Читать книгу 📗 ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса"

Она не попрощалась. Ей так редко приходилось прощаться.

Лампы снова замигали. Из-под ног поднимался полупрозрачный туман, слегка пахнущий дымом. Свечи окончательно погасли, и их маленькие шелковистые души вознеслись в небо, в металлические балки. В воздухе повис вездесущий, приставучий запах горящей пыли, грохот рассыпающихся камней и ломающегося металла стал постоянным. Они смотрели друг на друга измученно и смущенно: Харрохак и призраки Дульсинеи Септимус, Магнуса Куинна и Абигейл Пент.

Харроу ощутила все нарастающее волнение, которое не могла подавить, и коротко спросила:

– Какова моя роль в этом исходе, Пент?

– Если ты останешься, то ты, конечно, себя не поглотишь и не изгонишь, – сказала Абигейл, но как-то уж очень осторожно. – Ты – хозяйка этого места, и можешь уйти отсюда только добровольно… или тебя можно изгнать силой, как попыталась Спящая. Духи всегда стремятся вернуться в свои тела и чахнут без них. Ты можешь уйти в Реку, навсегда покинув тело – или просто вернуться и проснуться.

Гидеон.

В доме Ханаанском ее смущало то, что она все время возвращалась мыслями к Гидеон. На одно краткое и прекрасное мгновение она обрадовалась этому: этой крошечной вечности между прощением и медленной, нерассуждающей агонией. Гидеон закатывает рукава рубашки. Гидеон исчезает в тени, нарушая обещание. Одна идиотка с мечом и асимметричной улыбкой стала концом Харроу: этот апокалипсис произошел быстрее, чем погасло бы солнце в случае смерти императора.

Она могла отпустить себя или вернуться в тело и отпустить ее.

Нав приняла свое решение, когда смерть в любом случае сделалась неминуемой. Она могла сказать: «Харроу выживет» или «Харроу умрет». И она, мать ее, сказала: «Харроу выживет», что нужно было уравновесить. «Гидеон умрет». А теперь она снова стояла перед выбором, которого всегда жаждала. Возможностью сказать да и возможностью сказать нет. Стрелка весов склонялась от нет в сторону да.

– Если я вернусь, я окончательно уничтожу ее душу.

Магнус подошел и взглянул Харроу прямо в глаза. Она вдруг почувствовала, что этот самый человек, про которого Гидеон целую жизнь назад сказала, что он был добр с ней. Выражение его лица стало жестким, но глаза остались добрыми. Вот только доброта – это нож.

– Все это случилось потому, что ты не смогла смириться со смертью Гидеон. – Удар был нанесен с точностью, доступной не всякому Нониусу. – Я тебя не виню. Но где бы ты оказалась прямо сейчас, скажи ты себе «она мертва»? Ты держишься за нее, как влюбленный за старые письма, но, умерев, она перестала быть Гидеон. Именно так и работает ликторство, разве нет? Она умерла. Она не сможет вернуться, даже если ты засунешь ее в ящик и не станешь туда смотреть. Ты не ожидаешь ее воскрешения. Ты превратила себя в ее мавзолей.

Его жена посмотрела на Харроу и пробормотала:

– Да уж, Магнус, ты попал в точку. – Но он проигнорировал ее, что было весьма необычно.

– Знаешь, Абигейл меня бросила, когда нам было по семнадцать. Я три года хранил оторванный уголок от ее бальной карточки. Там не было никаких надписей, ее инициалов или моих. Просто уголок.

Одна из ламп оторвалась от потолка и рухнула на пол, оставляя за собой ливень искр. Харроу показалось, что зазвонил колокол.

– Это просто твой оторванный уголок карточки, – продолжил Магнус. – Ты умная девушка, Харрохак. Тебе придется усвоить один из тяжелейших в жизни уроков: урок горя.

Падающая с потолка пыль превратилась в пыльную метель, одна из стен прогнулась. Если разрушение дома Ханаанского продолжится с той же скоростью, даже если предположить, что это всего лишь метафорический сдвиг, стены совершенно не метафорически расплющат всех в лепешку. Правила есть правила. Если кусок ее психологического ландшафта рухнет на Абигейл, Дульси или Магнуса, это будет вторая смерть. Их духи будут стерты из вселенной и никогда не войдут даже в Реку. Они сгрудились вокруг нее, как растения, тянущиеся к солнцу. Как будто она была оком бури и разрушение вращалось вокруг нее, а земля под ее ногами оставалась спокойной.

