Читать книгу 📗 "Другая жизнь. Назад в СССР-3 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич"

— Раньше неплохо получалось, — добавил «предок». — Даже как-то пришлось скрываться от последователей, посчитавших меня «Гуру» и от «болящих», посчитавших меня «целителем». Хотя можно было и клинику открыть. Но слишком уж это муторно, пропускать через себя потоки разной степени ущербных людей.

— Ты был целителем? — удивился я.

— А что ты удивляешься? Ведь даже сейчас ты воздействуешь на окружающих, заставляя их организмы вырабатывать вещества, стимулирующие физическую активность, рост мышечной массы, и наработку мышечной памяти по определённым программам. Твои нейроны перепрограммируют людей. Это не удивляет тебя?

— Уже не удивляет, — вздохнул я. — А с массажем может запросто получиться. И, кстати, мы можем несколько дней посвятить пленеру, а потом переехать ближе к Токио.

— Какие лыжные базы имеют вид на гору Футзияма? — спросил я у Тиэко.

— Думаешь, перебраться туда? — спросила она, сильно озабоченная услышанным от медика.

— Ага. Думаю, мы тут немного порисуем, отец сильно впечатлился видом на озеро и переедем ближе к тому госпиталю, про который ты говорила.

— Есть две база. Одна всего за два часа от Токио, называется Йетти, а вторая расположена в деревне Нарусава. Это подальше. Не помню название. Мы чаще на первую ездили. Там можно на санках кататься. Мы любили… Но и спуски есть серьёзные. Я лыжах я с пяти лет, между прочим… А ты как-то не очень на лыжах.

— Я тоже рано на лыжи встал, но больше увлекался бегом, а не горным спуском. Хотя, у нас в лесу мы трассу пробивали с самой вершины сопки. Но её быстро санками разбивали.

— А твой папа-Васа похож на древнего самурая. Он и ведёт себя, как самурай.Или, как принц. Как член императорской фамилии. Он даже на него похож.

— На кого, — удивился я. — На Хирохито?

Тиэко кивнула.

— Не видел. Не знаю, — покрутил головой я.

— Похож-похож, — подтвердил «внутренний голос». — Что-то в Хирохито «Шелестовское», хе-хе, есть. Но он больше на Мишу Иваныча похож. Или Миша Иваныч на него. Хе-хе…

Тут из распахнувшихся дверей вышел хмурый отец. Он глянул на меня и сказал:

— Лучше не начинай. Дай мне самому всё обдумать.

— Я только скажу, что можно немного отдохнуть и порисовать. А там видно будет…

Отец пошевелил губами.

— Правильно. Отдохнём пока. А то мне, и правда, дышать как-то трудновато стало. Как там? Астматический синдром. Вон, пшикалку дали.

Отец показал ингалятор.

— Полезная вещь, — одобрил я.

— Дожился твой отец, — вздохнул он.

— Тиэко сказала, что рядом с Токио есть база, откуда видна гора Фудзи. Там, она говорит, отличные картины можно рисовать на закате. Все фотографируют… И горки там есть хорошие для спусков.

— Да-а-а… Спуски, наверно, пока придётся отложить.

— В Токио есть очень хороший госпиталь. Там нужно обследоваться. Что эти медики могут?

— Не скажи. Тут такая техника! И ультразвук, и эхо-локация, рентген… Такой аппаратуры в нашей городской больнице нет. Да и в краевой тоже я не видел. Кроме рентгена, да… А про Фудзияму, это ты здорово придумал, да. И к госпиталю близко. Вот, сакуру тут порисуем и поедем. Почки уже набухли. Видел у нас во дворе?

— У нас во дворе? — удивился я.

— Ну, конечно! Сливовые деревья! Вот-вот зацветут. Я читал в журнале «Вокруг света». У японцев сакура — это не только вишня.

— А почему ты подумал, что это слива? — удивлённо спросил я. — По каким признакам определил?

— Ну, так, высокая же! — тоже удивился моей недогадливостью отец.

— Хм! — хмыкнул я. — Тут такие вишни, что повыше наших слив будут.

— Да⁈ — задумался отец, почёсывая поросший трёхдневной щетиной подбородок. — А, ведь, наверное. Маруся рассказывала, что на Украине вишни высокие. А я не помню. Маленький был. Помню только, как в огороде мед рядками картошки спал, а меня потеряли. Потом нашли и отлупили, да… Помню, какая земля была тёплой. В Губерово на земле не поспишь. Мокрая и стылая. Даже летом. Болотина…

— Пошлите, поедим, — сказал я. — По каталогу тут рядом хорошее кафе есть. Там, кстати, можно и ужин домой заказывать.

— Да. Я бы перекусил, но надо преодеться и переобуться. Да и душ принять не мешало бы.

— Слушай, а давай, ты пойдёшь в дом, а мы быстренько закажем еду и тоже придём. Пока, то да сё, они и принесут. Что нам это кафе? Дома хорошо. Кондиционер. А в кафе пялиться все на нас будут.

— Верно, — кивнул папа. — А я немного прилягу пока. Что-то утомился я, честно говоря. Укатали Сивку крутые горки.

— Ну, ты это брось! Сивка Бурка вещая каурка! Мы скоренько!

Хотя, оставлять отца одного, почему-то не хотелось. Да, что там, «почему-то», понятно почему! Я думал успеть, но, сука, не успел…

Когда мы пришли в домик, отец лежал на диване еле дыша с бледным как мел и покрытым потом лицом. Отец был явно в состоянии потери сознания.

— Сколько прошло времени, как он свалился? — подумал я.

Мы сделали заказ моментально, выбрав три комплексных обеда, и сразу вернулись в дом. — Значит минут тридцать от силы, — решил я.

— Двадцать три минуты, — сказал Флибер. — Срочно наложи руки ему на грудь. Обе ладони. Можно через рубашку. О попытайся мысленно представить его сердце.

Я метнулся к дивану и положил ладони папе на грудь, словно собрался делать ему массаж сердца.

— Я позову медиков! — крикнула Тиэко и выскочила за дверь.

— Думай, — сказал Флибер.

— Я представил под руками сердце, как оно было нарисовано в медицинской энциклопедии.

Мне сейчас это было сделать элементарно. Я даже все сосуды «видел» и мог бы воспроизвести рисунок сердца с абсолютной точностью. Но я вдруг увидел, что сердце слегка сокращается, а по сосудам течёт кровь. Представил, что течёт, да… Или действительно видел?

— Не всё так страшно, — сказал Флибер. — Ты пришёл вовремя. Чуть позже бы и хана. Мышцы в очаге стали отмирать. Чаще всего тридцать процентов пациентов умирает при таком инфаркте в течение тридцати минут просто от остановки сердца. Мышцы отмирают и сердце останавливается.

— А сейчас? — спросил я, дрожа, как цуцык от окатившего меня самого холодного пота.

— Сейчас мы успели вовремя. Я переключил нейромедиаторы на себя. Вообще-то во время инфаркта все мышцы в зоне поражения отмирают за шесть часов. Это если ничего не предпринимать. Это во всех остальных случаях, помимо тех тридцати процентов, о которых сказал раньше. Сейчас видишь, что сердце стало биться активнее? Надо качнуть его. Сделай несколько резких нажимов. Вас учили на НВП.

— Да, я знаю, как!

Я сделал тридцать резких сильных движений, надавив на грудину, потом выдох рот в рот. Снова тридцать нажатий, выдох. Ещё тридцать нажатий, выдох. Отец открыл глаза.

— Где я? — выдохнул он, шевеля выпученными глазами, как краб.

— В Японии. В домике на базе.

— А-а-а… Сердце да?

— Оно самое.

Я перестал делать непрямой массаж, а просто оставил ладони на груди у отца.

— Жжёт, — сказал он.

— Я подержу ладони. Так надо.

— Лечишь, да? Ну, полечи-полечи отца. У тебя, знаю, получится.

— Помолчи, пожалуйста, ты отвлекаешь.

Отец улыбнулся. Его лицо стало розоветь, но пятнами.

— Руки можно убрать, когда медики придут, — сказал Флибер. — Медиаторы под контролем. Чувствуешь?

— Вроде, чувствую, — сказал я. — Как и этих… «своих» хоккеистов чувствую.

— Так скоро кого угодно чувствовать сможешь, — сказал «предок». — На кого настроишься, того и почувствуешь.

— Не скоро, — сказал Флибер, но потенциал у него явно сильнее твоего. Вы там с ним такого наворотили с его матрицей, что и мне бы такого не состряпать. Научился ты, «старшой», встраивать матрицы друг в друга. Скоро меняпереплюнешь…

— Да-да-да… Хм! Так я тебе и поверил! — хмыкнув, усомнился «мой внутренний голос». — Не надо уже прибедняться!

— Вы что тут устроили⁈ — возмутился я. — Отец умирает, а они…

— Уже не умирает, Миша. Уже всё хорошо. Сейчас медикусы даже инфаркта не обнаружат. Вовремя мы подоспели. Кстати, не давай им вкалывать отцу медикаменты.