Читать книгу 📗 "Злой Морозов для Алёнушки (СИ) - "Ann Lee""
- Ты зря это делаешь, Алёнушка, - я вздрагиваю и от его слов, и от прикосновения его шершавых пальцев к моей щеке.
Прикрываю на мгновение глаза, наслаждаясь неожиданной лаской, и осторожно накрываю его ладонь своей, прижимаюсь.
Замираю.
Внутри всё ликует и одновременно топит в горечи, потому что я понимаю, что это прикосновение оборвётся в любой момент.
- Ты маленькая ещё, Алёнушка, - режет ласковыми словами, но я упрямо прижимаю его ладонь и не открываю глаз, верчу головой.
- Маленькая, наивная…
- А вам какая нужна? - вспыхиваю от его уничижительного тона и заставляю себя посмотреть на него, и отпустить его ладонь, которая тут же исчезает с моей щеки, забирая с собой тепло.
Емельян смотрит устало, снисходительно.
- Вот такая, - киваю на гостиную, в которой осталась его гостья. - Или та, что на фото?
Мои слова запускают реакцию. Его лицо каменеет, глаза остывают.
Он отворачивается.
- Ну, уж точно не наивная дурочка, которая верит в сказки, - выплёвывает он.
- Вы думаете, вы меня этим обидели? - скидываю окончательно одеяло, и, поправив сползающую с плеча футболку, соскакиваю с кровати. – Да уж лучше быть, наивной дурочкой, чем злющим, циничным мужиком, который растерял всю свою семью! – выпаливаю на одном дыхании, как обычно, сперва всё сказав и потом только подумав.
- Ещё одно слово, - грозит, - и ты будешь встречать Новый год на улице в своей заледенелой тачке.
- Да и, пожалуйста, - бесстрашно кидаюсь на выход, но Морозов ловит меня на излёте, перехватив за талию, и толкает обратно на кровать, ещё и сверху придавливает своим телом.
- Да ты, блядь, кто такая? - рычит мне в лицо, обжигая взбешённым взглядом. – Ты откуда взялась? Ты знаешь меня сутки, а уже оценки раздаёшь, девочка!
- Да что тут знать? – барахтаюсь бесстрашно, тоже злясь и пытаясь выбраться из-под него. – Обиженный жизнью злой мужик, который ненавидит всех вокруг, и даже собственных детей, если в Новый год их нет с вами!
- А ты-то сама, куда попёрлась в свой любимый Новый год? Если бы я тебя не нашёл, кто бы тебя вытаскивал из твоей холодной тачки?
- Жених бы спас! – выпаливаю, вжав ладони в его плечи, понимая, что волнение от его такого близкого присутствия, перевешивает гнев.
Емельян криво усмехается.
- Жених? – ядовито выговаривает. – Что же ты тогда влюблёнными глазами на меня смотришь?
- Я?!
- Ты, - кивает. – Хочешь сказать не так?
- Да разве вас можно полюбить? За что? За то, что вы постоянно ворчите и смотрите так, словно готовы убить? Вы же бесчувственный. И вместо улыбки у вас давно усмешка. Вы циничный хам, Морозов Емельян Константинович. И даже если я испытывала к вам мало-мальскую симпатию, вы её уже задушили в зародыше. Так что успокойтесь, я не посягаю на вас, можете возвращаться в свою чудесную жизнь, границы которой вы так оберегаете, даже от собственных детей!
Емельян замер, вперив злой взгляд в меня. Его трудно было прочитать, как я не силилась, через секунду пожалев о сказанном, и поэтому мне были непонятны, последствия от своих слов.
Он моргнул, сжал челюсти и выдохнул.
- Значит так, - он поднялся, встал спиной, даже для разговора не поворачиваясь, - слушай внимательно, Алёнушка. Сидишь здесь, тише воды, ниже травы, не отсвечиваешь, иначе запру в кладовке. Уяснила?
И не дожидаясь ответа, вышел.
- Уяснила, - обречённо вздохнула я, чувствуя, как щекочутся в носу слёзы, но упрямо даже перед собой делала вид, что так и надо, и мне не стыдно и не больно.
Кто он?
Никто!
Как свела нас судьба, так и разведёт, только подождать надо немного, и заживу я дальше спокойно, без всяких злых Морозовых…
Из гостиной послышались крики, в основном женские. Слов не разобрала, но судя по тону, брюнетка очень рассержена, и опять виной всему я. Сидела бы себе тихо, пока они там…
Всхлипнула, притянула к себе коленки, обняв руками, невидяще глядя в окно, на падающий снег.
