Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

Райка поспешно спрятала за спину вывязываемую по пятому разу куклу.

Людмила Юрьевна продолжила, не позволяя вверенным ей учащимся отвлечься:

— Прокопов, не боишься, что к вечеру вся твоя моднявая одежка в такелаж превратится? Тут трудовой лагерь все-таки, а ты вырядился как на дискотеку.

До девятого класса Андрюха изводил учителей возмутительно неформальными прическами с дурацкими названиями типа «брейк» или «финский мальчик». Особенно страдала завуч Нонна Мефодьевна, известная в лучшем случае как Медведевна — эта партийная кличка была самой мягкой из множества. В девятом эстафету мучений приняла завуч первомайской школы.

Размахнуться пошире Андрюхе мешала обязательная школьная форма. Летом это ограничение отпало, так что в лагерь Андрюха заявился в итальянских джинсах «Супер-Райфл» и безусловно импортной футболке с импортной же надписью.

— Джинсы, Людмила Юрьевна, это рабочая одежда американских ковбоев и вообще пролетариата, про это в журнале «Ровесник» писали, — объяснил Андрюха.

Корефан Саня продекламировал:

— Не носите джинсы «Левис», в них…

Он осекся, поймав предостерегающий знак Димона, зыркнул на Ромашку и заржал без особого смущения. Та, сделав вид, что не услышала, сказала Андрюхе:

— Вот излячкаешь или порвешь, родители устроят тебе диктатуру пролетариата.

— Ага. Они мне еще привезут. Я и для вас могу попросить, Людмила Юрьевна, со скидочкой, за сто двадцать всего. Вам пойдет, у вас фигура четкая.

Попросить? — нахально осведомился Андрюха.

Парни несмело заржали, девочки слились в осуждающем перешептывании.

Людмила Юрьевна, смерив Андрюху уничтожающим взором, сказала:

— Девочки, мы на уборку центрального сквера. Прокопов, ты здесь за старшего. Обед в двенадцать тридцать. Чтобы как минимум одну теплицу к этому времени обновили. Идемте, девочки.

Антоновна проводила нестройный девичий рядок суровым взглядом и понесла этот взгляд вдоль забора школы. Убедившись, что Райка мелькает в открытом окне библиотеки со стопками книг, Антоновна явно успокоилась, вернулась на большую дорогу и немедленно напала на бредущего мимо кладовщика Гордого. Тот, как всегда, был небрит, нестрижен и немыт, к тому же облачен в дедовское засаленное обмундирование не по погоде: пиджак на фланелевую рубашку, обвисшие штаны и внезапные грязные полукеды, отчего выглядел гораздо старше пятидесяти, вписанных в трудовую книжку.

— Душегуб ты как есть, сахар жалешь, ягоду жалешь, бурда у тебя кислая, мало не отрава! — заголосила Антоновна без артподготовки, подступая к Гордому вплотную и потрясая банкой в авоське.

Гордый молча вытерпел словесный шторм, неопределенным кивком встретил требование дать скидку постоянной клиентке на следующую банку с бражкой, а сверх того еще немножко сусла для цветочной подкормки, и убрел дальше. Довольная Антоновна отправилась закручивать новые комбинации.

Райка, которую слишком знакомые вопли отодвинули подальше от окна, протирала и расставляла по стеллажам книги из стопок, небрежно собранных у гардероба. Серега гулко транспортировал их через непривычно пустой коридор.

Райка решила сортировать книги по категориям, а внутри категорий ранжировать авторов по алфавиту, что повлекло за собой перемены и в расстановке старого фонда. Библиотекарша Алла Александровна, конечно, убьет, но когда еще это будет.

Райка пыталась увлечь Серегу зачитыванием интересных кусочков, но тому показались одинаково скучными и «Библиотечка журнала „Советский воин“», и «Справочник ветеринара». Куда интереснее была настоящая жизнь, бурлившая за окном. Там старшеклассники, сожалея, что побег на лесной карьер бессмыслен: вода холодная, а тарзанка сгнила, — с воплями вроде «От такую тебе стропилу!» разбирали стройматериал на подручные средства для игры в палки, вариант городков с несколькими линиями для бросков, от «рядового» до «полковника».

— А вот, слушай, вообще интересно, — воскликнула Райка, открывая брошюру «Тайна „Отряда 100“» из «Библиотечки журнала „Советский воин“».

