Читать книгу 📗 "Кореец (СИ) - Ледов Вадим"

Публика вокруг — пестрая, шумная, возбужденная. Осторожные старушки в темных платках, с авоськами. Утомленные жизнью молодые женщины, почему-то в вечерних платьях с блестками, на высоких каблуках, но с ведрами огурцов в руках — загадка кавказского дресс-кода. Прыщавые парни в трениках и кепках-аэродромах. Важные дамы в шляпках с вуалетками, как будто только что с приема в обкоме.

«Бери, парень, зелень, ай, какой свежий! Петрушка, кинза, укроп!»

«Парень, смотри, картошка — м-м-м, сказка! Не червивый, сам кушаю! Взвесить тебе пару кило?»

«Подходи, дорогой, откуси абрикос, на, пробуй, сладкий как поцелуй!»

«Яблоки попробуй, парень, сочный, не кислый, мамой клянусь!»

Впереди, загораживая проход, шла слегка развязная дама в широкополой соломенной шляпе, как у кинозвезды на Ривьере.

— Женщина, эй, женщина! Какая шляпа у тебя, вах! Дай примерить, да! — пристала к ней продавщица овощей.

И тут же, не дожидаясь ответа, сорвала шляпу с головы дамы и нахлобучила на свою неухоженную голову. Стала вертеться перед подругами, поправлять поля. Хозяйка шляпы растерянно тянула руки, пытаясь вернуть свою собственность.

— Забери у нее свою шапку, женщина, да! — закричал через прилавок какой-то доброжелательный торговец с папиросой во рту. — Смотри, у нее руки грязные какие от земли, запачкает да, всю красоту!

Мы прошли мимо этой колоритной сцены и свернули в мясной павильон. Здесь было темнее, прохладнее, но пахло сырым мясом и кровью. С крюков на потолке свисали целые туши — телячьи, бараньи, говяжьи. Мясники в окровавленных фартуках ловко и споро рубили мясо тяжелыми топорами.

«Бери, молодой человек, отличная баранина! Шашлык — пальчики оближешь!»

«Куры берем, свежие куры! Домашние!»

В рыбном отделе на прилавках, покрытых мокрой рогожей, трепыхались еще живые рыбы, жадно ловя воздух большими губами. Торговки — бойкие, крикливые — тут же потрошили и чистили улов, чешуя летела во все стороны. Мужик в синем грязном фартуке методично бил большую рыбину головой о прилавок, видимо, глуша ее перед разделкой.

Воняло здесь, конечно, отвратительно — смесью рыбы, крови и еще чего-то несвежего. Но зато было прохладно. И как-то очень по-настоящему. Жизнь и смерть здесь соседствовали так же буднично, как порошок «Лотос» и бюстгальтеры для тещи Гулливера. Настоящий Восток, без прикрас.

Тут у котов круглый год март, они завывают, орут жуткие горловые песни, отчаянно призывая к сношениям. Им не лень, им очень хочется. У тысячи воробьев в пирамидальном тополе утренняя планерка, на которой все галдят и все не по делу. Машина газует долго и с удовольствием, водитель ее завел, но не уезжает, будто хочет погарцевать.

Теперь можно и пивка для рывка. А то в горле пересохло от этой пыли и впечатлений.

— Пива бы, — с чувством подтвердил Колька, и я был с ним абсолютно солидарен. В этой африканской жаре, кажется, только холодное пиво и могло спасти наши обезвоженные организмы от окончательного превращения в мумии.

Глава 18

Найти пивную оказалось проще простого. Они здесь, как и везде в Союзе, были центрами притяжения мужского населения. Выбрали ту, что почище, — с гордым названием «Каспий» над входом и относительно чистыми окнами, сквозь которые виднелись деревянные столы и мужики в майках, священнодействующие над кружками с пенным напитком.

Внутри было шумно, накурено и пахло пивом, вяленой рыбой и мужским потом. Классика жанра. Мы протиснулись к стойке, отделанной липким коричневым пластиком. За стойкой хозяйничала монументальная буфетчица с накрашенными синими тенями веками и химической завивкой а-ля «взрыв на макаронной фабрике».

— Два пива! — крикнул я, пытаясь перекрыть гул голосов. — Холодного!

Буфетчица смерила нас тяжелым взглядом, но молча взяла две стандартные пол-литровые кружки с толстыми стенками, подставила под кран. Пиво полилось — желтое, с жиденькой пеной. Холодным оно, конечно, не было — так, комнатной температуры, но после уличного пекла и это казалось блаженством.