Впервые за всё время пребывания здесь, ощутила себя одинокой. Так захотелось домой к Федьке. Сидели бы сейчас возле ёлочки, хрумкали папин любимый оливье, и вспоминали, как он нас в детстве на горки водил. По всем дворам проходили, выбирали, где самая быстрая, а к вечеру, сидели все вместе на кухне, резали оливье, а папа пел нам романсы.
Надо было дома оставаться, послушаться брата, а теперь я не пойми где, и не пойми с кем.
Слёзы обожгли щёки, скатились на ладошки и коленки, и я за своими страданиями, даже не заметила, как стало тихо, ругань прекратилась. А потом открылась дверь, и я постаралась украдкой стереть слёзы, оглянулась.
На пороге стоял Емельян, держа в одной руке тарелку с горкой макарон, во второй большую кружку.
Он сжал губы, при виде меня, прошёл и молча, поставил всё это на тумбочку рядом, не забыв воткнуть ложку в вершину макаронной горки.
- Ешь, - велел он и вышел.
Я честно сопротивлялась, нарастающему голоду, но мясной аромат, исходивший от тарелки, победил, и я, плюнув на гордость, умяла всю порцию, запив сладким чаем.
И как-то сразу жизнь заиграла новыми красками. Хандра отступила, и я отважилась пойти на разведку. И каково же было моё удивление, когда я поняла, что ни злого Морозова, ни его подруги брюнетки нет. Я одна.
10 "Никиткино желание"
Зря я переживал, что моя Тундра не пройдёт.
Пёрла родимая, рассекая снег, точно волны, по пустынной дороге, забуксовав лишь на повороте. Но обошлось. Немного качнул взад-вперёд, и она выехала, и дальше уже шла без запинок.
Анька обиделась жуть. Орала. Впервые, наверное, за всё, то время, что мы знакомы, показала своё истинное лицо. Раньше кроткой прикидывалась, но наличие непонятной бабы, пусть и мелкой в моём доме не оставили ей шансов на спокойствие.
Всё подряд припомнила. И что я её пользую по-всякому, и ничего взамен она не получает. А я ещё смею притаскивать под её носом потаскух, которые нагишом бегают по дому.
Ну и в итоге свалила, конечно, забрав всё наготовленное, и никакого разврата под ёлочкой мне не светит.
А светит, ебануться от злости на одну кочерыжку дерзкую, которая и бесит меня, и возбуждает.
И в принципе, я понимал Аньку, ей обидно, а вот себя, и то, что во мне шевелится, когда рядом Алёнушка не понимал.
Каждый раз, когда рот открывает, прибить охота, потому что давит на больное, непонятно как угадывая мои слабости, и в то же время такая непосредственная, искренняя, ранимая…и соблазнительная.
Тьфу ты! Ну что со мной?
Какого хрена происходит?
Почему это дерзкая пигалица мне так запала в душу. Я знаю-то её всего ничего, а под грудиной давит.
Вдруг сбежит, пока меня не будет?
Или не поест, взбунтуется?
Или вообще учудит чего-нибудь похуже. Дом спалит? Причём не специально. Она же бедовая.
В тачке посреди дороги застряла. Напилась и заснула. Вечно спотыкается. В сугроб загремела.
Пиздец, а не Алёнушка.
И выкинуть всю эту хмарь из головы не могу, только задвинуть немного.
Врубил радио, чтобы хоть чуть-чуть заглушить мысли и пропустил звонок от отца.
Набирать не стал. Видимость херовая. И хоть трасса пустая, никто не отменял, вот таких добоёбов, как я, которым вздумалось под Новый год херачить по занесённой дороге. Приеду, перезвоню.
Но я так никого и не встретил.
Пустота, снег, да Алёнушкина тачка, всё больше напоминала сугроб, а я с облегчением отметил, что хоть немного мои мысли сменили вектор, на отца, и на дорогу, и на то, что скажу тётке, когда завалюсь, уже, наверное, часам к семи, за пацанами.
В посёлке, там, где начиналась грунтовка, тачка опять пасанула, забуксовал, попав передним колесом в ямку. В принципе для Тундры это не проблема, но когда повсюду снег, и его до хренища, даже такие вездеходы пасуют.
Раскачка не помогла. Машина только больше увязла, уже всеми колёсами.
Ну вот и приехали, блядь.
