Читать книгу 📗 "Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович"
— Да, это-то, конечно, проблема… Такие люди, которые на две стороны работают, они мысленно не один раз представили, как их разоблачают и к любому повороту готовы. Скажешь ему в лоб «Ты, падла, на Нельсона работаешь⁈» — а он и ухом не поведет, такие глазки состроит, хоть сейчас в ангелы. Надо что-то необычное придумать, чтоб сразу его из колеи выбить… Помню, учитель мой рассказывал — до революции был в Питере грабитель такой, Черный Гамид его звали. Ловок был до невозможности, приучил себя — как только слышит от полицейского «Стой!», так сразу стрелять на звук. А попался он так — полицейский, что возле кассы оказался, перед этим холодной воды нахлебался и осип так, что не то, что крикнуть, громко говорить не мог. И вот представь — ночь, улица, фонарь… касса. Выходит из дверей Гамид, весь настороже, нервы, как струна… А ему в спину шепот «Стой…». Гамид раз — и в обморок. От неожиданности. Вот что-то подобное надо и с нашим пресвитером сыграть…
Чеглок еще раз посмотрел на спину Есенина.
— Хм… — и потреб подбородок. Потом встал и подошел к столу:
— Коля, ты закончил?
— Немного осталось. Тут вот…
— Ну вот и молодец. Сходи, погуляй, папирос мне купи, что ли.
— Товарищ Чеглок…
— Иди.
Дураком Балаболкин не был, таких в МУРе не держат, поэтому быстро исчез. Остались мы в кабинете втроем: Чеглок, я и Есенин.
— Случай ваш, гражданин Есенин, врать не буду, необычный, но вы не переживайте — разберемся. И не такие орешки в ОБН щелкали.
— Значит, — с надеждой посмотрел на нас Есенин, — я не сумасшедший?
Глаза у него, кстати, оказались синими.
— Может, и сумасшедший, я не врач, но ваш Черный человек — не галлюцинация, факт. Поймаем мы его, не переживайте.
— Спасибо! — Есенин встал и протянул руку, на его лице, впервые с момента его прихода появилась улыбка, делавшая его чертовски обаятельным, — Спасибо!!!
— Есть одна просьба к вам…
— Какая? — удивленно поднял поэт брови, — На восторженных поклонниц вы не очень похожи.
— Просьба необычная, прямо скажу, но, думаю, вы сможете сыграть нужную эмоцию. Подождите немного, посидите здесь, скоро в кабинет войдет один человек. Я подам вам знак — и вы сделаете вид, что видите на нем следы этого вашего Черного человека. Ну, не видите, а как вы их там ощущаете. Договорились?
— По рукам, — Есенин снова задорно улыбнулся.
Ждать пришлось не так уж и долго — через четверть часа дверь в кабинет раскрылась и в нее шагнул задумавшийся о чем-то своем пресвитер Шленов.
— Давайте, — шепнул Чеглок.
Есенин повернулся. С его лица медленно сошла улыбка, он побледнел, глаза расширились… Поэт медленно встал со стула, указал дрожащей рукой на пресвитера и хрипло произнес:
— Черный человек… На нам след Черного человека… На нам след Черного человека!
Шленов шарахнулся назад, налетел спиной на закрывшуюся дверь и побелел как полотно, глядя испуганными глазами на Есенина.
— Что ж ты, Ваня, — плавно скользнул к нему Чеглок, — колдуну продался?
Пресвитер посмотрел на него безумными, ничего не видящими глазами, и внезапно заорал:
— Он заставил! Он меня заставил!!!
А потом он, крупный, здоровый мужчина, зарыдал.
— Да ты не плачь, Ваня, — приобнял его за плечи начальник, — Не плачь. Расскажи мне все, а я уж тебе выслушаю, не хуже пресвитера. Сам знаешь, нет таких проблем, чтоб разрешить нельзя было. Расскажи, а мы уж решим, как тебе помочь. Степа, ты товарища поэта проводи, водички ему, что ли налей — а мы пока с Ваней побеседуем.
Мы с Есениным вышли в соседний кабинет. Я налил ему воды из жестяного чайника в стакан, тот, не чинясь, выпил, чуть постукивая зубами о стекло.
— Спасибо, товарищ Есенин, — искренне произнес я, — Хорошо сыграли.
Шленов благодаря этой сценке раскололся, как сухое полено. Не зря он мне сразу не понравился!
