Читать книгу 📗 "Сказки долгой зимы (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич"
— Не понял вопроса.
— Кем вы управляете?
— Лично я? Аппаратом управленческой структуры.
— А сама структура? Какова её функция?
— Управление, разумеется. В него входит планирование, распределение, отчётность…
— Кем?
— Снова не понимаю.
— Кем она управляет? Что планирует? Что распределяет? Кому отчитывается?
— Да какая разница? — начал сердиться Председатель. — Мы управленческая часть, передаём указания исполнительной, дальше их дело.
— И как, исполняет?
— Кто?
— Исполнительная часть.
— Это уже за пределами нашей компетенции. Для этого есть контролирующие структуры, которые должны проверять соответствие руководящих указаний производимым действиям, и отчитываться об их исполнении.
— И как, отчитываются?
— Нет. Но это не значит, что нам надо прекращать работу. Каждый исполняет свои обязанности на своём месте, в этом залог процветания общества. Наша задача — планирование и руководство, мы трудимся не покладая рук, в том числе сверхурочно, подготовленных кадров не хватает, так что все перегружены и времени мало. Давайте не будем отнимать его друг у друга. Что вам нужно конкретно от меня?
— Доступ в нижнюю часть убежища. К аппаратному комплексу.
— На каком основании?
— Нам очень надо.
— Составьте заявление, укажите ваши полномочия, распишите обоснования, я обещаю рассмотреть в приоритетном порядке. Возможно, прямо завтра. В рабочее время. Сейчас, увы, служебные часы истекли. Бланк можно получить у секретаря.
— И где мы должны будем должны ждать до завтра?
— Не знаю. Откуда-то вы пришли? Вот туда и идите.
— Мы пришли из пустошей. Выгонять нас туда на ночь глядя вряд ли хорошее управленческое решение, — вмешался Драган. — Это противоречит протоколу обработки личных обращений жителей отдалённых местностей. Согласно пункту четырнадцать, подпункт «б», в случае, когда управляющая организация не может принять обращение в течении дня, она должна предоставить заявителю временное жильё до момента, когда заявление будет обработано.
— Точно, простите, совсем забыл про этот пункт. В последнее время визиты из отдалённых регионов бывают редко. В таком случае, я распоряжусь, чтобы вам предоставили комнаты из числа пустующих в жилом секторе и талоны на ужин и завтрак. А сейчас мой рабочий день окончен, заполненное заявление передайте секретарю, он сориентирует вас по времени приёма на завтра.
* * *
— Такой пункт действительно есть? — спросил Ингвар, когда они расположились в комнатах.
— Понятия не имею, — ответил Драган. — Поставил на то, что до Катастрофы Милохиц вряд ли занимал должность выше начальника отдела какого-нибудь занюханного департамента учёта туалетной бумаги, а значит, и сам не в курсе.
— Но заявление тем не менее заполняешь?
— Надо же чем-то заняться. Он всё равно откажет, но я хоть развлекусь.
— Уверен, что откажет?
— Абсолютно. Пустить — взять на себя персональную ответственность. По-твоему, это его стиль?
— Сильно сомневаюсь. Он больше похож на того, кто довольствуется имитацией деятельности. Упорно руководит ничем.
— Вот и я так думаю. Но заявление напишу, я умею. Такое, что ему долго ещё икаться будет. Вот, закончил. Хочешь почитать?
— Да не особо. У меня от канцелярита зубы чешутся.
— Понимаю. Отнесу сейчас секретарю. Уверен, на самом деле Милохиц не выдержит и прочитает его сегодня. Испорчу ему вечер и обеспечу бессонную ночь.
— Чем?
— Самым страшным кошмаром бюрократа: когда и отказать страшно, и разрешить ссыкотно, и ответственность перевалить не на кого.
— Одобряю. А вниз мы, значит, пойдём без всякого разрешения.
— Вряд ли у них тут ночные караулы.
— Вот и я так сразу подумал. Поужинаем, отдохнём, и часа в два ночи сходим.
* * *
— Как ты, Лысая Башка?
— Побаливает, — скривилась девушка. — Радио у них не включено, но фон высокий.
— Зато ты снова говорящая.
— Ждёшь ответа?
— Да, есть такое дело.
— Ты думаешь, мы хорошая пара? — тихо засмеялась она.
— Старый пират и лысая сумасшедшая синеглазка с гвоздями в башке? Да идеальная! Если вернусь к старому промыслу, твоя копия будет отличной носовой фигурой для нашего флибустьерского корабля.
— Знаешь, — сказала Лиарна, — я ведь всегда была одна. Мы, корректоры, одиночки. Я просто не знаю, как это — быть с кем-то.
— Я был женат, — вздохнул Ингвар. — Давно. Неудачно. Где-то живёт моя взрослая дочь, которая не желает иметь со мной ничего общего. Я тоже одиночка, но я бы попробовал. Мне кажется, у нас может получиться, а если нет — что мы теряем? Разбежимся снова.
— Что теряем? — грустно улыбнулась девушка. — Много. Сейчас мы разойдёмся легко, но чем дальше, тем больший кусок себя потеряем. Как жить дальше одному, если привык полагаться на другого? Чем заполнить пустоту? Я пытаюсь представить себе нас вместе, но эта картинка никак не складывается.
