Читать книгу 📗 "Новый год по-взрослому (СИ) - Кан Кира"

Парень в синей куртке, что валял девушек в сугробе, когда я только приехала, сейчас возится чуть поодаль, в белом поле, протоптав по нему небольшую тропинку.

— Сань, че-то не получается! — кричит он и машет рукой.

— Давай ближе. — Андрей по краю обходит людей, тащит меня за собой.

— Сейчас — Кричит младший Чернов и движется по узкой протоптанной полоске к не сумевшему справиться с фейерверком парню.

— Сань, чего там? — Кричит ему вдогонку старший Чернов, выходя перед компанией, но становясь чуть сбоку, протаптывая для нас отдельный пятачок.

— Иди сюда! — Это уже мне.

Он перехватывает мою руку, подтягивает, и я оказываюсь стоящей перед ним. Андрей прижимается к моей спине, обнимая. Черт, так тепло и так приятно ощутить его дыхание, так близко.

А дальше происходит сразу несколько вещей.

Саня, еще не успевший дойти до парня в синей куртке, матерится и отпрыгивает с тропинки в сторону.

Фейерверк, который должен был лететь вверху, стартует, но… я вижу, как на меня несется искра. Девчонки громко визжат.

А дальше… дальше я оказываюсь в сугробе, придавленная весом Андрея и слышу звуки салюта, несколько хлопков.

Я не понимаю, как это случилось, потому просто осознать не успела, не то, что движение сделать. Но я на спине, в сугробе, а сверху «мой парень». Я утыкаюсь в его джемпер носом и дышу его запахом, крепко вцепившись в него руками.

Мне кажется, что мы лежим так достаточно долго, и я боюсь пошевелиться.

Но Андрей отмирает, приподнимается и смотрит в глаза. Я уже выучила несколько его взглядов за сегодняшний вечер. И сейчас вижу еще один, новый. Его голос звучит сипло.

— Ты как, Оль?

Он проводит рукой по моему лбу, щеке. А я молчу: никогда никто в жизни так на меня не смотрел. Столько всего намешено в этом сложном коктейле, но я пробую разобрать составляющие, чувствую: страх, нежность, очарование мной, злость.

— Оль? — Тревога, ее так много, настоящая, искренняя.

Я отвечаю, словно выталкивая из себя слова, сглатывая подкативший в горле ком.

— Все в порядке. Просто… ты тяжелый.

Он выдыхает и тут же поднимается.

— Блять, пацаны, ничего вам поручить нельзя. Быстро оба сюда идите!

Я, оглушенная произошедшим, не понимаю, как он вытаскивает из сугроба меня, зовет Лену и просит побыть со мной. Сам же, матерясь идет к пацанам, орет на них с матами и отправляет ко всей компании обратно. Девчонки подбегают к нам, спрашивают, все ли в порядке, успокаиваю их.

А потом я смотрю салют. Не самый высокий и не самый сложный по композиции из тех, что я видела, но такой пронзительно важный, разукрашивающий новогоднее небо яркими вспышками, что мне плакать хочется.

Андрей возвращается, подходит ко мне, когда уже почти все закончено и обнимает.

И вместо того, чтобы смотреть в небо, я утыкаюсь ему в свитер, пропихивая руки в расстегнутые полы дубленки и прижимаюсь к его телу.

Он гладит мою спину, а я стою, закрыв глаза и слушая хлопки над головой.

Глава 6

Мы сидим на скамейке за домом.

Андрей отчитал парней, Саня шел обратно хмурый и молчаливый.

— Просто повезло, что он решил начать с меньшей коробки, если бы большую этот придурок уронил, точно бы кого—то покалечил.

— Ты — настоящий старший брат! — Пытаюсь вернуть ему положительные эмоции. — обо всех заботишься.

Не нравится мне, когда он рядом вот такой злой и напряженный.

— Вот поэтому мать и разрешила Сане этот новый год на даче только при условии, что я с ними буду. — Он открывает термос и наливает мне в чашку еще порцию глинтвейна. — Ты молодец, испугалась, но не ревела.

Он тянется к моему лицу, рука зависает, палец трогает нос, явно передумав по нему щелкать. Вместо этого костяшками проходит по коже: нос, щека, лоб, вторая щека, губы…

Вздрагиваю и отстраняюсь, закидываю голову и смотрю на небо. Сегодня удивительно прозрачный воздух и хорошо видно звезды. Глинтвейн с ароматом корицы, гвоздики, цитрусовых, кажется, должен утянуть мои мысли в воспоминания поездки в Европу, но нет. Он словно привязывает меня к этому месту, к этой вот скамеечке.

