Читать книгу 📗 "Меткий стрелок. Том II (СИ) - Вязовский Алексей"

Андревский оказался значительно крупнее Котлика. Это была уже настоящая деревня, раскинувшаяся на высоком берегу реки. Добротные бревенчатые дома, некоторые даже в два этажа, с застекленными окнами и печными трубами, из которых вился дым. В затоне стояло несколько речных пароходиков и барж — видимо, здесь была их место зимовки. На берегу суетились люди — не только юпики, но и индейцы другого типа, как объяснил Тагиш, кучины, или гвичины. Они отличались от юпиков более высоким ростом, более тонкими чертами лица, многие носили одежду, украшенную бисером и иглами дикобраза.

В центре поселка возвышалось большое здание торгового поста — тоже «Alaska Commercial Company», но гораздо более солидное, чем в Котлике. Рядом — несколько складов, кузница и даже… салун! Об этом свидетельствовала кривая вывеска «The Northern Light Saloon» и доносившиеся оттуда звуки расстроенного пианино и пьяных голосов.

— Ну вот, Итон, — усмехнулся Финнеган, наблюдая, как мы швартуемся к причалу. — Цивилизация. Можно и виски твое продать, и уголька прикупить.

Стоило сойти по трапу, нас сразу окружила толпа — юпики, кучины, несколько белых трапперов и золотоискателей в потертой одежде, с обветренными лицами и жадным блеском в глазах. Торговля здесь кипела. Меняли шкуры, рыбу, мясо на муку, сахар, табак, патроны, инструменты. Цены, как я и ожидал, были астрономическими.

Я решил не откладывать дело в долгий ящик и поправить слегка свои финансы. Тем более нужно было прикупить угля.

— Фогель! — крикнул я боцману. — Тащи одну бочку бурбона на берег! Будем торговать!

Новость о продаже виски разнеслась по поселку мгновенно. К нам тут же подскочил хозяин салуна — толстый, потный мужичек по имени Кевин, с хитрыми глазками и редкими сальными волосами.

— Виски, господа? Какой сорт? — он принюхался к бочке, которую матросы уже выкатили на причал.

— Лучший в Портленде, — заверил я — Прямиком из Кентукки. Настоящий бурбон.

Начался торг. Кевин пытался сбить цену, ссылаясь на трудности транспортировки, на то, что у него уже есть запас. Я же стоял на своем, зная, что алкоголь здесь — на вес золота. В итоге сошлись на шестистах долларах за бочку. Шестьсот долларов! За эти деньги в Портленде можно было купить два таких бочонка, если не три! Безумные цены. Но Карл, кряхтя, отсчитал мятые купюры и золотые монеты. Он знал, что отобьет эти деньги с лихвой, продавая виски втридорога в своем салуне. Один шот — то есть рюмка — два бакса!

На часть вырученных денег я решил купить угля. В затоне стояла баржа, груженная антрацитом.

— Это для речных пароходов, — пояснил Финнеган. — Они здесь делают стоянку, пополняют запасы. Нам тоже не помешает. Угля много не бывает, особенно если придется идти против сильного течения или маневрировать.

Мы договорились с хозяином баржи, таким же ушлым типом, как и Кевин, и загрузили в трюм «Девы» полтонны черного, блестящего угля.

Оставив Финнегана и команду заниматься делами Девы, я решил немного пройтись по поселку. Андревский производил впечатление более обжитого и цивилизованного места, чем Котлик. Бревенчатые дома, хоть и грубоватые, но прочные. Несколько улиц, если их можно так назвать. И… церковь.

Я заметил ее на небольшом холме, чуть в стороне от основного поселения. Деревянная, с покосившимся православным крестом на куполе. Выглядела она заброшенной. Одна стена была обуглена — явный след пожара. Что-то потянуло меня туда.

Поднялся по тропинке. Дверь была не заперта, лишь прикрыта. Я толкнул ее, вошел внутрь. Полумрак, запах запустения, пыли и старого дерева. Внутри было пусто. Алтарь был разорен, царские врата сорваны с петель. А иконостас… То, что от него осталось, представляло собой жалкое зрелище. Резные деревянные рамы, когда-то, видимо, позолоченные, почернели, потрескались. Большинство икон отсутствовало, зияли пустые глазницы. Но несколько… несколько еще оставались на своих местах, чудом уцелевшие.