— Жаль, тут нет зеркала, — Ингвар сел на кровать и прислонился к ней плечом. — Вот.
— Мы рядом, но не вместе, — покачала головой Лиарна. — Это другое. Сейчас нас прижимают друг к другу внешние силы, но, если представить, что их нет? Что нас удержит?
— Просто сделаем так, — Ингвар обнял её и прижал к себе. — Видишь? Работает!
— Хочешь, я платье надену? — спросила вдруг Лиарна, освобождаясь.
— Хочу, конечно.
Девушка быстро разделась и натянула платье.
— Не замёрзнешь?
— Нет. Мне нравится, как ты на меня смотришь, когда я в нём.
Она прошлась туда-сюда по комнате.
— Я красивая?
— Очень.
— Это тоже приятно слышать. Так, наверное, чувствуют себя нормальные женщины, которые никогда не становились фокусом коллапса и инструментом фрактальной политики. Ходят в платьях, ловят восхищённые взгляды и слушают комплименты. Для них это нормально, а я чувствую себя так, словно что-то украла или притворилась кем-то другим.
— Неужели тебе никто не говорил комплиментов?
— Знаешь, нет. Моя личная жизнь состояла из случайных связей на одну ночь. Выпили-поцеловались, постель-разбежались. Даже это случалось так редко, что по меркам Школы я была чуть ли не девственницей. В нашем сообществе было принято… очень свободное поведение, ведь детей у нас не бывает, а каждый выход может стать последним. Страсти кипели — все сходились, расходились, влюблялись, ругались, ревновали… Но всё это было как-то не всерьёз, а меня почему-то не увлекала игра в отношения.
— А знаешь почему?
— Скажи мне.
— Потому что на самом деле ты нормальная тётка, которой нужна любовь и семья. Просто, ведя жизнь в стиле Питера Пэна, ты очень долго не взрослела и не могла это в себе осознать.
— Какая семья, если у меня не может быть детей?
— Чушь, — отмахнулся Ингвар. — Наверняка есть способ. Мне вообще кажется, что вам, синеглазкам, просто не давали взрослеть всякие хитрожопые мудилы…
— Гав!
— Нет, не ты. Ты хороший пёс. Я про замудрённых козлов вроде того Эректуса. Легко поверю в то, что вам не давали заводить детей, чтобы вы случайно не выросли и не поняли, что есть на свете вещи поважнее их мудацких…
— Гав!
— … амбиций.
— Может быть, ты в чём-то прав, — согласилась Лиарна, — но вряд ли всё так просто. А кто такой этот Питер Пэн?
— Паренёк из сказки.
— Сказка? Расскажи!
— Мне кажется, или ты снова не очень ловко уклоняешься от ответа?
— Ну расскажи, пожалуйста! Ты давно не рассказывал сказок!
— Ладно, ладно, слушай. Главный герой этой сказки не Питер Пэн, а девочка Венди, которую он фактически ворует у родителей, сманивая на остров «Нетландия», который описывается этаким «детским раем». Там пираты и индейцы, феи и русалки, и даже тикающий проглоченными часами крокодил. А главное, дети там никогда не взрослеют, живут в мире бесконечных весёлых приключений, которые всегда хорошо заканчиваются. Сам Питер — волшебное существо, вечный ребёнок, умеющий летать, но не умеющий и не желающий строить отношения. Он ворует у родителей детей, чтобы всегда иметь компанию для игр, но с Венди он прокололся — она девочка. Несложно заметить, что остров пиратов и индейцев — чисто мальчиковый мир, ну а девочки играют в дочки-матери, и Венди немедленно начинает вести свою игру, став для мальчишек замещающей материнской фигурой. Внесённая ей в этот микросоциум семейная ролевая модель быстро ломает ту принципиальную безответственность, на которой он построен. Чтобы жить в парадигме вечного детства, мальчишки должны быть «весёлыми, непонимающими и бессердечными», и главное требование — полное отсутствие ответственности, то есть, фактически, привязанностей. Когда Венди начинает играть с ними в женскую игру «я ваша мама, я забочусь о вас, давай рубашку заштопаю», это всё портит. За это её даже пытаются убить — влюблённая в Питера Пэна фея Динь-Динь, олицетворение случайных межгендерных связей без образования ячейки общества. Будучи воплощением другой стороны женского начала, та знает, насколько сильна традиционная модель отношений, и пытается устранить источник опасности, но делает только хуже: чуть не потеряв Венди, мальчишки отчётливо понимают, насколько она им дорога, осознают привязанность, а за ней и ответственность. Они вспоминают о родителях, которых легкомысленно бросили, ничуть не думая о том, каково им. Ведь сами они по малолетству ничего никогда не теряли и не знали, как это больно. И только лишившись Венди, их общей почти-мамы, они внезапно обретают в себе сопереживание, то есть как раз то, что даёт возможность почувствовать чужую боль как свою. То, без чего невозможно сочувствие. Так они перестали быть «весёлыми, непонимающими и бессердечными», то есть повзрослели и перестали быть подходящей компанией для Питера Пена. Пришлось вернуть их и Венди родителям. Вот такая история отложенного взросления, которая, мне кажется, тебе что-то напомнила…
