Читать книгу 📗 "Распутанный (ЛП) - Мессенджер Шеннон"

Может быть, поэтому он всегда пытался помешать ему заниматься искусством?

Киф не удивился бы, если бы узнал, что отец завидует ему.

Но, наверное, лучше об этом не думать.

Он закрыл альбом и уставился на чистую обложку, размышляя, стоит ли дать ему название.

«Важные открытия».

Он зачеркнул это, как только написал, поскольку это было почти так же скучно, как рисунки озера его отца.

«Поразительные Откровения Потрясающе Красивого Гения»?

Это он тоже зачеркнул.

В своей жизни он сталкивался с достаточным количеством нереалистичных ожиданий, так что незачем взваливать на себя еще больше.

«Размышления и Прочие Проделки».

Эх.

Не то чтобы ужасно, но он мог бы придумать что-нибудь получше.

Он зачеркнул это, размышляя, не стоит ли ему начать все сначала с чистого листа, поскольку обложка теперь была в полном беспорядке.

Но на самом деле это показалось ему подходящим для книги, повествующей о его хаотичном пребывании в мире людей, и внезапно он точно понял, как ее назвать.

«Приключения в Стране Людей».

Он подчеркнул это для пущей выразительности, а затем превратил строки в маленькие падающие звездочки, потому что почему бы и нет?

И пока он фантазировал, он превратил точку над i в другую звезду и быстро нарисовал маленький глобус сбоку.

— Это только начало, — сказал он себе, запихивая альбом для рисования в рюкзак, за которым последовали кошелек с деньгами и большая часть человеческой одежды. — На самом деле, все получилось довольно неплохо.

Он мог бы использовать следопыт для любых других целей. Но в итоге он оказался в единственном месте, где для него было абсолютно нормально брать все, что он хотел.

Возможно, это было доказательством того, что скоро все станет немного проще.

Он сомневался в этом, но было приятно иметь хоть каплю надежды.

Киф еще раз внимательно оглядел хижину, чтобы убедиться, что не пропустил ничего полезного, прежде чем скинуть свои новые ботинки, выключить люстру и подняться обратно наверх.

Кровать оказалась даже мягче, чем казалась на вид.

На самом деле, возможно, это была самая удобная кровать, на которой он когда-либо лежал.

Но… он не мог уснуть.

«Не думай», — сказал он своему мозгу, но это только ускорило ход его мыслей, вызвав воспоминания о том, как отец рвал в клочья его альбомы для рисования и кричал о растраченном потенциале.

Он ворочался с боку на бок и ворочался еще некоторое время, прежде чем, наконец, сдался и спустился вниз, разглядывая полотна в угасающем лунном свете.

В этом не было особого смысла, но…

— Мне нужно закончить с одним.

Он схватил несколько тюбиков с красками, палитру и пару кистей и сел на табурет перед картиной с изображением озера на рассвете.

Он не стал утруждать себя попытками подражать пятнистому стилю отца, поэтому финальная часть получилась невероятно разрозненной.

Но это было уместно.

И его мазки были намного лучше.

Внизу он расписался «Кифстер».

— Хорошо. С этим… покончено. Пора спать.

Но его ноги не хотели вставать.

Он вздохнул и схватил законченную картину с изображением заснеженного озера, намазал ее белым слоем, чтобы получилось свободное пространство, и быстро нарисовал автопортрет.

Ему не нужно было смотреться в зеркало.

Его фотографическая память знала, что нужно нарисовать.

Но он все равно посмотрел на свое отражение в темных окнах и несколько подправил выражение лица.

Его портрет смотрел прямо перед собой, не скрывая черт, как на рисунках отца. И он планировал выглядеть вызывающе, но…

Он выглядел печальным.

И потерянным.

Это был тот самый Киф, которого он изо всех сил старался не показывать отцу, потому что так было легче делать вид, что ничего не имеет значения.

Но, возможно, пришло время перестать позволять отцу срываться с крючка.

Может быть, дорогому папочке придется столкнуться лицом к лицу с тем беспорядком, который он устроил.

Так что Киф не стал его закрашивать.

Он даже подписал его «Твой сын».

