Читать книгу 📗 "Почти полночь (ЛП) - Андрижески Дж. С."
Ник в конце концов заставил его отключиться, когда сломал ему руку и ногу, а затем наступил на другую лодыжку с такой силой, что тот лишился возможности ходить.
Это был конец, но дался он нелегко.
Ник чувствовал себя так, словно его переехала одна из тех газонокосилок, которые он теперь тоже необъяснимо вспомнил.
Он начал задаваться вопросом, не повлияла ли на его разум простая близость к этому порталу. Поскольку он был вампиром и не нуждался в сне — или, точнее, не нуждался в сновидениях — эти вещи, казалось, возвращались к нему странными вспышками, как сны наяву. Или как галлюцинации, на самом деле.
Ничего из этого не было особенно полезным.
Ничто из этого не делало последовательность событий более ясной, логичной или правдоподобной.
Казалось, всё воспринималось им без контекста: чёрные и чалые лошади, невероятно звёздное небо, грязные рынки, нетронутые поля, Джем, смеющийся у каменного камина, обнажённый Джем на застеленной мехами кровати, океан, виднеющийся из-за песчаных дюн на оживлённой, знакомой улице, Даледжем в пляжных шортах, а затем… стоило моргнуть, и он увидел Джема верхом на лошади, в шёлковых бриджах. Ещё раз моргнуть, и вот он обнажённый, лежащий в джакузи с бокалом пива, его длинные волосы намокли, а великолепные глаза закрыты.
Некоторые из этих образов продолжали возвращаться.
Некоторые из них повторялись.
В частности, изображение падения навзничь через… что-то… Крепкая, как железо, рука Брика сжимает грудь Ника.
Бл*дские газонокосилки.
Уличные рынки, заполненные людьми, одетыми как средневековые крестьяне.
Воспоминания о том, как его раздражали воздуходувки для уборки опавших листьев, которые будили Джема по выходным, когда он пытался поспать несколько лишних часов.
Бросание Джему яблока, пока они бродили по ухоженным садам за пределами замка. Джем, смеющийся с женщиной в удивительно высоком парике в стиле Марии-Антуанетты, сам Джем в странной шляпе с пером и сапогах из оленьей кожи.
Постоянные, обыденные мысли о Джеме причиняли сильную боль в груди.
Gaos, ему нужно вернуть свои грёбаные воспоминания.
Он знал это. Они были ему нужны.
Но они могли просто убить его.
Даже зная, что Уинтер — это Джем, во всех смыслах этого слова, было всё равно трудно думать о мужчине-видящем и не испытывать ошеломляющего горя.
Вместе с этим горем пришло ещё более дестабилизирующее чувство неясных, но ярких воспоминаний о множестве лет, прожитых с невыносимой потерей. Даже самый слабый намёк на это чувство и связанные с ним воспоминания, даже самый слабый намёк на эту потерю вызывали ощущение невыносимой, мучительной боли.
Эта боль чуть не убила его.
Из-за неё он чуть не нарушил обещание, данное Джему.
«Пообещай мне, что ты не умрёшь просто так, — его бледно-зелёные глаза были суровыми, непоколебимыми, но в то же время почти отчаянными. — Пообещай мне. Пообещай мне, бл*дь, Наоко.… Пообещай мне, бл*дь. По крайней мере, не от своей руки. Не умирай из-за меня, ilyo. Живи ради меня. Я найду тебя… Я обещаю, что найду… но я не смогу найти тебя, если ты умрёшь…»
Воспоминание ощущалось как удар в лицо.
Но тот факт, что он не был уверен, что это произошло на самом деле, ранил его ещё больше.
То, что он не знал, сводило с ума.
Насколько это было иллюзией? Насколько он вообще мог себе доверять? Какие воспоминания Брик вложил в его память и почему? Насколько его жизнь была полной брехней?
Как это до сих пор имело над ним такую власть?
Ник улавливал мимолетные отголоски давних чувств, не имея возможности связать их с каким-либо реальным контекстом. Это сводило с ума — не знать, что было настоящим.
Одно он знал точно: что-то действительно тёмное жило в нём в присутствии этих мыслей.
