Читать книгу 📗 "Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» (СИ) - Эльденберт Марина"

С этими словами она забрала поднос с пирогами и ушла в шатер, оставив меня и Елисея одних на освещенной фонариками площадке.

Он подошел ко мне, на этот раз спокойно, без своих шуток, просто обнял за плечи.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я ведь просто по приколу про этот глэмпинг сказал…

— Ничего себе, по приколу! Ты там рисовал от руки, — фыркнула я.

— Ну все равно. Это был больше бизнес-проект, чтобы от Кощеева отвязаться, а теперь… смотрю и не могу поверить, какая красота у нас получилась.

Красота и впрямь получилась красивая: в домиках уже горел свет, над фонариками кружили мотыльки, и все было готово к приему гостей.

Я прижалась к нему, чувствуя запах хвои и свежей стружки.

— Это потому что тут не проект, — ответила я. — Тут дом. И люди. И бабушка с вареньем.

— И хор «Соловейки с квашеной».

Я засмеялась.

— Куда же без «Соловеек». Но гостей пока мы так шокировать не будем…

— Начнем с рэп-баттла?

Я прикрыла лицо ладонью, а он усмехнулся.

— Все, пойдем, нам надо переодеваться.

Мы заказали себе костюмы, чтобы встречать гостей — те самые, сказочные. Завтра на открытие должен был приехать профессиональный ведущий, и в целом праздник мы поручили тем, кто это делать умеет, но вот сегодня, именно сегодня, гостей должны были встречать и провожать Василиса Прекрасная и Королевич Елисей.

Мы шли переодеваться, и я думала, что настоящее счастье — это вот такие вечера, когда рядом человек, которого ты ждала всю жизнь, и бабушка, которая делает вид, что не замечает, как вы держитесь за руки. И не только.

— Знаешь, — тихо сказала я, — я все равно волнуюсь.

— Из-за открытия?

— Из-за всего. Хочу, чтобы все получилось красиво.

— А я хочу только одного, — сказал он и наклонился ближе, — чтобы ты улыбалась.

Я улыбнулась.

— Да, — сказал Елисей, — вот так.

И наклонился, чтобы меня поцеловать.

Ночь в Лузянках всегда наступает как-то особенно — не резко, а будто медленно опускается на землю, обнимая все вокруг. Звезды высыпают одна за другой, как бисер из рассыпанного ожерелья, а луна висит над рекой, огромная, серебряная, будто специально пришла посмотреть, как тут у нас дела.

Все уже разошлись: туристы спали в своих богатырских домиках, довольные и встречей, и пирогами, и медом. Бабушка сопела у себя в спальне, даже Елисей уехал к себе — довольный тем, как все прошло, но совершенно недовольный тем, что снова надо уезжать от меня.

Я лежала в своей комнате, но сон не шел. Что-то не давало покоя: тихое волнение, тянущее под сердцем, будто ветер шептал: «Встань, выйди». Это было не беспокойство, а именно предвкушение, то самое будоражащее чувство из детства, когда чего-то очень ждешь и знаешь, что оно завтра обязательно случится.

В сказках все заканчивается на «жили они долго и счастливо», но я-то прекрасно понимала, что с этого момента как раз начинается все самое интересное. И, хотя наша свадьба, после которой обязательно прозвучали бы такие слова (если бы мы были в сказке) еще предстояла, я все равно не могла избавиться от этого вот «продолжательного» чувства.

Поэтому поднялась, набросила на плечи бабушкин старый платок и вышла. Решила прогуляться до глэмпинга: Лузянки всегда были местом безопасным — по крайней мере, пока Кощеев на них не нацелился, ну а теперь этой опасности больше не было. Гуляй не хочу. Воздух был свежим, прохладным и пах осенней травой. Луна отражалась в воде, а вдоль берега тянулся легкий туман, серебристый, живой. И там, у самого края леса, я заметила огонек.

— Только не говорите, что это леший, — пробормотала я, но все равно пошла.

Чем ближе подходила, тем яснее слышала потрескивание костра и тихое бормотание. Конечно, Степанида. Кто ж еще в полночь сидит у воды и разговаривает с ветром?

Она сидела на пеньке, в теплой шали, с кружкой в руках и какими-то травами, выложенными вдоль высоченных камней у ямки костра. Лицо освещал огонь, и в этом свете Степанида казалась помолодевшей лет на двадцать и какой-то родной, будто сама осень решила у костра погреться.

