Читать книгу 📗 "Невинная помощница для альфы (СИ) - Линд Алиса"

На звук Лючия поворачивает голову. На ее лице появляется широченная улыбка. Волчица с радостным вскриком «Трэй!» вскакивает из-за стойки и направляется в нашу сторону. Отступаю на шаг за спину альфы, чтобы лишний раз не отсвечивать. Она повисает на шее у Трэя и что-то шепчет ему на ухо. Понятно что — в ее мыслях они занимаются страстным сексом. Прекращаю смотреть к ней в голову — противно. Отступаю к лифту, чтобы она не учуяла запаха моей ревности. Не хочу унижаться.

Следом к нам подходит ее собеседник.

— Посиди за баром, солнышко, — рокотливо воркует он Лючии, и та сразу уходит.

Украдкой выглядываю из-за плеча Трэя — могучий белый волк лет под шестьдесят с цепким взглядом в серо-желтых глазах, густыми белыми бровями и аккуратной, модно подстриженной бородой, которая очерчивает мощную нижнюю челюсть.

Он протягивает руку, и Трэй крепко пожимает ее.

— Я рад, что ты приехал так быстро, Трентон, нам есть что обсудить.

Бартоломей говорит тихо и нараспев, но я в каждом слове чувствую волю. Такому волку хочется подчиняться, точнее, твой мозг просто не видит иного способа взаимодействия. Я даже не осмеливаюсь залезать к нему в голову, как будто это может мне навредить.

— Пойдем в переговорную, Бартоломей, — в тон отвечает Трэй. — Ты же не здоровьем поинтересоваться приехал?

Бартоломей кивает и открытой ладонью указывает в сторону лестницы, значит, переговорная на третьем этаже. Он явно уже бывал здесь.

Мой альфа берет меня за руку и ведет наверх. Бартоломей идет сразу за нами. Телохранители подтягиваются следом. Становится жутко неловко. Я не на своем месте. И не читая мысли старикана, чувствую на себе его недовольный взгляд и догадываюсь, что услышу в свой адрес много неприятных слов. Но… Я выдержу это. Трэй — мой альфа, мой волк, мой мужчина, и я готова бороться за это!

Трэй пропускает меня в просторную комнату в самом конце коридора в правой части дома. Останавливаюсь в нерешительности, не зная, какое место он выберет. Мне точно не стоит садиться за стол наравне с альфами, так что лучше привычно постою за плечом у Трэя, пока они будут беседовать.

Бартоломей усаживается посредине длинной стороны продолговатого стола с овальным декоративным отверстием по центру. Трэй вынимает из холодильника две бутылки воды и передает одну старому альфе, ставит на стол два высоких стакана. Садится напротив. Я собираюсь подойти, но замираю, слыша слова Бартоломея:

— Пусть твой черный волчонок выйдет, — голос пропитан язвительным пренебрежением.

Видя, что мой альфа не торопится выставлять меня наружу, старый волк выговаривает с нажимом:

— Трентон, надо поговорить с глазу на глаз, это… эта волчица должна выйти. Сейчас.

— Ее зовут Шона, — голос Трэя рычит гневом. — И она останется. Между нами нет секретов.

Бартоломей устало вздыхает.

— Ей не понравится наш разговор, Трентон. Просто убери ее, и поговорим.

28. Требование

Трэй

— Ей не понравится наш разговор, Трентон, — устало тянет Бартоломей. — Просто убери ее, и поговорим.

Эти слова звучат зловеще и пугают даже меня. Остро чую в воздухе запах ромашки и чего-то паленого. Страх и возмущение. Похоже, Шона уже увидела, о чем пойдет речь, и ей это не понравилось. А ещё через пару мгновений я вижу в мыслях образ — передача заложника, точнее, заложницы. Мексиканцам?! На загривке вздыбливается кожа. Кажется, разговор пойдет на повышенных тонах, и моей омеге наверняка будет неприятно присутствовать при нем.

— Выйди, Шона, — стараюсь сказать как можно ровнее, но раздражение пробивается скрипящим металлом в голосе. — Иди в свою комнату.

Она подчиняется. Провожаю ее взглядом — походка скованная, плечи сгорблены. Будто и вправду допустила мысль, что я отдам ее мексиканским шакалам. Хотя… Наверное, ее можно понять — я ведь не давал никаких гарантий, она мне никто, да и другой породы. А белые волки славятся тем, что не допускают в кланы никого, кроме себе подобных.

Как только за ней закрывается дверь, перевожу взгляд на Бартоломея. Улыбается уголками губ, а смотрит серьезно, сурово.

— Как я понял, ты уже потерял около пятидесяти человек, — начинает он, складывая руки на столе и сцепляя пальцы. — Но не преуспел в решении проблемы. Главари мексиканских волков живут и здравствуют.

Язвительные слова острыми ножами втыкаются в самооценку, царапают эго. По сути, Бартоломей прав. Все объяснения «не успел», «как раз собираюсь» — в пользу бедных. Факт — врага я не уничтожил.

— Да, — голос предательски глохнет. — Я перебил почти всех бойцов. По моим подсчетам, осталось…

— Слишком много, Трентон! — перебивает Бартоломей. — Осталось слишком много, и верхушка тоже. Неуправляемая угроза у тебя под носом. Ты не справился.

Последние слова он буквально выплевывает. Давненько он меня не отчитывал. Чувствую себя двадцатилетним юнцом, который только начал свое восхождение в Лос-Анджелесе и косячил по-дикому. Но сейчас я не юнец, а Бартоломей просто сгущает краски. Потому что ему это зачем-то нужно!

— Выкладывай, зачем ты мне это говоришь, Бартоломей, — цежу сквозь зубы. — Ты издалека заходишь. Давай ближе к делу!

Альфа всех волков несколько мгновений испытующе смотрит на меня, словно спрашивая: «неужели сам не понимаешь?»

— Мексиканцы предложили мир, — выговаривает с тяжелой интонацией. — На меня вышел альфа Мексики, Лауренсио Эрнандес.

Сеньор Лауренсио?! От гнева по рукам бегут мурашки, вздыбливая волоски. Подлый мексиканский ублюдок! Выходит, этот кусок дерьма — волк уровня Бартоломея. То есть, те двести-триста бойцов, которых он бросил в мясорубку — небольшая часть гораздо большей армии.

— Он выдвинул условие перемирия. Он отступит и прекратит попытки завоевать Лос-Анджелес, взамен ему нужно только одно…

— Шона? — выкрикиваю с рыком.

Возмущение затапливает сознание. Кулаки сжимаются сами. Я уже понял, к чему клонит Бартоломей, ярость булькает в желудке тошнотой. Челюсть начинает ныть — тело остро требует обращения. Я в бешенстве. Давно не испытывал настолько отупляющей злобы.

— Да, Эрнандес хочет твою черную игрушку, — невозмутимо отвечает Бартоломей тоном продавца, называющего цену товара. — Просто отдай ее, взамен у нас появится надежный партнер из Мексики и выход на тамошний рынок. Куча полезностей.

Вдыхаю и медленно выдыхаю. Все очень плохо. Мы живем по законам клановой иерархии, и по Кодексу Волка я не могу ослушаться приказа старшего альфы. А приказ мне очень не нравится. Остается только попытаться отговорить Бартоломея.

— Шона нужна мне самому. Я отказываюсь от этого обмена, — произношу как можно спокойнее. Растягиваю слова, чтобы не сорваться на крик. — Она не игрушка. Она — моя волчица. Я никому ее не отдам.

Бартоломей устало вздыхает.

— Нет, Трентон, — он мягко опускает кулаки на стол и плотно придавливает. — Нам нужен даже не столько мир, сколько новый торговый союз. И его цена — какая-то черная шавка? Не смеши меня, мой мальчик.

Бартоломей уже все решил. Без меня. За меня! Негодование разливается по венам концентрированной кислотой. Усилием воли не позволяю себе схватить со стола стакан и швырнуть в стену. Хочется крушить мебель. Хочется обратиться и растерзать кого-нибудь, кто первый попадется на глаза. Бартоломей загнал меня в тупик, из которого нет другого выхода, кроме как подчиниться. Или вызвать его на дуэль. Но этого я точно не буду делать — он заменил мне отца. Мы не то чтобы прямые родственники, но узы крови — не пустой звук. И благодарность за то, что сделал для меня этот волк, — тоже.

— Я не смогу ее отдать, я люблю ее, — сам не верю, что говорю это. — Не приказывай мне этого делать, Бартоломей.

Сам слышу умоляющую интонацию на последних словах. А в глазах волка напротив я вижу безжалостный вердикт.

— Ты это сделаешь, Трентон, — жестко отрезает Бартоломей. — Передача черной волчицы состоится завтра. В порту.

Он поднимается, чтобы уйти, но задерживается. Откручивает крышку и махом осушает бутылку воды. Точно так, как только что высосал из меня душу.