Читать книгу 📗 "Одна звезда на двоих (СИ) - Ко Маришка"
Татуировки. Они были еще более завораживающими, чем он мог представить при тусклом свете ангара. Сложная, почти живая вязь темно-синих, почти черных линий покрывала ее плечи, спину, руки, уходя вниз по телу, скрываясь под остатками одежды. Абстрактные узоры, похожие на потоки энергии, звездные туманности, древние символы – они переплетались, создавая единое полотно на ее коже. И сквозь эту темную вязь, как серебряные нити судьбы, проступали шрамы – следы ее долгой, опасной жизни. От ожогов плазмы, от осколков, от клинков… История войн, потерь и невероятной стойкости.
Он замер, потрясенный этим зрелищем – хрупкостью шрамов и силой покрывающих их узоров. Он осторожно, почти благоговейно провел кончиками пальцев по сложному рисунку на женском плече , чувствуя под кожей едва заметный рельеф зажившего рубца.
– Это… невероятно красиво, Шайлар, – выдохнул он.
– Это память, Кир, – так же тихо ответила она, внимательно следя за выражением его лица, не пытаясь прикрыться. В ее глазах была тень прошлого, но и… доверие? – Память о том, что делает нас теми, кто мы есть.
Он снова поцеловал ее – нежно, трепетно, касаясь губами не только кожи, но и чернильных линий, и тонких линий шрамов под ними. Он целовал ее плечи, шею, спускаясь к ложбинке между грудей, чувствуя, как она дрожит под его ласками, как ее дыхание становится все чаще.
Их одежда скоро оказалась забытой на полу рядом с диваном. Он смотрел на нее – на сильное, стройное, совершенное в своей неидеальности тело, испещренное летописью ее жизни, – и чувствовал не только обжигающее желание, но и глубокую, пронзительную нежность и благоговение. Шайлар без смущения встретила его взгляд, и в ее потемневших от страсти зеленых глазах он увидел ответное желание и полное доверие.
Он снова притянул ее к себе, их обнаженные тела соприкоснулись, посылая по коже волны электрического тока. Теперь фокус сместился на ощущения. Жар ее кожи под его ладонями, гладкость там, где не было татуировок, и едва ощутимая шероховатость там, где чернила покрывали шрамы. Ее прерывистое дыхание у него на шее.
Его руки блуждали по ее спине, по изгибу бедер, ощущая под пальцами гладкую кожу и рельеф татуировок, чувствуя, как Шайлар отвечает на его прикосновения легкой дрожью, как ее тело становится одним напряженным, отзывающимся нервом. Ее ответные ласки были не менее смелыми – уверенные, дразнящие, знающие, где коснуться, чтобы заставить Кириана задыхаться от желания. Ее губы нашли чувствительную точку у него на шее, он глухо простонал, запрокидывая голову. Шепот имен – «Кир...», «Шайлар...» – смешивался с их прерывистым, тяжелым дыханием. Он чувствовал, что еще немного – и он не выдержит, потеряет контроль над собой.
– Шайлар… ты… ты сводишь меня с ума… – выдохнул он, целуя ее шею, плечи, чувствуя, как тело напрягается в предвкушении.
– Знаю… – прошептала она ему в ухо, ее рука скользнула ниже, заставляя его замереть и с шумом втянуть воздух. – И ты меня, Кир… как же сильно я тебя хотела…
Он больше не мог сдерживаться, желание затопило его полностью, смывая остатки мыслей и контроля.
– Шайлар… я… я больше не могу… хочу тебя… – выдохнул он, глядя в ее потемневшие зеленые глаза.
Она посмотрела на него в ответ – в ее взгляде смешались страсть, нежность и какая-то глубинная, первобытная сила. Она притянула его лицо к себе, их губы снова слились в долгом, глубоком поцелуе, а ее тело двинулось ему навстречу…
И в следующий миг последний барьер между ними рухнул. Мир исчез, сжался до этой маленькой комнаты, до этой кровати, до их сплетенных тел. Остались только двое, ставшие единым дыханием, единым ритмом, единым порывом навстречу друг другу.
Ощущения нарастали, превращаясь в тугую, звенящую спираль чистого наслаждения. Мир сузился до ее прикосновений, до жара ее кожи, до ее тихого, ободряющего шепота. Он чувствовал, как все его существо напряглось до предела, как мышцы свело судорогой предвкушения. Еще мгновение… еще одно ее движение…
– Шайлар!.. – сдавленный крик сорвался с его губ. Его тело выгнулось дугой, он замер на пике этой невыносимой, ослепляющей волны, которая прокатилась по нему, забирая все силы, все мысли, оставляя лишь звенящую пустоту и дрожь во всем теле. Потом волна отхлынула, и он без сил откинулся на подушки, тяжело дыша, не в силах пошевелиться, чувствуя лишь, как бешено колотится его сердце.
