Читать книгу 📗 "Хроники пилота: Звездолет для бунтаря (СИ) - Алексеев Евгений Артемович"
Флаер долетел до центра острова, завис над ним. Один из пилотов запросил посадку. И тут же получил разрешение. Медленно мы опустились на бетонную площадку. Прибыли.
Я выпрыгнул из флаера, размял ноги. Огляделся.
На внутренней стороне здания заметил надпись из блестящих металлических букв, впечатанных прямо в белый камень стен: «Научно-исследовательский центр нейро-биологии». Знакомое место. Именно здесь много-много лет назад, мне вживили в мозг электронную начинку — нейро-интерфейс. Тогда я был ребенком, очень боялся всех этих страшных врачей в белых халатах, пропитанной тяжелым запахом лекарств палаты, где я ждал операции. Страшился боли, неизвестности, даже смерти. Но теперь, вспомнив это здание, я успокоился. Если хотят что-то проверить — я не против.
Вместе с охранниками мы прошли в здание, поднялись на второй этаж. И когда створки лифта с тихим шелестом разошлись, нахлынули воспоминания, я вновь ощутил себя маленьким мальчиком.
И словно из этого прошлого ко мне шагнул тот же самый врач, что делал мне операцию. Он сильно постарел, плечи опустились, заставив чуть горбиться. Волосы, словно припорошил снег. Но глаза, умные и внимательные, смотрящие будто в самую сущность, остались прежними.
— Эдгар! Эдгар Рей! Кого я вижу. Поверить не могу. Рад вас видеть, — голос тоже стал чуть надтреснутым, глухим.
— Здравствуйте, господин Астор Мулен, по вашему приказанию полковник Военно-космического флота прибыл, — шутливо отрапортовал я, вытянувшись в струнку, приложил ладонь к виску.
Мы обнялись и Мулен повел меня по коридору, до самого конца, где пол, выложенный пружинистым серым пластиком, стремился под уклон, до массивных створок с круглым окошком. Там находился аппарат для сканирования мозга. Длинный белый цилиндр, куда закрывали меня мальчишкой несколько раз, вызывая острый приступ клаустрофобии.
Большое панорамное окно закрыто плотными жалюзи. Всю стену напротив аппарата заняли теснящие друг друга экраны, пока еще тёмные, мертвые.
С удовольствием освободился от тяготившего меня мундира, повесил на спинку. И улегся на каталку аппарата. Закрыл устало глаза. Вот бы сейчас поспать. И действительно задремал под тихое постукивание приборов, легкое гудение, не мешавшее мне.
Мулен разбудил меня, выражение его лица, если не заставило испугаться, но добавило напряжения.
— Да, ну что я могу сказать, Эдгар. Ваш мозг, ваше физическое состояние в отличном состоянии.
— Понятно. Я здоров, но почему вы говорите таким похоронным тоном? — не удержался я от улыбки.
Он вздохнул, прошелся медленно до окна, створки жалюзи разошлись, хлынул яркий, но мягкий свет, оживил обстановку, но заставил пригаснуть экраны, на которых все еще бежали строчки символов, выскакивал графики, исчезали.
— Вы — единственный человек, который смог вернуться из этого передряги. Туда, в эти туннели посылали сотни добровольцев и тех, кто летел туда по принуждению. Они или возвращались в невменяемом состоянии. Это в лучшем случае. В худшем — не возвращались вообще.
— Я не понимаю, — я слез с каталки, уселся на стул верхом, наблюдая за Муленом. — И что тут плохого в том, что я смог вернуться? И при этом остался в здравом уме и твердой памяти?
— Плохое? Плохое в том, что мы не можем повторить этот процесс ни с кем другим. Никто, кроме вас, Эдгар не в состоянии пройти туннель и выжить. Адмирал Хов считал, что мы сможем скопировать ваш нейро-интерфейс, загрузить другим пилотам. Они смогут пилотировать звездолеты, которые будут перемещаться в любую точку Вселенной. Но, увы.
— А я вижу только прекрасную перспективу быть уникальным. Значит, меня будут оберегать и лелеять.
Мулен как-то странно тяжело вздохнул, вернулся к столу, присел на краешек и смерил меня таким печальным взором, что стало не по себе, так неуютно, что бросило в дрожь, до холодных мурашек.
— Вы очень популярны, Эдгар. Вы — герой нации. Вами восхищаются, вас причисляют к сонму небожителей.
— Мулен, вы говорите таким печальным, мрачным тоном, будто читаете некролог. Не понимаю вас.