— Ого, когда это я начал плакать? — спросил он, вытирая слезы тыльной стороной трясущихся рук.

Такими темпами ему придется переименовать свой альбом для рисования в «Медленное распутывание мальчика с потрясающими волосами».

Шутка была не из лучших, но все равно вызвала у него легкую улыбку.

Юмор всегда помогал.

— Ааааааааааааааааааааааааааааааааааа, хватит об этом, — сказал он, откладывая краски и кисти в сторону. — Возможно, это последняя ночь, когда я могу поспать в постели. Я не собираюсь тратить ее впустую.

Но как только он снова лег, его мысли снова стали вращаться, вращаться, вращаться.

И как бы он ни старался подавить это, его самое глубокое, мрачное беспокойство выходило на поверхность.

Вопрос, от которого он никогда не мог отделаться шуткой, потому что слишком боялся ответа.

Что, если он был слишком сломлен, чтобы исправить себя?

Так вот почему никому не было до него дела?

«Не никому», — напомнила ему крошечная рациональная часть его мозга.

Твои друзья заботятся о тебе.

Фостер заботится.

И почти так же, как его отчаяние привлекло ее к нему, ее мягкий, нежный голос прошептал в его голове:

Пожалуйста, береги себя, Киф. Пожалуйста, будь умным. И, пожалуйста, возвращайся как можно скорее.

Киф испустил долгий, медленный вздох.

Ей все еще не все равно.

Она даже хотела, чтобы он вернулся домой, несмотря на то, что он снова сбежал.

Даже после его грандиозного, потенциально унизительного признания.

Ему захотелось закричать: «Я В БЕДЕ, ФОСТЕР, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИДИ И СПАСИ МЕНЯ!!!»

Но на ее плечи свалилось достаточно тяжкого бремени, и достаточно людей ждали, что она их спасет.

На этот раз ему придется спасать себя самому.

Глава 8

— Я не тяну время, — сказал Киф деревьям, птицам и всем остальным, кто был готов его выслушать. — Не тяну.

Он не тянул!

Ему нужно было выспаться после такого изнурительного дня и невероятно эмоциональной ночи.

А потом он проснулся от голода, так что, конечно, ему пришлось съесть всю упаковку жарких чипсов «Читос», а потом бегать, размахивая руками, пока его рот не превратился в огненный ад судьбы.

Эти штучки были горячими.

К тому же, как ни странно, очень вкусными… и ему уже хотелось еще.

А если серьезно, то ОСТРЫМИ.

А потом он отправился на любимое озеро отца, потому что ему нужно было увидеть, есть ли в нем что-то особенное.

Внимание, спойлер: ничего особенного там не было.

Теперь он все еще прогуливался, надеясь, что свежий воздух прочистит ему мозги, потому что ему нужно было придумать план, как быть среди людей, не сходя с ума и не попадая в очередной кошмар на лодке.

Так что, на самом деле, он не тянул время!

Он ждал вдохновения!

И, боже мой, вдохновение не торопилось проявляться.

На данный момент его лучшей идеей было заткнуть уши и ходить вокруг, крича:

— ЛА-ЛА-ЛА-ЛА-ЛА-ЛА, Я ВАС НЕ СЛЫШУ!

Что, знаете ли, даже не сработало бы, поскольку эмоции не были слышны — их можно было почувствовать. И он так и не понял, как отключить свои чувства.

— Да, но я мастер не обращать на них внимания, — напомнил он птицам, прыгавшим по ближайшим веткам.

Тот факт, что он мог проводить время рядом с Фитцфи, без тошноты и не ударяя кого-нибудь кулаком, полностью доказывал это.

Но это было намного сложнее, чем Великое Забвение Фостер или треугольник, который начинался как квадрат.

Сотни или тысячи чувств обрушились на него со всех сторон.

Но должен же был быть способ от них избавиться.

Оооо, может быть, ему нужно было притвориться, что эти эмоции были результатом одной из лекций его отца!

Он пытался от них избавиться годами.

Хотя… обычно они погружали его в транс, похожий на сон, и ему нужно было быть в состоянии функционировать.