Читать книгу 📗 "Вперед в прошлое 13 (СИ) - Ратманов Денис"
На фоне этого современный придорожный отель с удобствами на этаже казался Лувром, а номера — императорскими опочивальнями. Сейчас все, что светило отдыхающим: газовая плита в отдельно стоящем сарае, один холодильник на всех, откуда все постоянно исчезает, летный душ, тоже отдельно стоящий, где вода нагревается от солнца, и туалет-скворечник, такой вонючий, что после него желательно бы помыться.
Из этого всего архитектурного разнообразия отапливался только хозяйский дом, обычно — печью. Так что мы рассчитывали заселиться в какую-нибудь мазанку с двумя кроватями и обогреться масляным радиатором. Ясно, что будет холодно, но нам многого не надо.
Потому мы выехали на главную дорогу Лазорева, свернули на параллельную улицу, Каналья остановил грузовик, вылез и постучал в ближайшие зеленые ворота, за которыми залаял крупный пес. Донесся встревоженный женский голос:
— Кто там?
— Постояльцы! — крикнул Каналья.
Из калитки вышка усатая пожилая женщина в цветном халате — то ли черкеска, то ли еще кто, я плохо различал представителей народностей Кавказа — вытерла руки о передник, что-то спросила. Каналья принялся излагать суть проблемы, я опустил стекло, чтобы слышать разговор.
— … гостиница, — женщина махнула рукой, указывая направление. — Столько же стоит, но там — удобства.
Каналья тоже махнул рукой — на наш грузовик.
— Мы бы уже давно, но боюсь оставить машину, чего доброго колеса снимут. В прошлый раз стекло выбили, ничего не украли, потому что нечего, но нагадили.
Местная развела руками, и на ее лице отразилась вся скорбь кавказского народа.
— Не влезет. — Она приоткрыла ворота, и я увидел дворик, состоящий из множества лестниц, ведущих в скворечники для отдыхающих.
— А у кого влезет? — спросил Каналья.
— Не знаю, — вздохнула она. — Дальше поезжайте, деньги хорошие, кто-то да пустит.
Каналья вернулся в салон и отчитался:
— На постой взять согласна, но нет стоянки для машины, сильно маленький двор.
— Похоже, это будет проблемой, — предположил я.
— Давай припаркуемся, чтобы никому не мешать, и я по домам пойду, а ты в машине подожди.
Я кивнул. Каналья оставил грузовик на пятачке возле разваленного дома и, заглядывая через заборы, пошел вдоль улицы, кое-где останавливаясь и вызывая хозяев. Вскоре он исчез из виду, а я смотрел на заросли лавровишен во дворах и бамбуковые рощицы, на пальмы и жалел, что все это вымерзает у нас. Только юкка нормально себя чувствует — эдакая мини-пальма с острыми листьями.
Память взрослого любезно подсунула банановые рощицы в Лазорево. Интересно, бананы всегда тут росли, но не вызревали? Или стали расти недавно, когда потеплело? Или вывели морозостойкие сорта? Жаль, в прошлом, то есть в будущем, не узнал этого, а теперь не загуглить.
Каналья вернулся, когда уже совсем стемнело, открыл дверцу и отчитался:
— Уф, еле нашел, поехали! Это ближе к горам и дальше от моря. Знаешь, что я понял? — спросил он, заводя мотор. — Когда что-то ищешь, достаточно найти армянина, а уж тот наверняка знает, у кого из соотечественников есть нужное нам. — Он огляделся с блаженной улыбкой. — Эх, ностальгические места! Я в юности отдыхал вот в этом… — он указал пальцем. — Нет, в этом доме… Короче говоря, где-то здесь. Это был август, мы курсанты, в карманах голяк. Так хозяйка сдала нам с другом две койки в огороде под инжиром. Мылись мы из поливочного шланга там же, в огороде. Питаться ходили в санаторскую столовую, где нас подкармливали девчонки-поварихи. Трудно было, безденежно, но хорошо-то как! Наив какой-то был, уверенность, что все впереди и все горы по плечу. А потом… — Он махнул рукой и повторил: — Миром правит Сатана, и ничего сделать нельзя, увы.
— Да? А ты не думал, что маленькая свечка освещает огромную темную комнату. Может, нам достаточно просто быть. Нам и миллионам таким же, тем, кто согласен светить. Вот ты сегодня пропустил колонну машин раз, два, три… и жизнь этих людей стала чуть лучше.
