Читать книгу 📗 "Сады Дьявола (СИ) - Гагарин Павел Александрович"
Наверху было прохладно. С океана дул легкий, но пробирающий ветерок. Местное солнце только что зашло, но полная темнота еще не наступила — небо было подсвечено необычными серебристыми облаками, похожими на те, что бывают на Марсе. Только марсианские облака были чуть голубоватыми, а здешние скорее отдавали в зелень.
Чехов расположился на самом носу корабля, направив бинокль в сторону шахты. Далеко во мраке перемигивались красные огоньки датчиков движения. Рядом с Чеховым лежала, раскорячившись на двуноге, снайперская винтовка Хлеборезова — у Чехова всегда была слабость к русскому оружию. Видимо, пристреливал местность в ночных условиях.
— Потуши фонарь, — недовольно сказал Чехов.
— Зачем паришься? — спросил Пульхр, присаживаясь рядом. — У нас же дроны есть.
— Не доверяю я всем этим дронам и искусственным мозгам. Всегда в итоге все упрется в простого солдата. Знаешь, что мне Бенуа сказал?
— Что?
— «Звезда Смерти» стоит здесь не больше двух, максимум трех недель. Так что пираты не увозили отсюда людей.
— Да. Выяснилось, что они их сюда привозили.
— Зачем?
— Что едят зомби? — ответил вопросом на вопрос Пульхр.
— Людей… Да ладно!
— Да, похоже, пираты подкармливали зомби.
— Но зачем?
— Чтобы зомби не вымерли с голода.
— А это зачем?
— Да откуда мне знать? Судя по всему, пираты тут часто бывают. Если поблизости появится пиратский корабль, Юсупов его захватит. Вот у них и спросишь.
— А что за руду мы должны достать в шахте?
— Без понятия. Стерн тоже не знает. Знаю только, что ее будет аж двадцать тонн. Осьмий, иридий, палладий, иттрий — какая разница, в любом случае это огромные деньги.
Чехов засопел, принюхиваясь.
— Ты чего, бухаешь чтоли? — спросил он.
— Стандартные оперативные мероприятия. Хочешь? — Пульхр протянул фляжку.
— Нет, спасибо, — с явным неодобрением взглянул на фляжку Чехов. — Ты же знаешь, на работе командир должен есть и пить тоже, что и бойцы. Иначе доверия не будет. Вот закончим работу, угостишь всю бригаду.
— Заметано. Кстати, у тебя в бригаде есть такой боец, зовут Козерогом?
— Ну, есть… Какие-то проблемы с ним?
— Он, говорят, любит истории всякие рассказывать. Вот, хочу послушать.
Чехов трижды стукнул кулаком по железу. Из люка высунулась голова часового.
— Передай дежурному, чтобы нашел Козерога и сказал, что я его зову.
Через несколько минут на палубу выбрался пожилой светловолосый наемник. Глядя на щекастое морщинистое лицо, добродушные водянистые глаза и доверчиво оттопыренные уши, трудно было догадаться, что этот человек — наемный головорез.
Увидав рядом с Чеховым капитана, Козерог растерянно улыбнулся и в глазах его мелькнуло предчувствие неприятностей.
— Садись, Козерог, — Чехов гостеприимно похлопал по железу. — В ногах правды нет.
Козерог сразу расслабился — если бы вызвали для выволочки, пистона или нагоняя (а на флоте это все — разные вещи) то оставили бы стоять.
— Но нет ее и выше, — озорно ответил он, и уселся по-турецки, сложив руки на колени.
— Говорят, ты истории всякие знаешь, — сказал ему Пульхр. — Я хотел бы послушать ту, что ты на днях рассказал доктору Стерн.
Козерог польщенно покраснел, гордый, что его творчество обрело признание на самом верху.
— Которую? — спросил он. — Я много историй знаю! Я такое рассказать могу — закачаешься! То есть закачаетесь. Про механика, которому парашута не досталось? Или как я изображал кабана, когда адмирал Скунцт ходил на охоту? Или как боцман в иллюминаторе застрял?
— Про Пятницу.
Козерог кивнул и начал настраиваться. Он прочистил горло, придал лицу скорбно-правдивое выражение, устремил взор в перспективу чуть повыше левого уха капитана и начал:
— В эту команду я пришел год назад, а до этого служил на каперском корабле «Санитары Космоса». У нас нашивка на плече была особая: три волчьи морды в профиль воют в круге, а по краю круга — звездочки перевернутые. Долго служил, лет пять. И там я закорешился с одним чуваком, у которого позывной был — Пятница. Ну как закорешился… Он так-то ни с кем особо не дружил. Не то чтобы совсем не общался, но близко не сходился и все больше помалкивал. Но мы с ним были соседями, а когда ты спишь на средней полке, а он, как ветеран, сразу под тобой, и у вас один шкафчик на троих — у нас еще третий был, верхнеполочный, Серега Крендель, — то невольно заобщаешься.