— Я вам ничего не говорил, помните, — сказал он почти неслышно, словно боялся, что кто-то подслушает. — Проблема в том, что ваша слава рождает и много завистников. И среди очень высокопоставленных людей.
— Адмирала Хова, я так понимаю? — скривился я.
— Ему недолго осталось быть адмиралом. Дела его совсем плохи. Скорее всего, его снимут с должности. Ну а кого поставят, как вы думаете?
Я поднял в удивлении брови.
— Неужели меня? Я ведь только полковник. Который совсем недавно был лейтенантом.
— Вы были лучшим в академии.
— Как и Кельси Хов.
Мулен брезгливо скривился:
— Все прекрасно знали, что Кельси ставят повышенные баллы из-за его отца. А вы реально лучший. Вас прочат на его место. Слишком много он совершил ошибок. Бездарь.Но у Кельси Хова очень влиятельные друзья. И не только среди членов правительства. Вы в серьезной опасности, Эдгар.
— Чего я должен бояться? Этот подонок может чем-то мне навредить?
— Может.
Мулен встал, вновь прошелся до окна, вернулся. Что-то сильно не давало ему покоя. Вытащив из кармана халата ручку, повертел в руках, сунул назад. Казалось, он не знает, что вообще делать, это мучает его, пытается вырваться наружу.
— Знаете, Эдгар. Я вам дам один совет. Вы можете не следовать ему, забыть, поступать, как вам вздумается. Но вот, что я вам скажу. Уезжайте отсюда. Улетайте куда-нибудь в далекие колонии, на Зартх Девять, на Оннолу. Или даже на Дузигаву.
— Да зачем⁈ — разозлился я. — На кой ляд мне улетать в эти вонючие дыры от моей славы здесь?
— Потому, что, Эдгар, адмирал Кельси Хов — интриган. Он может сделать так, что вас обвинят в попытке переворота, захвате власти. Вас арестуют, как заговорщика. Как вашего… — Мулен запнулся и отвернулся, как-то болезненно мотнул шеей, освободил воротник белой рубашки, будто воздуха ему не хватило.
Он не договорил, но я прекрасно понял, что имел в виду Мулен. Именно Хов сделал все, чтобы моего отца обвинили в заговоре. Только тогда главным обвинителем оказался отец моего злейшего врага по академии. Но сынок в лучшую сторону не отличался от своего папаши, которого упрятал в сумасшедший дом, где тот буквально через пару месяц отправился в иной мир.
Почему я должен прятаться, как раненный зверь, в какой-то дыре? Нахлынула такая обида, что стало тяжело дышать. Заболел затылок. Все сильнее и сильнее. Махнул головой.
И очнулся.
Я лежал на выступающем из монолитной стены прямоугольном козырьке. Голова раскалывалась, будто по затылку ударили с размаху сковородкой, но боль стала отступать, утихать, погрузив в приятную расслабленность, как всегда, бывало, когда медпомощь скафандра лечила меня, бедолагу. Вспомнил, как сорвалась нога, оступился на площадке. Отчаянный крик Дарлин: «Эдгар!» Жуткий полет вниз, от которого перехватило дыхание, в адское жерло движков Ядерный Шторм. Удар. Тьма набросила плотное покрывало. Память оживила картину прошлого, увидел родную планету, столицу. Врача, что вживил мне нейро-интерфейс. И все это так реалистично, правдоподобно выглядело.
С трудом приподнявшись, я прилег у самого края, заглянул вниз. И голова закружилась от жуткого вида бездны, где в самом низу пламенел костер двигателей Ядерный Шторм.
А внизу, под этим ярусом я обнаружил еще один выступ. Перегнувшись, заметил, что там виднеется какой-то проход, коридор. Может быть, я там смог вылезти наружу и вернуться к остальным? Зацепившись за край козырька, я осторожно спустил ноги, и прыгнул. Уфф. Едва не поскользнулся и не сверзился вниз.
Действительно коридор заканчивался ярким пятном. Когда быстрым шагом направился туда, проем посветлел, расширился, и я вошел в просторный зал. Слева почти все свободное место занимали высокие прозрачные пластины, внутри проступали ленты с золотистыми квадратами. По краям шли полупрозрачные трубки с голубоватой жидкостью. Справа всю стену занимал экран, состоящий из темных полос со странными символами золотистого цвета. Нейро-интерфейс запнулся и не смог дать их значение, что сильно удивило, даже напугало меня.