— Не спится? — спросила она, не оборачиваясь.

— Откуда ты знаешь? — Я присела рядом.

— Я знаю все, что происходит под этим небом, — ответила она лениво. — Особенно если это касается тех, кто мне симпатичен.

Я усмехнулась.

— То есть ты следишь за мной?

— Нет, Василиса. Просто чувствую. У тебя сегодня весь день сердце не на месте.

Я помолчала, глядя на огонь.

— Может, просто волнуюсь. Свадьба ведь скоро. Все новое, а это страшно…

Степанида кивнула.

— Да, новое. Но не все ты чувствуешь из-за свадьбы. Ты ведь замечала — когда кто-то врет, у тебя внутри будто холодком тянет?

Я вздрогнула.

— Бывает. Иногда даже слова не слышу — просто понимаю.

— А когда кому-то больно, ты чувствуешь эту боль как свою. — Она кивнула. — Это не просто чуткость, Василиса. Это дар.

Я уставилась на нее, пытаясь понять — шутит или говорит серьезно.

— Дар? Какой еще дар? Я не такая как ты, если ты это имеешь в виду.

— А я и не говорю, что такая же, — мягко ответила Степанида. — Есть силы, что передаются по роду. У кого-то — лечить, у кого-то — хранить, у кого-то — чувствовать. У тебя последнее. Ты чувствуешь. Людей, землю, воздух. Даже туман тебя слушает.

Я посмотрела на реку, где туман клубился над водой, будто действительно слушал.

— Погоди-ка, — сказала я. — А то признание Кощеева — это тоже твоих рук дело?

Она поправила косы и загадочно улыбнулась:

— Ну… есть немного.

— Как?! — только и спросила я.

— Во сне к нему заглянула. Подсказала кое-что. — Степанида пожала плечами. — И на этот раз он меня послушал.

На этот? А был еще какой-то раз?

Я не стала уточнять, только спросила.

— Я тоже смогу так?

— Сможешь. И это, и многое другое сможешь.

— И что с этим делать? Как этому научиться?

— Ничего, — ответила она. — Просто жить. И не бояться. Дар, он ведь не для фокусов. Он чтобы хранить.

— Кого?

Она улыбнулась и кинула в костер сухую веточку. Искры взвились в воздух, словно огненные бабочки.

— Тех, кого любишь. Себя. Дом. Все, что тебе дано. Ну а когда понадобится помощь в освоении, ты знаешь, где меня найти.

Я молчала. Что-то внутри откликнулось на ее слова — не разумом, а чем-то глубже, будто это знание всегда во мне было, просто дремало. Я ведь и с Валерой чувствовала этот… холодок, но каждый раз себя уговаривала, что это просто глупости, что все у нас хорошо. Уговаривала, уговаривала и доуговаривалась. До Яги. Правда, Яга из нее как из колоска кочерга. Не сказочная она совершенно. Вообще не из моей сказки.

— А Елисей? — спросила я тихо. — Он ведь другой. И более приземленный. Он не верит ни в приметы, ни в силу слова.

— Верить не обязательно, — сказала Степанида. — Главное — чувствовать. А он тебя чувствует, Василиса. И ты — его. Потому и встретились. Дар всегда тянется к силе.

Я тихо улыбнулась.

— Бабуля говорит, что я слишком мечтательная.

— Мечтательные люди чаще всего и бывают проводниками, — она хмыкнула. — Только не зазнавайся. Дар — он капризный. Любит чистое сердце и горячий чай по утрам.

Мы обе засмеялись.

Ветер слегка подул, колыхнул костер, и в воздухе разлился запах сухих трав. Где-то вдали залаяла собака, и стало понятно — ночь вступила в полную силу.

— Иди, — сказала Степанида, глядя на огонь. — Пусть тебя оберегает то, что ты любишь.

Я встала.

— Спасибо, Степанида.

— Благодари не меня, а то, что живет в тебе.

Я пошла обратно через глэмпинг, к бабулиному дому, и, пока шла по тропинке, свет луны ложился на дорожку, как серебристая лента. Казалось, все вокруг светится изнутри: трава, деревья, даже домики, в которых уже не горел свет.

Впервые за сегодня в груди было по-настоящему спокойно. Тихо.

У самой калитки я увидела машину Елисея. Он стоял и смотрел на наш дом, а, увидев меня, приподнял брови: