Читать книгу 📗 "Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция (СИ) - Стивенсон Нил Таун"

Однако качественных видео с бхангрой в Интернете никак не меньше, чем качественных видео с Линии Фактического Контроля, — почему же ему хостинг подсунул эту муть? Какая-то дыра в алгоритме? Или, может, вирус в компьютере? Руфус кликнул на вопрос: «Почему я это вижу?» — и получил бесстрастный ответ, что на видео присутствует его друг. Какой еще друг? Он пересмотрел ролик кадр за кадром — и никаких «друзей» там не обнаружил. На первом плане зажигала разодетая в пух и прах красавица-азиатка: хотел бы он иметь таких друзей, но увы. Он готов был уже пожать плечами и списать это на какую-то фишинговую атаку, когда заметил в нескольких последних кадрах, на заднем плане справа, танцующего парня, который показался ему знакомым. Он был высоким и крупным, и его движения очень напоминали гатку.

Руфус был вполне готов отмести все это как совпадения. Три отдаленно похожих человека. Большой Лосось: ныне инвалид на кресле-каталке. Танцующий парень на видео, согласно метаданным, загруженном в маленьком городке на юге Британской Колумбии примерно за сутки до инцидента в «Т. Р. Микс». И — last but not least — Ниндзя со Скребком.

Руфусу не давала покоя безумная мысль, что все трое могут оказаться одним человеком. Почему бы и нет, если предположить, что инвалидность Большого Лосося фейковая, для прикрытия? Иными словами, что, если алгоритм разглядел истину, недоступную человеческому глазу?

На его первое сообщение Филиппа Лонг ответила смайликом. Теперь, не раздумывая, Руфус отправил ей ссылку на видео с вечеринки и спросил, не может ли человек, танцующий на заднем плане, быть Большим Лососем?

Десять минут спустя от нее поступил видеозвонок. Во тьме Мраморного карьера Руфус оставался зернистым облаком пикселей: так что, пока шла неизбежная состыковка видео и аудио, он взял ноутбук под мышку и выбрался с ним наружу.

Ориентируясь на имя Филиппа Лонг, которое Руфусу показалось аристократическим, на профессию независимого кинорежиссера, разъезжающего по всему свету, а также на фото в соцсетях, изготовленное явно не без участия стилиста, он ожидал чего-то гламурного и заранее робел. Но Филиппа оказалась самой простецкой девчонкой. Словно соседка, выскочившая козу подоить. Такая открытая и доступная, что это даже смущало — и в то же время с какой-то спокойной уверенностью в себе, которая не давала с ней фамильярничать.

В каньоне перед входом в карьер было еще жарко: каменные стены отдавали накопленное за день тепло. Но в воздухе уже похолодало, и чувствовалось, что через некоторое время придется накинуть куртку. Спасибо Пина2бо — с западного края неба лилось мягкое теплое сияние и озаряло все вокруг. Руфус положил ноутбук на один из двух пластмассовых столиков, которые поставил здесь для всех обитателей их крохотного поселения. Теперь у него за спиной Пиппа — на такое имя откликалась Филиппа Лонг — увидит пару трейлеров, кострище и над ним железный треножник, кое-какую выцветшую под солнцем садовую мебель, Билдада в тщетных поисках травы. Быть может, в кадре появится кто-нибудь из сокольников. Жаль, орлов сейчас не видно. Словом, картина совершенно не та, что предстала бы Пиппе, останься Руфус сидеть один в темном заброшенном карьере. По правде сказать, есть в этом какое-то лукавство — ведь в жизни Руфус именно из тех, кому темный заброшенный карьер что дом родной; но, быть может, такая картина внушит Пиппе недурное мнение о нем. Может, она не станет обрывать звонок и блокировать его в соцсети. С этой мыслью он открыл банку пива.

— В универе я читала классику, — сказала Пиппа, — и меня заинтересовала перформативная сторона войны. Особенно в «Илиаде».

Что значит «читала классику в универе», Руфус понятия не имел, но о значении слова «перформативный» смутно догадывался. А «Илиаду» слушал во время блужданий по Техасу.

— Это когда Ахиллес тащит Гектора вокруг Трои? — догадался он. — Устраивает шоу. Психологическая операция. Тактической ценности ноль, но действует на психику врага.