Мы взяли кружки, нашли свободный столик в углу, залитый пивом и усыпанный рыбьей чешуей. Сели. Сделали по большому, жадному глотку.

— М-да, не «Бавария», конечно, — философски заметил я, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Тоже мне, буржуй, — поморщился Колька на мою изысканность. — Главное — процесс. И прохлада относительная.

Мы сидели, лениво потягивали пиво и разглядывали публику. Контингент был разнообразный: портовые рабочие в спецовках, какие-то мужики в пиджаках поверх маек (видимо, местные начальники), парочка явно приезжих интеллигентов в белых панамках, с ужасом озиравшихся по сторонам, и, конечно, завсегдатаи — хмурые типы с опухшими лицами, для которых эта пивная была вторым домом.

За соседним столиком шла оживленная дискуссия о футболе. Судя по накалу страстей, местное «Анжи» вчера проиграло какому-то «Труду» из Воронежа, и это было трагедией вселенского масштаба.

— Да Алик ваш — мазила! С метра в пустые ворота не попал, баран, да! Продал игру, мамой клянусь! — горячился один, размахивая кружкой.

— Сам ты мазила! — огрызался другой. — Вратарь у них — зверь! Все тащил! А судья — купили его! Пенку чистую не дал!

Мы с Колькой переглянулись и усмехнулись. Футбол, пиво, мужики — интернациональная картина, понятная без перевода в любой точке земного шара.

Время тянулось медленно, как резиновое. До поезда оставалось еще часа два. Мы взяли по второй кружке. Пиво уже не казалось таким противным, а разговоры вокруг — такими уж громкими. Жара и усталость брали свое.

— Слушай, Миха, — вдруг сказал Колька, понизив голос. — А ты уверен насчет этой Инны? Баба она, конечно, видная… Но надежная ли? Не кинет?

— Уверенным быть нельзя ни в ком, — ответил я так же тихо. — Но других вариантов у нас нет. Инна дает нам шанс доставить товар в Москву относительно безопасно. К тому же, я ей заплатил за билеты, дал аванс на расходы. И пообещал еще сверху, если все пройдет гладко. Деньги — лучший гарант в нашем деле. Ну и… — я усмехнулся, — я постарался ее немного… обаять. Женщины любят внимание.

Колька хмыкнул.

— Обаятель нашелся. Смотри, дообаяешься. Влюбится еще, потом не отвяжешься.

— Не влюбится, — покачал я головой. — У нее дочка, жизнь тяжелая. Ей деньги нужны, а не романтика. А я… я для нее просто случайный попутчик, московский хлыщ, моложе её. Переспим пару раз, если получится, — и разбежимся. Бизнес, Колька, ничего личного.

Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением — то ли осуждением, то ли завистью.

— Странный ты стал, Миха. Не узнать тебя. Раньше ты другим был.

— Раньше и время другое было, — ответил я, отпивая пива. — Жизнь учит. Особенно когда она тебя пару раз мордой об асфальт приложит.

Мы помолчали. За окном пивной солнце все так же нещадно палило пыльную улицу. Впереди была погрузка, ночь в поезде, Москва, встреча с Нуждиным… Целая жизнь. Или ее остаток, если что-то пойдет не так. Но сейчас, в этой прокуренной махачкалинской пивной, с кружкой теплого пива в руке и верным (хоть и опасным) Колькой напротив, мне почему-то было на удивление спокойно. Будь что будет. Прорвемся. Мы же почти астраханцы теперь. И почти дагестанцы. А этим парням, как известно, море по колено. Особенно если пиво хорошее. Ну, или хотя бы прохладное.

Вагон Инна приняла по описи, но без особого энтузиазма. С оборота — это всегда лотерея. Могли оставить и почти идеальный порядок, и свинарник после вахтовиков, где впору вызывать санэпидемстанцию с огнеметом. Сегодня повезло средне: окурки в щелях оконных рам, пара забытых кем-то шлепанцев под нижней полкой и устойчивый запах копченой курицы, который, казалось, въелся в дерматин сидений навечно.

— Так, орлица, — пробормотала Инна сама себе, засучивая рукава форменной блузки. — Начинаем предпродажную подготовку.

Сначала — проверить влажную уборку. Уборщица еще возилась в вагоне. Ведро, тряпка, казенное моющее средство с запахом хлорки и чего-то неопределенно-химического. Пока она методично протирала столики и полки, Инна занималась своими делами.