Я подошел ближе. Иконы были старые, темные, написанные на досках. Лики святых, едва различимые под слоем копоти и времени. Одна — Богоматерь с Младенцем, с печальными, все понимающими глазами. Другая — Николай Чудотворец, строгий, но милостивый. Третья — Спас Нерукотворный. Несмотря на плачевное состояние, в них чувствовалась какая-то древняя сила, какая-то святость. И еще… это были русские иконы. Настоящие, православные. Здесь, на краю земли, в заброшенной миссии на берегу Юкона.

Я осторожно снял их с остатков иконостаса. Доски были тяжелыми, дерево потрескалось. Но я не мог их здесь оставить. Это было бы кощунством. Я найду им место. Может, когда-нибудь, если вернусь в Россию… Или просто сохраню как память.

Часть церкви, где располагался, видимо, притвор или трапезная, была сильно повреждена огнем. Стены обуглены, потолок провалился в нескольких местах. Видимо, пожар пытались тушить, но не слишком напрягаясь.

Я вышел из церкви, чувствуя странную смесь грусти и какого-то необъяснимого волнения. Попытался расспросить местных жителей — юпиков и кучинов, работавших у причала, — об истории этой миссии. Они пожимали плечами, отвечали неохотно. Да, была церковь. Да, был русский священник. Белый, бородатый. Давно. Лет пять назад, может больше. Куда пропал — никто не знал. Просто исчез. То ли ушел вниз по реке, то ли в лес… А может, и вовсе утонул или медведь задрал. Конкретного никто ничего не помнил или не хотел говорить. История этой заброшенной русской миссии оставалась загадкой.

Я вернулся на «Деву» задумчивым. Иконы аккуратно завернул в старое одеяло и спрятал в своей каюте. Юкон открывался мне не только как путь к золоту, но и как место, хранящее тайны прошлого.

После Андревского река стала еще шире, течение — мощнее. Мы шли уже несколько дней, пейзажи сменяли друг друга — то низкие болотистые берега, то высокие обрывы, поросшие лесом. Погода испортилась. На Юкон опустился густой, молочный туман, такой плотный, что в двух шагах ничего не было видно. Шли почти вслепую, полагаясь на опыт Тагиша Чарли и чутьё Финнегана. Скорость сбавили до минимума, постоянно подавали гудки, чтобы не столкнуться с другими судами, если они здесь были, или с какой-нибудь корягой.

Напряжение на борту нарастало. Туман давил на нервы, создавая ощущение ловушки. И именно в этот момент, когда видимость была околнулевой, Сокол, стоявший на вахте на баке, вдруг замер, прислушиваясь. Его острый слух уловил что-то, чего не слышали мы.

— Лодки, — тихо сказал он, подойдя ко мне на мостик. — Много лодок. Идут за нами. По звуку весел.

Я взял бинокль, но в тумане он был бесполезен. Мы прислушались. Действительно, сквозь шум паровой машины и плеск воды о борт доносились едва различимые, ритмичные всплески — так гребут на больших лодках.

Финнеган нахмурился. — В Маунтин-Виллидж местные говорили, что в прошлом году на Юконе шалили какие-то «черноголовые». Грабили лодки, даже было два нападение на пароходы.

Туман начал понемногу редеть, словно нехотя отпуская нас из своих объятий. Но вместе с улучшением видимости пришла новая напасть — встречный ветер. Он дул сильно, прямо в лоб, замедляя наше движение, снося «Деву» к берегу. Финнеган ругался, командуя увеличить обороты машины. А я тем временем, приказал вынести на корму Максим.

И тут мы их увидели. Сначала сзади. Из рассеивающегося тумана вынырнули три большие лодки — байдары или что-то вроде того, — полные людей. Человек по десять-пятнадцать в каждой. Вооружены они были, судя по всему, ружьями. Они быстро нагоняли нас, пользуясь тем, что мы боролись с ветром.

— Боцман! — крикнул я. — К пулемету! Сокол, Медведь, Ноко — винтовки! На нос! Артур ты с ними.

Фогель и двое матросов уже были у «Максима», срывая с него брезентовый чехол.

— А почему нас на бак? — обиделся Артур

— Потому, что это мой приказ!

Я оказался провидцем. Не успели мы приготовиться к обороне с кормы, как новая угроза возникла впереди. Из-за поворота реки, прямо нам навстречу, вышли еще две такие же лодки, полные вооруженных людей. Они шли, перекрывая фарватер. Мы оказались в ловушке.