Поэт поднял на меня глаза:
— Я не играл. На этом вашем… гражданине… и вправду следы Черного человека.
У меня в голове как будто колеса провернулись, аж перед глазами на секунду всё закружилось.
Шленов — предатель, работает на Нельсона.
Есенин видит на нем следы Черного человека.
Черный человек — это Нельсон и есть! Не зря ж Чеглок сказал — так общение с сильным колдуном может выглядеть!
— Товарищ Есенин! Вы сейчас очень заняты?
Поэт удивленно посмотрел на пустой стакан в своей руке, потом на меня:
— Да нет. Сижу вот, воду пью…
— Нет, я не это имел в виду. Можете ли вы у нас задержаться еще немного? Мы тут, кажись, на след вашего Черного вышли.
— Конечно, можете мной располагать.
7
Чеглок вернулся где-то через полчаса, как раз на том моменте, когда окончательно успокоившейся Есенин рассказывал мне о своей поездке в США:
— … вот это их владычество доллара, страсть к зарабатыванию денег — оно съело у американцев всё, любое стремление к сложным вопросам…
И вернулся мой начальник очень сильно озадаченным, тут же вызвав меня в коридор:
— Загадка, Степа, стала еще запутаннее…
— Что Шленов-то?
— С ним-то как раз неинтересно. Поймал его Нельсон на крючок без всякого колдовства — у махновцев наш Ваня побывал во время войны, да не в плену, а в строю. И скрыл, иначе кто б его в пресвитеры МУРа пустил. На страхе разоблачения его и подсекли, как жереха на стремнине и приказали обо всем, что у нас в отделе творится, доносить. Это ладно, не суть дело. Нельсона он видел, вот как я тебя сейчас, внешность описал в точности, как ты видел в куриной ферме… на рисунке, говорит, сразу его узнал… да дело в том, что он его, Нельсона, однажды уже видел помимо тех случаев, что с ним общался. Знаешь, где?
— Где?
— В ОГПУ.
— Его что, взяли уже⁈
На мгновенье я почувствовал какую-то детскую обиду: вот так стараешься-стараешься, ищешь-ищешь, а тут все без тебя уже сделали.
— Да не арестованным, Степа. Говорит, шел Нельсон по коридору, как у себя дома, да и другие к нему, как к начальнику относились.
Вот дела…
— Нельсон — из ОГПУ?
— Выходит, что так…
Мне вспомнилась вдруг одна фразочка, вскользь брошенная военным, проверявшим наши документы при въезде в оцепленную зону, где обитали чудища-куры: «Ходят тут…». КТО ходит? Если в зоне мы никого, кроме Нельсона, не встретили? Получается, он не лез ползком через кусты, а, точно так же, как и мы, прошел внутрь, просто показав документ. Документ сотрудника ОГПУ.
— … вот только не выходит, Степа. Нельсон — колдун. Сильный, опытный, матерый. А в ОГПУ колдунам хода нет. Лично товарищ Дзержинский проверял, как там обереги установлены, а он в этом деле понимает. Да и проверяют сотрудников на одержимость, на подменность, на околдованность… да на всё! Почему ж Нельсон не прокололся?
Я задумался. Самый простой ответ, который пришел в голову — Шленов просто лжет. Чтобы запутать нас, сбить со следа, а то и запугать. Мол, с ОГПУ свяжетесь — хуже будет. Вот только не тот человек мой начальник, чтобы его так просто обмануть было…
У меня вообще иногда появлялись подозрения, что Чеглок как будто и сам колдовству не чужд, иногда такие умения походя показывает, каким у простого человека и взяться неоткуда. Но — нас тоже проверяют не хуже, чем огпушников, и колдуну в МУРе не скрыться…
Поломав голову еще немного, я вспомнил про Есенина и рассказал Чеглоку, что Черный человек — это Нельсон и есть. Чем озадачил своего начальника еще больше.
— Черный человек — это Нельсон. Сильный колдун — тут все сходится… А внешность? Есенин-то его совсем иначе описывает — черный, в цилиндре, в наряде старинном… бельмо еще это… Бельмо.
Глаза Чеглока сверкнули:
— За мной!
Мы влетели в кабинет, так что Есенин, уже, похоже, забывший, где он находится и писавший что-то в блокноте, подскочил на стуле. Чеглок шагнул к шкафу и принялся вытаскивать с верхней полки стопки книг, лежавших там, как бы не с дореволюционных времен…