Шайлар приподнялась на локте и посмотрела на него сверху вниз. Ее волосы разметались по плечам, щеки горели румянцем, глаза потемнели от испытанного удовольствия, но в них не было насмешки – только глубокая нежность, удовлетворение и, возможно, легкая, почти победная улыбка на губах. Она осторожно откинула влажную прядь волос с его лба, провела пальцами по его щеке.
Потом была тишина, наполненная только их прерывистым дыханием. Они лежали обнявшись, мокрые, опустошенные и одновременно невероятно наполненные друг другом. Кириан осторожно гладил ее волосы, ее спину, все еще ощущая дрожь в теле. Шайлар прижималась к нему, положив голову Кириану на грудь, слушая стук его сердца. Их переполняло глубокое, всепоглощающее чувство близости, нежности и какого-то невероятного, почти невозможного счастья от того, что они наконец вместе. В эту ночь слова были не нужны. Они нашли друг друга посреди войны и хаоса.
***
Утро второго дня встретило их нежным светом двух солнц Санары, пробивающимся сквозь широкое окно комнаты. Они лежали в постели, переплетенные телами, наслаждаясь редкими минутами покоя и близости. Вчерашний вечер смыл все барьеры, оставив после себя лишь глубокую нежность и ощущение хрупкого, но такого настоящего счастья.
Кириан осторожно водил пальцами по ее спине, изучая сложную вязь темно-синих татуировок, которые покрывали почти все ее тело. Это была карта ее жизни, ее войн. Абстрактные линии, похожие на потоки энергии или звездные туманности, переплетались с более четкими символами – он узнал эмблему Первого Полка, стилизованное изображение блистера, какие-то знаки, похожие на отметки о сбитых врагах или выполненных миссиях.
– Они красивые, – прошептал он, обводя пальцем особенно замысловатый узор на ее лопатке, под которым угадывался старый шрам от ожога. – Но зачем так много?
Шайлар чуть повернулась, устраиваясь удобнее в его объятиях.
– Шрамы… они остаются напоминанием о боли, об ошибках, о потерях, – тихо сказала она, глядя куда-то вдаль. – А татуировки… это способ переписать историю. Превратить боль в силу. Или в красоту. Как посмотреть, – Шайлар коснулась тонкого шрама над его бровью, оставшегося после инцидента с нитро. – У тебя тоже скоро появится своя история на коже, кадет.
– Эту сделал не я, – усмехнулся он. – А вот эта… – он коснулся небольшого, почти незаметного символа у нее на запястье, похожего на стилизованную комету. – Это что?
Она кивнула, и в ее глазах мелькнула тень улыбки и печали.
– Первая. В восемнадцать лет. Сразу после выпуска из Олинты и зачисления в летную школу Ополчения. Мы сделали ее вместе с Санни. На спор. Проигравший набивает символ эскадрильи «Кометы», куда мы оба мечтали попасть.
– И кто проиграл?
– Оба выиграли, – Шайлар улыбнулась уже теплее. – Нас обоих туда взяли. Мы тогда думали, что покорим галактику. Молодые были, глупые… – она помолчала. – А этот шрам… – она коснулась длинного, пересекающего несколько тату рубца на ее боку, – …это уже с Ксилоса. Та самая заварушка, за которую я Ардену гартейн должна. Тогда я чуть не осталась там навсегда. Санни вытащил. И Ник. Они всегда вытаскивают.
Кириан слушал ее, затаив дыхание, прикасаясь к ее коже, к ее прошлому. Он понимал, какая бездна опыта и потерь стоит за силой Шайлар, за ее иронией. И его чувство к ней становилось только глубже.
Он притянул ее к себе, целуя шрам на боку, потом поднимаясь выше, к губам. Их поцелуй был уже другим – не таким отчаянным, как вчера, а более глубоким, уверенным, полным нежности и разгорающейся страсти. Они не спешили, изучая тела друг друга заново, даря ласки, шепча бессвязные слова. Кириан видел ее без брони – сильную, гибкую, отдающуюся ему с полной самозабвением. Шайлар видела его – молодого, сильного, нежного, смотрящего на нее с таким восхищением и обожанием, которого она не видела, кажется, никогда. Их близость была слиянием не только тел, но и душ – солдата, уставшего от войны, и кадета, только вступающего на этот путь, но готового пройти его ради нее.