Читать книгу 📗 "Я выжгу в себе месть (СИ) - Чайковская Диана"
Василика улыбнулась и потянулась изо всех сил. Ягиня распахнула дверь, впуская свежий воздух в жаркую избу. В Лесу никогда не было знойно – дули прохладные ветра, неся запахи сырой земли и хвои, оттого и лето чувствовалось иначе, чем в деревне.
– Ну слушай, – начала Ягиня, – это случилось так давно, что ни тебя, ни меня еще на свете не было…
* * *
Ощущать себя на месте Кислицы было странно. Вроде не впервой, пора бы привыкнуть, скоро уж и Василика станет полноценной ведьмой, а все же непривычно. Ягиня не так часто получала письма от Кощея, она почти не знала его, поэтому рассказывала то, что и так знали все. Пережил много страданий, возненавидел Жизнь и кинулся в объятия Смерти. Ничего нового.
Правда, ходили еще слухи, будто одно время Кощей прислуживал темной богине Моране. С горя подался к ней, приносил жертвы, людские и не только, а потом его как-то вынесло из служения, за что богиня его возненавидела и приказала наказать – лишить смерти, чтобы жил и мучился до тех пор, пока сам мир не обрушится.
Василика слушала разинув рот. Надо же: человек, победивший Смерть! Оно и к лучшему. Ягиня собиралась научить девку выплетать самые сильные заклятия, чтобы та не пропала среди мертвых тварей. И хорошо, если она сама захочет увидеть Кощея Бессмертного, не станет плакать и проклинать ее, свою наставницу, за то, что отправила живую в царство нежити.
Сама Ягиня прокляла бы. И попыталась бы сбежать.
Объяснять молодице, что за ней охотится тьма, было бесполезно, не поймет. Василика не понимала до конца, насколько страшен Мрак, хоть и видела его истинное лицо. Вряд ли девка запомнила что-то.
– Ждет тебя необычная судьба, – усмехнулась ведьма.
– Ты это к чему? – нахмурилась Василика. – Что задумала?
– Увидишь, – отозвалась Ягиня. – А пока следи, чтобы лепешки не пригорели.
Василика, охнув, метнулась к печи. Лепешки слегка подрумянились, но ничуть не сгорели, вполне можно было снова отправить их в жар. Ягиня тем временем выглянула в окно. Среди высоких крон прятались мавки и лешачата. Им нравился запах свежего печева, но приблизиться к воротам они не могли. Особенно теперь, когда ведьма заново расчертила знаки и они засияли еще сильнее, отгоняя нежить.
Покойная Кислица иногда разрывала обережный круг, когда деревенские сильно нуждались в помощи, а своей травницы в деревне не было. Но людская доброта недолговечна: сегодня жалуют, а завтра явятся к тебе с вилами и лопатами. Любой человек мог принести в дом беду, и лучше было вовсе никого не пускать Поэтому Ягиня действовала иначе. Когда карты показывали, что в Радогощи не хватает рук, она сама выходила за ворота, оборачивалась странствующим знахарем. На чужака никто не стал бы нападать, да и что брать у мужика в рваной одежде? Одни только травы да лохмотья.
Василике такая ворожба давалась плохо. Она научилась перекидываться в лисицу и бродить на четырех лапах по перелеску, да вот только лицо оставалось человечьим. Перестроить кости, кожу, внутренности на звериные – дело одно, а изменить лицо – более тонкая и хитрая работа. Можно было использовать простой морок, но он быстро рассеивался.
– Под мороком, молодица, – наставляла ее Ягиня, – хорошо ходить, когда на улице темно и никто присматриваться не станет. Сделала дело и пошла дальше. Днем так не походишь, надо превращаться.
– А если нечисть нападет? – спросила Василика. – Что мне делать тогда?
– Тут сложнее, – нахмурилась ведьма. – Тогда не трать силы на морок, защищайся. Сразу перекидывайся обратно, пусть даже на людях. Не самое приятное зрелище, так что сторонись нечисти, когда идешь в деревню.
Василика кивнула. Она редко спорила с Ягиней, чаще слушала и соглашалась, особенно теперь, когда знала, что провинилась. Ведьма ее тем не попрекала – через день-другой придется отправить молодицу к Кощею, и будет плохо, если она запомнит наказание, а не добрые слова.
