе! Все будет нормально, не переживай, — успокоил ее напоследок.
Корреспондентов отвлекли работники профкома, среди которых я заметил и нескольких наших оперативников.
— Товарищи журналисты, прошу всех в автобус! Сейчас мы вас проведем на территорию, покажем все, чем гордится наш комбинат. А наш комбинат, как вы знаете, флагман советской промышленности, — доносились до меня чьи-то слова.
Журналисты загрузились и автобус отъехал.
Галина была уже на проходной, когда сверкнула вспышка фотоаппарата. Я усмехнулся и даже не удивился: Мастерс опять «обул» всех своих коллег.
Глава 25
То, что Мастерс все сделал, как надо, я убедился уже на следующий день, в Кремле. Рябенко позвонил перед обедом, передал, что Леонид Ильич хочет меня видеть.
— Володечка, я благодарен тебе. Признаюсь, ожидал от Гали чего угодно, только не этого. Отработала полную рабочую смену, вела себя прилично, даже не сматерилась ни разу, — Леонид Ильич был счастлив, я его настолько довольным редко видел. — В курилку даже не часто бегала, с людьми уважительно разговаривала. Думал, все будет гораздо хуже. Что ты ей такого сказал, что ее так проняло?
— Ничего особенного, Леонид Ильич. Посоветовал быть честной с самой собой. Если хочет жить — то пусть живет достойно. А если не хочет, пообещал организовать ей веревку и мыло. Жестко, да, но по другому никак.
— Добрый ты, Володечка, — усмехнулся Леонид Ильич. — Жестко, но подействовало. Я уж не знал, к какому позору готовиться, а все обошлось.
Брежнев замолчал, переключив внимание на какие-то бумаги, лежащие на столе.
— А теперь мне объясни это вот. Я знаю, что ты вчера беседовал с Мастерсом, — и подал мне распечатку перевода «Нью Йорк таймс».
— Русские перенимают китайский опыт? — вслух прочел я заголовок.
— Про Галину и детей руководящих работников можешь пропустить, — остановил меня Леонид Ильич. — Ниже читай, с третьего абзаца.
— Советский Союз — это федерация, — продолжил чтение с того места, на которое указал Брежнев. — И принятие новой конституции запустило процесс «пересборки» Советского Союза. Советские руководители, скорее всего не представляли всех сложностей, которые предстоят в связи с приведением конституций союзных республик в соответствие с конституцией Союза. Местные элиты не готовы к волнениям, аналогичным тем, что недавно погасили в Тбилиси. Рискну предположить, что подобные события вскоре могут произойти в любой союзной республике. Но наиболее взрывоопасными являются некоторые районы Кавказа и Средней Азии.
— Это он сам каркает или с твоих слов записано верно? — Леонид Ильич смотрел на меня строго, «добрый дедушка» пропал, передо мной сейчас сидел жесткий, даже жестокий боец. Но я давно понял, что Леониду Ильичу надо говорить правду и только правду. Он не умел, как я, читать мысли, но ложь чувствовал спинным мозгом.
— Я рекомендовал ему не акцентировать статью на Галине, и не раздувать тбилисские события. Остальное он сам додумал. Признаюсь, по поводу Грузии я ждал большего шума в западной прессе, но ваша дочка стала главным событием дня. Ее выход на работу затмил протесты, переключив на себя внимание всего мира. Да, Мастера здесь заносит с его прогнозами, однако я бы не спешил называть это очернением нашей страны.
— А как же еще называть подобные «предсказания»? Он же нам чуть ли не гражданскую войну пророчит.
— Извините, Леонид Ильич, но в кои-то веки мне придется согласиться не с вами, а с прогнозами Мастерса. Да, журналист сгустил краски — работа у него такая — но по сути вопроса он прав. У нас в стране действительно имеются точки напряжения, которые сейчас придется особенно бдительно контролировать. Это Карабах в Азербайджане, Казахстан, где проживают всего тридцать процентов казахов. В частности, территория Рудного Алтая. Так же Петропавловская область, Павлодарская область. Русскоязычные регионы. Далее — юг Киргизии. Вообще Ферганская долина — там такая чересполосица по национальностям, что я даже представить не могу во что выльется в будущем бездумное отношение к границам. Совершенно не учтен национальный вопрос. Если наши противники захотят раскачать ситуацию, они имеют серьезную основу для этого. Достаточно поднести спичку — и полыхнет. Я еще молчу о Крыме.
Леонид Ильич глубоко задумался над моими словами. Я не удержался и заглянул в его мысли. Там бродили сомнения. С одной стороны, он доверял мне лично, считал умным, ценил советы. С другой — не хотел верить в подобные прогнозы, считая их паникерством или желением безопасника лишний раз перестраховаться. В отличие от меня, он не знал, как разваливался СССР, и не мог себе даже представить подобного кошмара. Однако я чувствовал, что давить на него дальше не стоит — можно перестараться и получить результат обратный желаемому. Потому просто молчал, ожидая пока генсек первым нарушит тишину.
— Я понял тебя, Владимир Тимофеевич, еще подумаем, — Леонид Ильич встал, протянул мне руку, давая понять, что встреча закончена.
Тем же вечером я навестил Галину Брежневу. С собой прихватил несколько газет, где она была сфотографирована у ткацкого станка рядом с пожилой наставницей. В косыночке, халатике — обычная нормальная женщина.
Сейчас я смотрел на нее и впервые видел «кремлевскую принцессу» трезвой, в сознании, но без напускной наглости и бравады. Она сидела напротив, лицо усталое, без косметики, волосы собраны в гульку на макушке.
— Галь, про тебя тут совсем немного. И очень комплиментарно… — я кашлянул, прочищая горло, и с выражением прочел:
— Эта скромно одетая женщина ничем не выделяется из общей массы рабочих, спешащих к началу смены. Ничто в ее облике не указывает на то, чьей дочерью она является. Идеальный пример, показывающий, что в СССР действительно существует равенство. Настоящая дочь своего отца — человека, отдавшего себя целиком и полностью служению стране…
— Переборщили, откомплиментили по самое немогу! — Галя фыркнула прямо в чашку чая и рассмеялась, вытирая лицо ладонью. — И ничего папа не отдавал стране, у него просто жизнь такая. Он другой жизни не знает и не хочет знать.
Она помолчала некоторое время, будто подбирая слова.
— Володя, а ведь он действительно никогда не жил для себя. Я как-то раньше и не задумывалась… — брови Галины взлетели вверх, делая ее похожей на удивленную девочку. — Получается, и вправду папа мой… великий, что ли? Ёлки-палки, опять дурацкий пафос!
