Читать книгу 📗 "Ларь (СИ) - Билик Дмитрий Александрович"

Наверное, у иномирного кощея появилось похожее ощущение. Потому что на физиономии расплылась какая-то глупая улыбка, словно на мгновение Рехон перестал контролировать мышцы лица. А потом, мы не сговариваясь, рванули на себя ларь. И он легко поддался, будто все это время только того и ждал.

Воздух, наполненный силой, заискрился от многообразия драгоценных камней и золота. Впрочем, они меня интересовали сейчас в меньшей степени. Потому что больше всего хотелось поскорее открыть ларь.

Я разглядел маленькую, но длинную выемку под крышкой. Аккурат под пальцы. Ее заметил и Рехон, который почему-то жадно облизнулся. Раз — и под нашими руками ларь легко открылся, словно не было всех этих веков заточения, смертей и грозных печатей.

На небе появилась небольшая прореха, обнажив кровожадную луну красноватого оттенка, осветившую землю и не способную дать свою защиту. Та, словно посмеиваясь, глядела на нашу находку, но не торопилась высказать собственные мысли.

А внутри ларя лежала она — самая могущественная реликвия из всех существующих, открывающая проход в иные миры по воле того, кто обладал артефактом. Созданная из крови и хиста чура. И представляющая собой длинный массивный ключ. Причем, весьма потертый и старый.

— Это оно? — спросил Рехон, не сводя взгляда с артефакта.

— Оно, — забыв, как дышать, ответил я.

И взял ключ.

Сила, прежде растекшаяся вокруг, рванула к реликвии, словно многочисленные детеныши, неожиданно испугавшиеся, что их мать сейчас уйдет. А я заскрипел зубами, пытаясь удержать внезапно разогревшийся артефакт. Но вместе с тем явственно понимал, его нельзя отпускать. Только не теперь.

И все вокруг изменилось. Разукрашенный самоцветами ларь превратился в обычный походный ящик, который даже не закрывался. Могучий дуб в странное диковинное сооружение, состоящие из многочисленных трубок. Большинство их них давно высохли, вместе с содержимым — кровью чура. Железные детали заржавели, шестеренки и механизмы встали намертво. Я смотрел на постамент жадности и подлости имени двух рубежников, которые начали это все. И на мгновение забыл, что за нами вообще-то наблюдают. Потому даже немного удивился неприятному знакомому голосу.

— Это все⁈ — закричал Трепов, который стоял метрах в шестидесяти от нас. Он явно хотел еще приблизиться, однако не решался. — И никакого проклятия?

Я не ответил, медленно повернувшись к Тугарину. Я старался не смотреть в сторону засохшего черного дерева, чтобы никто не перехватил мой взгляд. Потому что уже чувствовал, как там, внизу, заворочалась, тяжело просыпаясь после долгого сна, нежить.

— Если все, тогда отдавай мне реликвию! — не унимался Тугарин.

Он вдруг преобразился. Причем выглядел Трепов по-прежнему старой развалиной, однако черты его лица внезапно заострились, шея стала тоньше, волосы взъерошились. Он напоминал голодного птенчика, жадно тянущегося за червячком.

— Я не могу! — сказал я, чувствуя, что совершаю самую большую в мире подлость.

Хотя она была совершена уже давно. В тот момент, когда я пришел разговаривать с Илией и Травницей. И я знал, как все закончится. Не вообще все, но конкретно для одного рубежника. Точнее рубежницы. И я пошел на это, не видя других вариантов. Хотя, как выяснилось, все было напрасно — маленький глупый рубежник стал частью планов опытного кощея. Но да ладно, мы еще посмотрим, кто кого.

— Я связан договором с Травницей. Я должен отдать реликвию ей.

— И всего-то? — усмехнулся Трепов.

Он щелкнул пальцами, и Виктор, который словно еще больше раздался в размерах, прыгнул в сторону Инги, грозно приземлился возле нее, а затем потащил к Тугарину. Все это произошло быстро, в считанные секунды, потому Травница не успела отреагировать.

Да и сейчас Инга почти не сопротивлялась, словно принимая свою судьбу. Разве что ошарашенно смотрела на меня, будто догадавшись обо всем. Такое ощущение, что она оказалась удивлена моему замыслу.