— Хрен его знает, как оно на самом деле, — вздохнул Каналья и остановил машину напротив ворот, крашеных серебрянкой, где на колоннах, держащих их, сидели два гипсовых орла.
Ворота дрогнули, распахнулись, и мы заехали в просторный двор. Зилок встал под беседку, увитую виноградом, и Каналья заглушил мотор.
Тут было то же самое, что и везде, только просторнее, потому что, видимо, объединили два участка. Клумба, где соседствовали розы, сбросившие листья, и молодые банановые пальмы. Монодомик буквой П с покатой крышей и шестью коричневыми дверями, возле каждой — по окошку. Но тут хотя бы соблюдалась целостность архитектурного ансамбля, если это можно так назвать. Позади домиков справа и слева возвышались типовые дома застройки шестидесятых-семидесятых.
Нас вышел встречать пожилой армянин, совершенно седой, но с черной монобровью, и молодая женщина-красавица, высокая и длинноногая, похожая на Пенелопу Крус. Интересно, жена или дочь? Вскоре из-за монодомика показалась пожилая армянка, белокожая, с носом-пуговкой и газельими черными как ночь глазами.
— За десятку пускают, — сказал мне Каналья и вылез из машины, не спуская глаз с красавицы.
Не часто вижу, чтобы он так реагировал на женщин. А у нее-то — кольцо на пальце! Вскоре появился ее муж — лысый качок со свернутым набок носом, похожий на гоблина, но с умными глазами. Славянин. Он нес ключи и масляный радиатор.
— Вот здесь проходите, — пожилой армянин открыл дверь в середине монодома. — Там отопления нет, холодно будет, но батарея нагреет хорошо. Меня Вазген Тигранович зовут, а ты? — Он в упор уставился на меня.
— Павел, — ответил я, вылезая из салона.
— Не похож на отца. Наверное, в мать весь. — Он обратился к Каналье: — Обидно, наверное.
— Он скорее в деда, — улыбнулся Каналья. — А сноровкой — в меня.
Постояльцы в мертвый сезон были такой невидалью, что все обитатели вылезли на нас посмотреть. Выбежала девочка лет пяти и воскликнула:
— У нас гости! У нас гости! Ура! Мы будем жарить мясо или форель?
— Мари, угомонись, — проговорила красавица ласково и увела дочку в дом слева.
Гоблин отнес масляный радиатор и, пока он нагревал помещение, Вазген Тигранович воскликнул:
— Почему нет? Хотите шашлык?
— Спасибо. Мы устали с дороги, нам в душ и поспать бы.
— Андрей, растопи титан, — распорядился хозяин. — А за стол вы с нами пойдете. И никаких отказов! Обижусь.
А ведь и правда обидится! Неудобно, ну да ладно, будем считать, что тут все включено, и у нас ужин. Потому раскрасневшиеся и довольные в семь вечера мы сидели за огромным деревянным столом, если мясо с картошкой, слушали, как тяжко с отдыхающими, как они напиваются и буянят, а один раз жил профессиональный вор. Залез в хозяйский дом и вынес все накопления и драгоценности. Нашли его через полгода, но, понятное дело — ни золота, ни денег. Все лето впустую.
Мы рассказали нашу историю, получили одобрение — хозяин считал, что тут лучше. Потом обсудили осенний норд-ост, который и сюда добрался. Вазген похвастался самодельным вином, мы с Канальей отказались. Хозяин начал настаивать, и я вызвал огонь на себя: наклонил бокал, посмотрев на вино. Оно было фиолетово-черным, непрозрачным. Сделал глоток и решил уважить старика, пользуясь знаниями взрослого.
— Сухое. Плотное. Во вкусе, как и в букете — черная смородина, чернослив и черный перец. Все черное!
Хозяйка хлопнула в ладоши.
— Парень-то разбирается! Ай, молодец!
— Саперави! — Хозяин указал пальцем в потолок, намекая на виноград, оплетающий беседку. — Знаете, где настоящая родина винограда?
Я ответил:
— За право называться родиной винограда соревнуются Египет, Шумер и Армения с Грузией. Греки и французы с этим не согласны.
— Армения! — воздел перст Вазген. — Ной причалил к горе Арарат, нашел там виноград и стал его выращивать. Так-то!
— Не знал, — сказал Каналья.
Так мы просидели до десяти вечера, узнали, что банановые пальмы на Кавказе растут давно, но только один вид, декоративный. Им тут холодно, и плоды не вызревают.