Читать книгу 📗 "Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция (СИ) - Стивенсон Нил Таун"

Ева Аида была беременна тринадцать раз и дала начало семи разным линиям. Такой высокий процент неудач объяснялся тем, что она требовала от Евы Мойры очень серьезного вмешательства в свою ДНК. Возможные выкидыши казались Аиде разумной платой, поскольку у нее было вдоволь времени до менопаузы по сравнению с другими евами, за исключением Камилы. А Камилу она соперницей не считала, хотя бы потому, что та желала создать расу, которая бы ни с кем не соперничала.

Евы, вынужденно до конца жизни ютившиеся на Расщелине, испытывали множество лишений. Чего у них было вдоволь, однако, так это информации. Они имели доступ ко всем документам, когда-либо оцифрованным, — по крайней мере, до тех пор, пока флешки с архивами не начали ломаться. Настоящий масштаб последствий этого проявился только спустя десятилетия.

Аида стала изучать генетику человека. А поскольку геном — шифр, в котором содержится все, чего достигли предки организма в борьбе за выживание своего вида, — складывался в результате долгого исторического процесса, его изучение неразрывно связано с изучением эволюции. Геном Аиды, как и геномы всех остальных облачников, был секвенирован и оцифрован еще до отлета с Земли. Ей выдали копию отчета, содержавшего полную информацию, из каких регионов мира родом ее предки. Какие-то подробности, учитывая, что она — итальянка, предсказуемы, но всплыло и нечто новое: например, генетическая связь с североафриканскими евреями, изолированным кавказским племенем и даже скандинавами. А по ряду генетических маркеров также выходило, что Аида, как и многие европейцы, на какую-то долю неандерталец.

Впоследствии историки по логам компьютера Аиды выяснили, что она примерно в равной степени тратила время на изучение своего генома и геномов четверки — своих главных конкуренток. Из них на Мойру у нее ушло столько же времени, сколько на Дину, Феклу и Айви, вместе взятых: все потому, что Мойра — африканка. Аиду восхищало то генетическое разнообразие, которое демонстрировали африканцы по сравнению с неафриканцами, ведь человечество возникло на этом континенте и затем распространилось по миру. Неафриканские расы зародились в изолированных кочевых сообществах. Поскольку они скрещивались внутри своей популяции, их генофонд, естественно, ограничивался тем, что они принесли с собой: он был подмножеством африканского генофонда. Этим, к примеру, объяснялось, почему на Черном континенте проживали самые высоко- и самые низкорослые народы, а также почему местные спортсмены — лучшие в мире. Не потому, что они от природы более спортивны, а потому, что «колокол» кривой генетического распределения шире. На каждого африканца — выдающегося спортсмена вполне мог приходиться совершенно неуклюжий индивид, но никому до него не было дела. Правдива ли эта гипотеза или нет, но Аида заглотила ее, как наживку — вместе с крючком, леской и поплавком, — и на ней построила свою стратегию в Большой Игре. И если четверка хотела «переиграть» соперницу, следовало принимать это во внимание. Так появились мойринцы. Вместо того чтобы основание за основанием повторять все генетические махинации Аиды, Ева Мойра вмешалась в ту часть генома, которая отвечает за эпигенетику, и превратила своих детей в человеческий аналог швейцарских армейских ножей.

С точки зрения Аиды, самой легкой мишенью была Фекла, поскольку та четко обозначила, какими видит своих потомков. Нетрудно догадаться, что дети Феклы станут сильными, дисциплинированными, непобедимыми бойцами. Не нужно было быть гением военного дела, чтобы понять: в обозримом будущем, которое человечество проведет в космических колониях (при условии, что тяга к насилию никуда не денется), основной формой сражений будут драки, и верх в них будет одерживать тот, кто больше, сильнее и крепче. А тот, кто одерживает верх в бою, рано или поздно подомнет под себя всех остальных — так говорит история. И Аида не хотела, чтобы сыновья и дочери Феклы поработили ее детей.

