Читать книгу 📗 "Невьянская башня - Иванов Алексей Викторович"

Однако Акинфий Никитич был охвачен каким-то угрюмым торжеством. Он вырядился как на парад: расшитый камзол с драгоценными пуговицами, лента через грудь и треуголка с пряжкой. Он молча прогуливался перед зияющим арочным устьем печи, и между ним и толпой простирался литейный двор, засыпанный песком и расчерченный канавками изложниц.

Хотя Акинфий Никитич не звал Невьяну, она всё равно пришла. Она почувствовала тревожное напряжение в палатах — не только беспокойство Акинфия Никитича, но и волнение его гостей, прислуги, дворни. И Невьяне нужно было узнать, понять, что такое скоро свершится в доменной фабрике.

К Акинфию Никитичу подбежал мальчишка — гонец от шихтмейстера Чаркина. Чаркин караулил на плотине, откуда были видны куранты башни.

— Велено сказать, щас начнут! — доложил мальчишка.

Акинфий Никитич обвёл взглядом людей вокруг литейного двора. Степан Егоров, первый приказчик. Гаврила Семёнов. Родя Набатов. Никитка Бахорев припёрся, он же механик… Гриша Махотин — главный по домнам. Приказчики: Лысков с чугуноплавильной фабрики, Нефёдов с кричной, Кулёмин с колотушечной, Петров с якорной, Чудинов с медной, Теплоухов — с пильной мельницы, Бредихин — с толчеи… В толпе Акинфий Никитич увидел и зубоскала Киршу Данилова, и Артамона, и Невьяну — всех…

— Что, железны души, любопытно, как я матёрого «козла» топить буду? — насмешливо крикнул Акинфий Никитич. — Думаете, хозяин спятил?

— Есть маненько! — за всех подтвердил Кирша.

— Тогда покайтесь, маловеры! — хмыкнул Акинфий Никитич.

На колошниковой площадке доменной печи горели костры, на мосту были сложены вязанки хвороста. Снизу, из фабрики, донёсся удар колокола.

— Вали! — скомандовал наверху шихтмейстер Чаркин.

В тёмное жерло колодца вместо колош угля или шихты полетели, пылая, поленья костров, а вслед за ними — хворост. Конечно, таким слабым жаром нельзя было расплавить огромного чугунного «козла», застрявшего в чреве печи, но Акинфию Никитичу сейчас этого и не требовалось. Ему нужен был просто огонь в домне. Огонь, в который явится демон Шуртан.

А на башне куранты принялись отзванивать полночь.

Приказчики и работные, что стояли перед Акинфием Никитичем, услышали глухой стук внутри домны — это падали дрова. А затем в домне внезапно заурчало и загудело. Савватий увидел свет в воронке фурмы. Никто ещё ничего не сообразил, но по людям, как сквозняком, промахнуло жутью.

Акинфий Демидов злорадно заулыбался:

— Ну-ка скажите мне: кто не знает, что у нас в Невьянске демон шастает, по ночам из огня в огонь перелетает и людей сжигает?

Толпа молчала.

— Оно ведь не бабкины сказки! Михайла-то Катырин у всех на глазах взбесился! У всех на глазах демон из домны вырвался! Было ведь такое?

— Было! — нестройно согласились в толпе.

— И я отныне конец тому положил! — рявкнул Акинфий Никитич, словно прихлопнув беспокойство зычным голосом.

— Поясни! — из растерянной толпы крикнул Кирша Данилов.

Акинфий Никитич распрямился, выпятив грудь и развернув плечи.

— Демон тот с оной ночи в плену! Будет в домне сидеть и чугун плавить!

Толпа охнула в изумлении.

— Глядите! — Акинфий Никитич выкинул руку, указывая на домну.

А домна разогревалась. По её стене, по куржаку расплывались пятна проталин, оголяя кирпичную кладку: изморозь превращалась в воду. Из-под домны, из каналов-продухов, проделанных в фундаменте, повалил пар, как случалось летом после дождя, — домна высушивала почву под собой.

— На Руси, может, демонам и воля! — победно гремел Акинфий Никитич. — А у нас на заводах они работать должны! Заводы и демонов приставят к делу! Умеешь огнём адским палить — тогда лезь в домну, там тебе и место! Так что усвойте, железны души: заводам демоны — холопы!

Люди были поражены: в своём торжестве Демидов казался одержимым.

— На первых порах я демона тут в печи держать буду, натаскаю на умение, а затем в Царь-домну перегоню!

Акинфий Никитич понимал смятение своих работников, но ему было плевать. Демон в Царь-домне — это свобода от притеснения властей. Демону не нужны лесосеки и лесорубы, не нужны углежоги и горы угля, не нужны лошади и возчики. Демон сам расплавит руду. Никакой горный командир не схватит Демидова за горло, ни к чему не принудит и ничего не отнимет!