Пятница этот был парень со странностями. Но в меру, без переборов. Ну, а кто нынче без странностей? Кофе, например, пил только с лимоном. А чай терпеть не мог, все говорил: веник распаренный. И водку, чудак, разбавлял попалам с водой. Говорил так вкуснее и полезнее. Вкуснее, да… Мол, спирт, он организм обезвоживает, и от этого похмелье случается, а он, значит, таким образом ущерб превентивно предотвращает. Мы с Кренделем поначалу обрадовались, думали, это ж какая экономия по спирту выйдет, но нифига — Пятница этой разбавленной водки выпивал ровно в два раза больше, зараза.
И вот однажды, перебрав слегка своей вкусной и полезной водки, Пятница нам с Кренделем по большому секрету сообщил, что он мол, не из нашей солнечной системы. Типа, инопланетянин. Мы с Кренделем к его словам отнеслись с пониманием. Мало ли как на человека алкоголь действует… У нас в полку, когда я еще в армии служил, тоже был один поручик. Как лишнего перепьет, любил из себя изображать русалку. Разденется, значит, до гола, возьмет селедку, ляжет на пол…
— Не отвлекайся, — велел Пульхр.
— … в общем, инопланетянин и инопланетянин. Все лучше, чем русалка…
Козерог, увлекшись, достал из кармана пачку сигарет, но, перехватив взгляд Чехова, опомнился и хотел пачку убрать обратно.
— Ничего, можешь курить, — разрешил Пульхр.
— …Ну вот, а однажды я с боцманом разговаривал, и как-то к слову пришлось, и я, вроде как в шутку, у него спросил про Пятницу. А боцман мне отвечает, что да, Пятница и в самом деле не из наших, что десять лет назад наняли «Санитаров» кое-что сделать в одной звездной системе в пяти прыжках от Солнца. Они прилетели, задание выполнили и назад. А на обратном пути нашли в трюме местного паренька. Хотел зайцем с родной планеты улететь. Куда его девать? Не обратно же его везти? За борт — жалко, живая, все-таки душа. Внешне от человека его было не отличить, капитан решил подрастить его немного, да и продать при случае, в оплату еды и проезда. А пока заставил отрабатывать на корабле, типа, юнгой. Доктор его почему-то Пятницей называл, да так и прилипло. Пятница понемногу освоился, врос в команду, все к нему привыкли и продавать его не стали. К тому же он очень хорошо научился в электричество, забавный факт, потому что на его планете, как он рассказывал, переменный ток изобрести так и не успели.
Как-то на Эриде, в кабаке, праздновали мы с ним одно удачное дело. И дернул меня черт за язык спросить, а не хочет ли он на родину вернуться. А он так поглядел на меня странно, и ответил, что не хочет. Помолчал немного, и рассказал, как у них там дело было…
…Все началось с эпидемии заболевания, которое врачи называли гриппом, но совершенно на него непохожим.
У заболевшего поднималась температура, начинался кашель, потом удушье, лицо синело и покрывалось темно-красными пятнами. Если изо рта начинала идти кровь, то человек быстро умирал, если нет — выздоравливал. Старший брат Пятницы, большой, сильный, никогда ничем не болевший, сгорел в три дня. Отец болел тяжело, но в итоге поправился. Мать очень боялась за младших, но дети этот странный грипп перенесли на удивление легко.
Грипп свирепствовал год, но про него быстро забыли, когда ему на смену пришли эпидемии все более и более странных заболеваний. Где-то в это время началась война, власти развернули тотальную пропаганду и дезинформацию, так что о дальнейших эпидемиях Пятница знал лишь поскольку они коснулись его семью.
Сразу за гриппом начались детские исчезновения. Вначале люди решили, что детей похищают. В суматохе успели линчевали несколько человек, но тут выяснилось, что дети уходили из дома сами. Они стремились отойти подальше, и в какой-то момент начинали искать убежище, отдавая предпочтение темным, узким местам. По окрестностям городов ходили бесконечные поисковые группы. Спасатели вытаскивали оцепенелых, как осенние мухи, детей из подвалов, заброшенных зданий, дренаждых колодцев и даже нор животных. Через две-три недели спасенные дети приходили в себя, начисто забыв о том, что с ними произошло.