— «17 августа 1945 года. Небо было пронзительно-синим, бескрайним и каким-то очень ощутимым…»

Против военных приключений в экзотических местах устоять не мог никто, Райка знала.

Серега тоже не устоял. Он смылся.

— Я щас, — пробормотал Серега, садясь на подоконник, перебросил ноги наружу, сполз вниз и исчез.

— Вообще интересно, — мрачно повторила Райка, откладывая брошюру и подходя к окну.

Серега уже несколько угодливо вился вокруг Андрюхи, упрашивая принять его в игру. Тот снисходительно разрешил. Трех человек для «палок» все-таки маловато, это все знают.

Счастливый Серега нырнул в сарайчик и тут же, как чертик на пружинке, выскочил обратно с метлой, у которой вместо черенка была прилажена палка от клюшки «ЭФСИ». Серега бойко демонтировал метлу, поясняя, что сам весной ее и сделал вместо нечаянно сломанной, а теперь это прямо идеальная палка для игры, с которой можно, если в чо, сразу майором стать. Парни, добродушно похохатывая, предложили показать класс.

Серега, даже не взглянув в сторону Райки, занял стартовую позицию.

Райка уныло перетащила брошенные им пачки поближе к столу, отжала тряпку, взяла отложенную брошюру и снова прочитала начало, прикидывая, куда ее пристроить: на историческую, военную или приключенческую полку.

Небо было пронзительно-синим, бескрайним и каким-то очень ощутимым.

Оно висело над глазами, точно поля шляпы, а если поднять глаза, протыкало их ослепительным солнцем. Солнце казалось небольшим, но полыхало люто и бодро, будто раздраженное тем, что внизу осталось что-то крупнее и подвижнее песчинок. Солнце старалось это недоразумение извести. А капитан Баскаков старался не изводиться.

Вокруг во все cтороны до горизонта была гребенчатая пустыня, исчерканная короткими черными тенями, и только впереди — колонна Баскакова, с разномастным урчанием ползущая на юго-восток.

Баскаков с тоской оглядел окрестности, снял с пояса горячую фляжку и тут же, взглянув на часы, повесил ее обратно, потому что с предыдущего глотка еще не прошло получаса. Карта обещала колодец через двадцать километров, но с утра она соврала дважды, а еще пару раз соврать карте помогли японцы и их пособники, которые отравили колодцы, заминировали переходы да еще раскидали пикеты смертников, где замаскированные, а где и мобильные.

«Виллис» головной разведгруппы взобрался на вершину очередной дюны и замер. Сержант Загитов, сидевший рядом с водителем, вскочил на сиденье и подал знак стоять. Колонна, еще не забывшая утренние объезды минных заграждений, встала в одно движение — ну, в полтора.

— Шустрей, — буркнул Баскаков, и Харцевич утопил педаль, проворно объезжая колонну.

Жар отходил от капотов и брони плотными слоями. Почти сварившиеся бойцы поглядывали на командирский «виллис» с усталой надеждой. Колонна ползла по степи, переходящей в пустыню и обратно, вторые сутки.

«Виллис» командира выскочил на гребень и встал как вкопанный вровень с головным, хоть линию черти. Ас и пижон Харцевич все-таки.

Загитов, как всегда щеголеватый, отутюженный и пахнущий не потом, а трофейным одеколоном, оглядывал округу в бинокль. Он ничего не стал говорить, а Баскаков — спрашивать. Капитан тоже поднес бинокль к глазам и принялся изучать постылые дюны, вдруг перечеркнутые совершенно нелепой и неуместной здесь асфальтовой дорогой — узкой, однорядной, полузанесенной песчаными языками и даже барханами, но вполне настоящей, целехонькой и не слишком древней. Дорога уходила чуть западнее курса, который держала колонна, и исчезала в неровности горизонта.

— На карте, конечно, шиш, — отметил капитан.

— Даже сопок этих нет, — сказал Загитов. — Пустыня и сухая степь до Хайлара. Сопки через десять километров начинаются, и сильно восточнее.

— И колодцев никаких, — задумчиво напомнил Баскаков. — А пастухи, ты говоришь, туда ходить не велели.

— Подземные черти на мертвых лошадях, — подтвердил Загитов.