Напиток Андрей приготовил еще на той летней кухне, где мы жарили шашлыки. Оставил в термосе настояться, а сейчас притащил вместе с пледом.

Мы сидим, укрытые одним пушистым одеялом из верблюжьей шерсти и по очереди пьем глинтвейн из одной чашки — крышки от термоса.

Сейчас, когда суета вся вернулась в дом, а мы сидим на улице вдвоем, я вслушиваюсь в свое состояние. Мандраж ушел, я стараюсь вернуть равновесия и легкость, но они ускользают.

Может, это потому, что, полночь уже прошла, и скоро будет утро. Но я отбрасываю от себя эту мысль, я не хочу про это думать.

Темный бархат ночного неба, словно укрыл нас от всего остального. Легкий морозец чуть щиплет щеки, не давая забыть, что зима и мороз никуда не делись.

Но внутри тепло, и дело не в глинтвейне.

Наш салют был не единственным в поселке, но сейчас почти два часа ночи, а здесь не так много домов, в которых отмечают новый год. Небо, очищенное от ярких вспышек, торжественно показывает своё звездное великолепие.

— Как ярко сегодня светит Сириус, — тяну палец вверх, показывая направление. — Видишь?

Андрей делает глоток, перехватывая мою чашку и тоже поднимает лицо вверх.

— Угу.

— Это не только самая яркая звезда в созвездии Большого Пса, но и одна из ближайших к нам. Она всего в восьми с половиной световых лет от Земли.

Пока он, прищурившись, смотрит в правильном направлении, перехватываю чашку.

— А вон там, видишь пояс Ориона? — показываю на три звезды, выстроившиеся в линию. — Это Альнитак, Альнилам и Минтака. Они всегда так четко видны зимой.

Но взгляд Андрея возвращается ко мне, он больше не смотрит на небо.

— Звезды отражаются в твоих глазах.

Как романтично это звучит.

— Знаешь, — Говорю я, опуская свой взгляд в искрящийся снег — в древности люди верили, что звезды — это глаза богов, которые смотрят на нас с небес. Мне кажется, в этом что-то есть. Когда я смотрю на них, чувствую, как они наблюдают за нами, изучают, предостерегают или напутствуют.

— Вот уж не подумал бы, что ты знаешь астрономию и можешь рассказывать древние мифы.

Сначала пшикаю на это, а потом вздыхаю, вспоминаю близкого человека, которого уже давно нет со мной, и чувствую, что хочу этим поделиться.

— Моя бабушка была чудесным человеком и хорошим учителем физики. Когда—то она работала в школе и обожала астрономию. И рассказывала мне вечерами вместо сказок мифы. Хотя… это те же сказки.

— Я тоже люблю астрономию, у меня даже есть телескоп, еще в школе родители подарили. — Говорит Андрей совсем севшим голосом.

Протягиваю ему чашку, он принимает и закручивает крышку термоса.

— Видишь ту слабую звезду вон там? — спрашивает он, поднимая руку. — Это Бетельгейзе, красный сверхгигант. Она может взорваться в сверхновую в любой момент, и это будет видно даже днём.

Я смотрю туда, куда он указывает, пытаясь представить, как такое событие может изменить ночное небо.

— Наверное, это будет красиво, — предполагаю тихо — если звезда вспыхнет так ярко, что затмит всё вокруг. Это будет настоящий фейерверк самой природы, который мы никогда не сможем повторить.

— Да уж. — Хмыкает Андрей.

И мы сидим несколько минут в тишине, я даже звуки из дома перестаю слышать, ощущая себя частью огромного мира, наслаждаясь моментом, вдыхая морозный воздух и чувствуя, как мое сердце бьется в унисон с ритмом вселенной. В этот момент время, кажется, останавливается. Только тишина, звезды и наше дыхание.

— Оль?

— М?

Его голос звучит совсем рядом, он наклоняется, я чувствую тепло и закрываю глаза. Если он сейчас меня поцелует, я не буду прятаться, я отвечу. Сжимаю в руке плед, и почти не дышу.

Его губы проходят по моим, мажут, чуть ласкаясь, словно опасаясь, что я могу прогнать. У меня перехватывает дыхание, и я замираю. Неужели это все?