Пока они разговаривали, разучивали новые знаки, лепешки успели испечься. Василика с радостью вытащила их из печи. К ней тут же подскочил Домовой, требуя угощения. Всполох тоже, не выдержав, подкрался сбоку. Ягиня усмехнулась, похвалила Василику за хорошую работу и отправила к речке постирать рубашку, помыться самой в прохладной воде и остыть после жаркой готовки. Не зря ведь Кислица говорила, что молодым девкам нужно держать тело в чистоте и порядке, да и старухам не помешало бы, иначе лада не будет. Василика съела наспех горячую лепешку, взяла чистую одежду и вышла из дома.
– Вернись до заката! – прокричала вслед Ягиня. – Иначе будет лихо.
А солнце и впрямь клонилось, алело, но еще не спешило засыпать. Чутье подсказывало ведьме, что Мрак нынче не заедет к ней отдохнуть, не примет угощение из ее рук. Вздремнет где-нибудь на поляне и продолжит путь. Не станет черный всадник принимать угощение из ее рук. Ни сегодня, ни завтра не заедет – не меньше седмицы пройдет, прежде чем он снова постучится, поластится и возьмется за свое. Это все время, которое было у Ягини.
Лепешки остывали на столе. Ягиня переставляла горшки с отварами: смотрела, что есть, чего не хватает и какие травы хорошо бы собрать до конца лета. Не мешало бы и послание написать для девки, чтобы знала в будущем, куда смотреть, что делать и чего ожидать. Чувствовала ведьма, что немного ей осталось. Даже лепешки казались невкусными, лишенными тепла, хотя Василика готовила с радостью. Но дыхание Смерти портило все. Из-за нее, проклятой, все краски блекли и превращались в сплошное серое пятно.
Жизнь покидала ее тело медленно. Сожалений не было, лишь сплошное негодование и раздражение. Все приходили в избушку за силой, но никто не задумывался о плате. Каждой девке хотелось стать лучше остальных, чтобы жить своим умом, без мужа, и никто бы не был ей указом. Только службы у ведьмы не меньше, а иной раз больше, чем у чернавки. Шутка ли, каждый день колдовскими делами заниматься, да успевать по хозяйству, да кормить троих молодцев, да воспитывать ученицу и верить, что та не бросится буйно в ворожбу и не сгорит за несколько седмиц.
У Кислицы Ягиня была тринадцатой. Ведьма не скрывала своего недоверия, постоянно повторяя, что и Ягиня рано или поздно сгинет. Но Костяная не сгинула, даже когда обучалась ворожбе на крови, самой опасной и хитрой. Тогда Кислица стала ласковее, как будто что-то в ней растаяло. Жаль, что они прожили так недолго, – наставница сгорела весной, и Всполох поглотил ее тело вместе с остатками колдовских сил. С Ягиней будет так же. И с Василикой, если ей и впрямь суждено стать новой ведьмой.
Смерть никого не щадила, и это было даже славно. Вряд ли кто-то из ворожей захотел бы повторить судьбу Кощея.
* * *
Журчащая речка текла возле оврага. Василика слышала ее пение издалека, но не всегда приходила на берег – Костяная ведьма не всегда отпускала. Сегодня же девка ощущала себя удивительно свободной. Грязная рубашка мигом полетела на землю, и Василика с улыбкой погрузилась в прохладную воду.
– Хорошо ли тебе, девица? – тут же показалась певучая русалка.
– Хорошо ли тебе, красная? – протянула вторая, хитро улыбнувшись.
С водяницами нельзя было разговаривать до тех пор, пока не проведешь в Лесу хотя бы год, а лучше – два, тогда сам Леший с мавками и лешачатами принимал тебя под свою защиту, оберегал, и ни одна чешуйчатая дева уже не смела утащить тебя на речное дно. До того – ни словечка.
Василика усмехнулась, взглянула на обеих красавиц, невольно залюбовалась растрепанными зелеными прядями, но тут же встряхнулась. Нет, не время было водить хороводы с нечистью. Она начертила возле чистой одежды обережный знак, чтобы озорные лешачата не утащили, и принялась стирать испачканную мукой рубаху.
– Потанцуй с нами, милая, – опять позвали ее русалки. – Потанцуй, потанцуй! Жалко тебе, что ли?
Они взмахнули рыбьими хвостами. На лицах застыли медовые улыбки, но Василика чувствовала их злобу и негодование. Не нравилось водяницам, что живая молодица не отвечает, не тянет руки, полные теплой крови, к песчаному дну, не любуется ракушками. Нет, не поддавалась им хитрая Василика, оттого русалки начали кружить вокруг, дергали за плечи, били хвостами.