Невьяна стояла в толпе за спинами Бахорева и Егорова; она смотрела на Акинфия Никитича будто заворожённая — такой он был страстный, яростный, дерзкий и непримиримый. И всё же под восхищением в сердце Невьяны тихо ворочался страх: не пересёк ли Акинфий черту дозволенного человеку? Не утратил ли облик божеский, соперничая с демоном?

Невьяна заметила, как Бахорев чуть склонился к Степану Егорову.

— Егоров, у меня солдаты брешут, что вчера в раскольничьей «гари» рогатый бес вертелся… Не сей ли зверь теперича на привязи в домне?

— Не ведаю, — буркнул Егоров.

А у Невьяны словно оборвалось что-то внутри. Она знала правду.

В домне уже могуче гудело. Иней с неё облез, исчез без следа, и пар из продухов иссяк. Со стуком и сопением работали меха. Домна возвышалась во всём своём прежнем кирпичном величии, и в ней, как в набрякшей грозовой туче, ощущалась чудовищная сила, стиснутая и замкнутая внутри. Савватий бросил взгляд в утробу домны через фурму: в домне переливался свирепый багрянец. Акинфий Никитич тоже чувствовал нарастающую мощь; он догадывался, что демон, который вчера ночью обожрался невиданно щедрой жертвой, входит в раж и яростно вгрызается в чугунного «козла».

— А ежели он выхлестнет оттудова? — спросили Акинфия Никитича из толпы. — Ежели наружу выскочит? Ежели убьёт кого?

Акинфий Никитич ощерился.

— Небось и такое будет! — согласился он. — И что? Разве без демона дела наши не опасны? Разве рудокопов не заваливает в ямах? Разве лесорубов не давит стволами? Разве углежоги не проваливаются в «кабаны»? Разве без демона вы на заводе не гибнете? Чугуном вас не жжёт, окалиной не сечёт, в колошник не падаете? Не надсаживается никто, машины рук не отрывают?.. Чего же тогда вы убоялись, железны души? Работы своей при огне?

Толпа молчала. Хозяин был прав.

— Вырвется демон — обратно загоним! А погибель в трудах заводам за правило! Или забыли, чего наш труд стоит?

Савватий снова сунулся под свод и посмотрел через фурму. В распаре печи таял раскалённый «козёл». Жидкий чугун потихоньку потёк в горн.

— Скажи-ка ты, Гаврила Семёныч! — потребовал Акинфий Никитич.

Гаврила Семёнов выдвинулся вперёд.

Он словно постарел на десять лет — поседел, щёки его изрезали глубокие морщины. Он обвёл толпу тяжёлым, взыскующим взглядом пророка.

— Где, брате, палестины наши? — тяжело спросил он. — Где преклониться нам дано? Что-то нам оставлено, опричь юдоли? Так чего же ропщем?

В морщинах у Гаврилы блеснули слёзы, и даже сам Демидов оторопел.

— Держава наша антихристом порабощена, церковь дьявол поглотил, судьба нам — скитания без князей и пастырей! Чем спасаемся? Трудами неустанными, больше нечем! Труды своих рук нам и горесть, и веселие сердечное, и хлеб, и забава, и кара, и неизменный обычай! Токмо в трудах жива душа, трудами себя совершенствуем, трудами предвечному служим! Потому завод — наш храм, а труды — моление!

— Каторгу поёшь, Буеслов? — выкрикнули из толпы.

— Кто в каторгу ввергает — тот фараон! А верный богу своей волей труды стезёй видит! — рокотал Гаврила. — Мы по трудам чествуем, не по роду ильбо мамоне, не по чину ильбо славе мирской! Чем плодотворнее твой труд, тем небо к тебе ближе! Мастер праведен, а не начётник! Нет труду противоречия!

— А как же демон?

И Гаврила вдруг рассмеялся, словно вопросу ребёнка.

— Да везде они, демоны! — он махнул рукой. — Что ж теперь, не жить?

Акинфий Никитич выступил вперёд.

— Кого демон напугал — проваливай отсюда! — объявил он. — Мстить не буду никому, а чужаки мне на заводе не нужны! Проваливай!

Кто-то из Артамоновых «подручников» подтащил одёжу, и Акинфий Никитич на глазах изумлённой толпы принялся обряжаться как горновой: прямо поверх дорогого камзола напялил грубый кожаный запон с рукавами, бросив треуголку в песок, нахлобучил войлочную шляпу и натянул широкие рукавицы-вачеги. Другой «подручник» протянул ему лом. Рядом подкатили тачку с сырой глиной. Акинфий Никитич хотел сам пробить лётку в домне и выпустить чугун. Если демон нападёт, то нападёт на него.