— Именно. Не стану утомлять вас другими историческими примерами — их очень много.

— Я понял, — заверил ее Руфус. — Команчи такое постоянно вытворяли. А белые не врубались.

— А вы команч?

— Вроде того.

Видя, что Пиппе действительно интересно, Руфус сделал то, что вообще делал редко: достал бумажник, извлек оттуда удостоверение члена Народа Команчей и показал ей.

— Я изучала их… практики, — сказала Пиппа.

Он понял, о чем она.

— Да, творили всякую жесть.

— С этим не поспоришь. Но новейшие исследования показывают, что они были мастерами перформативной войны. Знали, как их действия освещаются в прессе. Вся эта жесть была рассчитана на то, чтобы все о них знали — и все боялись.

— И это работало, — сказал Руфус.

— Безусловно. Имело тактический эффект. Несколько десятилетий белые поселенцы в Команчерии просто не появлялись. Но потом эта эпоха подошла к концу.

— И индейцы лишились свободы, — кивнул Руфус.

— Да, конечно, и это тоже. Но я говорю о перемене, произошедшей во всем мире. Начиная с какого-то момента — в разных частях света он наступал в разное время — людям становился важен только выигрыш «по очкам». И неважно, как он выглядел.

— Перформативная война больше не работала, — перевел Руфус. И подумал о том, как белые перебили бизонов и голодом принудили индейцев сдаться.

Пиппа кивнула.

— Не было ни малейшего тактического смысла в том, чтобы, скажем, приковать Паулюса к Т-34 и проволочь на цепи вокруг Сталинграда. Это не сдвинуло бы линию фронта ни на дюйм. Все просто сказали бы: дикари какие-то!

— Дикари? Это слово можно понимать по-разному.

— Вот определение из тех времен: дикари — те, кто позволяет перформативным акциям по-настоящему влиять на исход битвы.

Руфус кивнул. Теперь он вспоминал битву при Литтл-Роб-Крик, когда техасские рейнджеры окружили команчей и их стрелок уложил команчского вождя. Тогда команчи предложили рейнджерам решить исход битвы поединком сильнейших бойцов, как в былинные времена. Не сработало.

— Но все изменилось после Хиросимы и Нагасаки. Это ведь был именно перформанс. Разумеется, люди погибли по-настоящему, но единственной целью было зрелище, психологическая атака.

— После этого дикарями стали мы все.

— Да. Это и приводит к вещам типа Одиннадцатого сентября. Тоже ужасно, но хотя бы меньше жертв.

— Пока мы не вторглись в Афганистан и Ирак! — заметил Руфус.

— И не начали операцию «Шок и трепет», — подхватила Пиппа. — Ладно, об этом можно говорить ночь напролет. В общем, так я заинтересовалась тем, что происходит на Линии Фактического Контроля, и познакомилась с Лаксом.

— С кем?

— Большим Лососем. Друзья и родные зовут его Лакс.

— На том видео, что я вам прислал… парень, танцующий на заднем плане… это он?

— Конечно!

Руфус ожидал более осторожного ответа; такая убежденность выбила его из колеи.

— Значит, он встал на ноги?

— Да, и его знакомые об этом знают. История, что он будто бы стал инвалидом, — просто вброс. Не знаю, кто ее вбросил и зачем.

— Кто-то хотел, чтобы люди поверили, что Большой Лосось выбыл из игры, — сказал Руфус. — Что он больше не воюет.

— Ну, — осторожно начала Пиппа, — он ведь и правда больше не воюет! Сами видите. Пляшет на вечеринке в Канаде, а не лупит мастеров кун-фу в Гималаях.

— Думаю, он уже в Штатах, — заметил Руфус.

— Какая разница? В любом случае он больше не воюет.

— Я бы не сказал, — проговорил Руфус, гадая, не выдаст ли служебную тайну, если отправит Пиппе ролик из «Т. Р. Микс». — Попробуйте погуглить «Ниндзя со Скребком», — предложил он. — Хотя, возможно, все видео уже снесли.

Однако по жестам Пиппы и по движениям ее глаз скоро стало очевидно: что-то она нашла.

— Твою мать!.. — воскликнула она. Больше ничего говорить и не требовалось. — Дайте-ка найду это место на Гугл-карте. В географии США я ноль. — И еще через секунду: — Как вы думаете, куда он направляется?