Харроу внимательно посмотрела в лицо Дульси: странное замкнутое спокойствие снова сделало ее старой. Тоненькие морщинки по обеим сторонам рта говорили, что в ее жизни был свой урок страдания.

– Тогда остается Река, – сказала Харроу.

– Река – это безумие, – немедленно ответила Абигейл. – Ты никогда не была там в качестве лишенной якоря души. Ты не знаешь, как это. У меня нет ни малейшего представления о том, что случится со второй душой, состоящей в ликторской связи, если душа хозяина покинет тело. Ты жива, Харрохак. Это что-то да значит, когда мы говорим о душах. Твоя душа стремится к телу, и если она не найдет другого обиталища, я даже не могу быть уверена, что в своем безумии ты не умудришься найти путь обратно… теоретически.

Харроу сдерживалась изо всех сил, но ее голос прозвучал жалобно и по-детски:

– Я ничего не могу сделать, входя в Реку, чтобы остаться в разуме?

– Нет, – ответила Абигейл, – это Река. Она движется. Тебе следовало выбрать путь призрака и путешествовать по танергической связи, но это тоже безумие. Сидеть внутри, не знаю, чайника, цепляться за него, ничего не понимая и медленно сходя с ума. Как я уже говорила, твоя душа стремится к телу. Что, если ты окончательно сойдешь с ума и поглотишь сама себя, создавая своеобразную смесь – ты же поняла, кем был Учитель – сочетание твоей души и фрагментов души Гидеон? Харроу, ты выбираешь между знакомым путем и омерзительной неизвестностью. Не выбирай неизвестность.

– На твоем месте, – вставил Магнус, – я бы вернулся домой и жил ради нее.

В коридоре послышался громкий взрыв, а потом мерзкий треск, когда совсем рядом рухнула балка. Шум был поразителен. Казалось, что весь мир вокруг корчится и орет от боли. Призывательница духов из Пятого дома потеряла самообладание и взяла Харроу за руки:

– Прости, Харроу. Я бы хотела, чтобы было по-другому. Это все совершенно ужасно.

Потолок над ними прогибался и дрожал, но держался. Харроу посмотрела на напряженные лица вокруг. На серьезные черты рыцаря Пятого дома, веселое лицо которого приобрело потустороннее достоинство. На его жену-историка, за которую, как она теперь знала, не получится отомстить. Трагедия гения, погибшего бессмысленной смертью. Невосполнимая потеря для всей вселенной.

Как будто вселенная способна выдержать еще несколько дыр. Как будто сама ткань вселенной еще не стала одной сплошной прорехой, кое-как удерживаемой вместе обрывками тех, кто остался. Сможет ли схема с такими лакунами сохраниться? Сможет ли она, которая когда-то считала себя весьма искушенной в одиночестве, жить дальше одна? Ответ был совершенно очевиден. Нет. Она не была готова даже к вопросу.

И все же, все же Харрохак сказала:

– Идите, пока на вас не упала крыша.

Абигейл устало и грустно улыбнулась. Совершенно Пятое смущение.

– Сначала скажи, что ты будешь делать. In loco parentis, понимаешь? Я почему-то чувствую себя ответственной. Обещай мне, что будешь жить.

– Гидеон уже все решила за меня, – ответила Харроу. Она совсем не боялась, просто руки тряслись независимо от нее самой.

Первый кусок потолка рухнул тяжело и непреклонно, заставив всех дернуться. Магнус машинально попытался прикрыть их всех руками, и Абигейл, Дульси и Харроу съежились под этим оптимистичным зонтиком. Харрохак коротко сказала:

– Пент, Куинн, Септимус. Я плохо умею благодарить и еще хуже умею прощаться. Поэтому не стану даже начинать.

– Ты… – сказал Магнус.

– Однажды я умру, меня похоронят, и тогда мы об этом поговорим, – ответила Харроу и поняла, что разговаривает вовсе не с ними. – А до того… боюсь, мне придется жить.

– Тогда мы не прощаемся, – сказала Абигейл, потянулась и заправила прядь волос Харроу за ухо. Харроу очень постаралась, но не смогла почувствовать, что это ее унижает. – Я верю, что мы снова увидимся.