Не было никаких разговоров вроде требования разрушить договор.Тугарин словно устал ждать. Тем самым клинком, которым прежде угрожал Кусе, он ударил Травницу в живот. А после, чтобы Инга не смогла самостоятельно вылечить столь легкое повреждение, крутанул нож, вспарывая рану почти до бока.

Травница схватилась руками, пытаясь удержать внутренности, которые норовили выпасть, рухнула на колени, продолжая смотреть уже на меня своими стекленеющими глазами. Совсем как в моем старом видении. И от ее взгляда по позвоночнику пробежал могильный холод.

— Теперь у нас нет никаких проблем с передачей реликвии? — вкрадчиво спросил Тугарин. — Или мне подрезать и пару перы…

Он не договорил, потому что в его глазах застыл ужас. Я лишь отметил забавную превратность человеческих эмоций. Рядом, мучаясь от хиста, который пытался вырваться наружу, умирала Травница. Однако в ее взгляде сквозило удивление. Тогда как Тугарин именно боялся.

Потому что земля передо мной разверзлась и из-под нее медленно, словно понимая, что теперь ему торопиться уже никуда, вылезал чур. Точнее, он был чуром когда-то невероятно давно. Так давно, что, наверное, и сам уже забыл о тех временах. Теперь его держала на этом свете только печать, с единственным словом-ключом.

Чуры и при жизни не отличались особой статью и красотой. Странно было бы ожидать, что после смерти его внешность улучшится. Однако смотреть на нежить оказалось действительно неприятно. Волосы стали еще реже, грустно облепив по бокам череп с массивным лбом, глаза так потускнели, что я с трудом мог различить там зрачки, а все тело высохло и теперь словно состояло из одних костей и сухожилий, прикрытых выцветшей кожей.

Но самое главное — это сила. Тягучая, медленная, всеобъемлющая, заполняющая каждую клеточку пространства. Она, выпитая из десятков рубежников, безусловно подчинялась этому нелепому и крохотному созданию, после смерти ставшему еще меньше.

Чур приблизился к нам. Он не смотрел на Рехона. Лишь на меня. А затем стал открывать рот. Голос его звучал непривычно живым, отчего становилось только еще более жутко. Мне почему-то казалось, что за столько лет все связки должны были сгнить. Хотя, наверное, это у обычного мертвяка, у лича имелся свой договор со Вселенной.

— Назови свое имя.

— Альберт, — произнес я, делая правильное ударение.

На мгновение даже показалось, что на лице чура мелькнула улыбка.

— Это еще не все, твой долг не оплачен, — торопливо проговорил я, выставив перед собой ключ, как основное доказательство своей правоты. — Реликвии по-прежнему угрожает опасность. Те три рубежника хотят завладеть ей. Ты обязан помочь, чтобы артефакт не попал в дурные руки.

Я не знал, что творится в голове у лича. И происходит ли там вообще что-то. Более того, я допускал мысль, что прямо сейчас этот товарищ покажет мне незамысловатую фигуру из пальцев и разложится на плесень и на липовый мед. Однако я помнил слова Альберта, что лич должен хранить содержимое ларя ото всех, пока не придет хозяин. И очень надеялся, что в это понятие входит момент с новыми командами от хозяина.

— А потом? — спросил лич.

И я подивился, как устроено его сознание. Видимо, там, глубоко внутри, еще не все умерло окончательно. Потому что он мыслил как вполне живое существо.

— Когда этих троих не станет, ты можешь быть свободен.

И случилось почти немыслимое — чур меня послушался. Был ли виной тому мой элексир удачи или что-то еще, выяснять оказалось некогда. Да и подобная информация не несла какой-то сильной значимости. Сегодняшнее сражение, которое периодически прерывалось, чтобы к нему присоединились дополнительные персонажи, разгорелось с новой силой.

Лич, который недавно невероятно медленно вылезал из-под своего земляного одеяла, устремился к троице со скоростью спринтера. Я, с обжигающим пальцы ключом, а за мной и Рехон, побежали следом.

Краем глаза я лишь отметил трясущуюся в конвульсиях Травницу. Смерть пыталась подступиться к ней, но жизнь все еще удерживал хист, причиняя Инге невероятные мучения. Но что самое удивительное, не взирая на творящееся вокруг, не размышляя, что любой из кощеев может переломить ей хребет, возле умирающей рубежницы уже оказалась Наталья. И я знал почему.