Она могла бы пойти по стопам Феклы и создать более спортивную копию себя. Однако, захваченная той самой неожиданной деталью своего генома, она задалась целью «пробудить» неандертальские корни, которые, как ей мнилось, десятки тысяч лет дремали в ДНК ее предков. Мысль довольно безумная, поскольку неандертальских генов не хватало, чтобы воспроизвести этот вид целиком, но создать нечто отдаленно похожее у нее получилось. Довершили дело столетия карикатуризации, изоляции и совершенствования, в той или иной степени затронувшие каждую расу. В ход пошли последовательности генов, выделенные из кости настоящего неандертальца и секвенированные еще на Старой Земле. Из донулевых палеонтологических журналов выжали все доступные параметры, такие, как длина костей и строение мышц, а затем закодировали в генотипе неондерталов. Человек, сидевший на другом конце стола, был продуктом направленной эволюции и генной инженерии, однако если отправить его в доисторическую Европу, то он бы не отличался — по крайней мере, внешне — от реальных неандертальцев.

Создание новой расы — процесс небыстрый, на него уходят века. Когда стало ясно, что неондерталы — вполне самостоятельная ветвь человечества, задаваться примитивными этическими вопросами, а стоило ли вообще так делать, было уже поздно. К этому времени у них сложилась собственная история и культура, которой они гордились, как и любой другой этнос.

Неудивительно, что красной нитью через эту историю шли взаимоотношения с феклитами — в основном враждебные, как и ожидалось. В упрощенном до абсурда виде позиция феклитов звучала так: неондерталы — опасные обезьянолюди, порожденные безумной евой в качестве бича для других шести рас. Неондерталы же утверждали, что феклитов мог сотворить Гитлер, располагай он генетическими лабораториями, и очень здорово, что дальновидная Ева Аида создала им в противовес простых и добродушных, но при этом могучих и смертоносных защитников.

После того как на поле боя стали главенствовать катапульты и патботы, исход сражения уже не определялся только физической силой, и прямая вражда отошла на второй план. Однако врожденная неприязнь никуда не делась. Этим объяснялось, что Белед, только оказавшись в одном помещении с неондерталом, тут же приготовился к рукопашной.

Док не стал придавать этому значения. «Если вообще заметил», — подумала Кэт-два, хотя, конечно же, Док замечал все.

— Белед, Кэт, полагаю, с Лангобардом вы еще не знакомы.

Вполне распространенное имя для аидянина.

— Можно просто Бард.

— Лангобард, это Белед Томов и Кэт Амальтеина-два.

Бард поднялся из-за стола в полный рост, не такой уж и внушительный, и выполнил приветствие в аидянской манере, обеими руками. Затем он протянул правую ладонь на, казалось бы, невероятное расстояние, предлагая рукопожатие. Белед все еще не желал двигаться, поэтому Кэт-два шагнула вперед и пожала протянутую руку. Она еще никогда не касалась неондертала. Даже в зоне красных они были редкостью, поскольку чуть ли не поголовно перебрались на Новую Землю в качестве селенцев. Среди синих они вообще почти не появлялись. Лангобард изысканно принял руку Кэт, которая потонула в мясистых пальцах, каждый размером с кулачок младенца, и едва заметно сжал ее. Он был гладко выбрит и прекрасно ухожен, а также одет в отличный костюм, сшитый точно по фигуре. Даже интересно, где ему удалось отыскать себе портного. Смотрел он немного с усмешкой, как будто прочитал ее мысли.

— Весьма польщен, — сказал Бард с легким кивком, который только подчеркнул размер и массу его головы.

Кэт-два кивнула в ответ, и он так же осторожно отпустил ее руку, а затем обратился к Беледу:

— Лейтенант Томов, рад знакомству. Какое приветствие предпочитаете? Удар в лицо, рукопожатие или теплые дружеские объятия?

Он распахнул руки в стороны. Их размах гораздо превышал его рост, так что Бард и вправду мог обнять феклита через стол. Этот жест помог разрядить обстановку, и Белед наконец успокоился, принял менее угрожающую позу, произвел приветствие и протянул руку. Их ладони сцепились прямо перед лицом Кэт-два. Она даже слышала, как хрустнули косточки пальцев: это они проверяли силу друг друга. Тэ наблюдал издали с непонятным выражением, поскольку стоял к Кэт-два изуродованной стороной. Тем не менее ей показалось, что происходящее динайца забавляет, хотя, возможно, в некоторой степени тревожит.