Казалось, что где-то в нём спряталось несколько тысяч слоёв горя, спящих и только ждущих, чтобы их растолкали. Только и ждущих повода восстать из мёртвых и сокрушить его.
Он ощущал частичку этой тьмы каждый раз, когда испытывал одну из тех странных вспышек сна наяву. Это было невероятно странно. Это просто выводило из равновесия. Это заставляло его чувствовать, что он вообще ничего не знает о своём собственном разуме. Это заставляло его чувствовать, что он медленно сходит с ума.
Более того, это заставляло его думать, что он, возможно, скорее исказил свой разум всмятку, чем стёр его. Хотел бы он знать, что, бл*дь, он с собой сделал.
Он хотел бы знать, что он убедил Брика и других людей сделать с ним.
Ну, это если предполагать, что Брик сказал ему правду обо всём этом.
И то, что он не мог этого предполагать, безумно злило.
Он вообще не мог считать что-либо правдой, уже нет.
Ник выбросил грязное полотенце в мусорное ведро — синтетический материал теперь был покрыт кровью другого вампира и немного его собственной, а также чем-то, что пахло как остатки краски с обеих масок и кожа с подпиленных ногтей этого ублюдка.
При этой мысли он взглянул на свои руки и увидел на них глубокие царапины.
Он поморщился от того, как плохо они выглядели.
Уинтер точно скажет что-нибудь по этому поводу.
Спасибо, бл*дь, за маску на лице. По крайней мере, эта его часть по большей части оставалась невредимой, даже если иногда он и получал синяк под глазом или разбитую губу.
Ник как раз отвернулся от мусорного ведра и направился в душ, когда двери за его спиной распахнулись, и он обернулся.
Фарлуччи властно вошёл в похожую на пещеру комнату для подготовки, улыбаясь от уха до уха, в сопровождении двух своих новейших бойцов-кураторов. Уставшим глазам Ника было трудно отличить их друг от друга. Все парни Фарлуччи были крупными, подтянутыми, без шеи, как правило, людьми, и не отличались блестящими навыками ведения беседы. Фарлуччи нанял их, чтобы обеспечить бойцам хоть какую-то защиту, но в основном это делалось для виду.
Очевидно, что они могли защитить Ника только от людей, но не от других вампиров, поэтому размер их плеч, их соответствующий рост и даже их функции были в основном театральными.
Ник предположил, что они были наняты главным образом для того, чтобы обеспечить буферную зону между бойцами и любыми неуправляемыми фанатами или другими людьми, которые могли бы к ним пристать, включая прессу. Наличие такого мускулистого слоя людей между бойцами и их публикой, вероятно, значительно снижало вероятность того, что вамп сорвётся на кого-то, если его фанаты будут слишком настойчивы или просто подойдут слишком близко.
Как и в любом спорте, у фанатов, как правило, нет чувства личных границ.
Пресса бесцеремонно игнорировала границы дозволенного и, как правило, казалась раздражённой намёком на то, что они могли бы поступать иначе.
Чем больше энтузиазма проявляли фанаты и пресса, тем хуже они себя вели. Кроме того, чем известнее был боец, тем хуже становилось их поведение, а у Ника было много поклонников.
Однако, что касается самого Ника, то, вероятно, самый большой риск заключался в том, что он мог распустить язык и разозлить Фарлуччи. У него имелась склонность к сарказму и дерзости, в том числе в отношении самой бойцовской индустрии. Конечно, бывали дни, когда у него возникал соблазн сделать что-то большее, чем просто отпускать саркастические замечания. У некоторых из этих людей вообще не было никакого грёбаного фильтра между мозгами и ртом, возможно, особенно когда они рассматривали Ника скорее как «вещь», чем как «личность».
На практике, в повседневной жизни, телохранители Ника, назначенные Фарлуччи, в основном служили сдерживающим фактором для любых представителей СМИ, которые могли попытаться поговорить с ним после такого крупного боя, как этот, или даже попробовать проникнуть в бойцовскую зону, чтобы потребовать у него интервью.
Ник, как правило, был излюбленной мишенью для подобных засад, что, честно говоря, озадачивало его. Не то чтобы он много говорил, даже когда им удавалось подловить его наедине. Он, должно быть, считался самым скучным собеседником во всех бойцовских кругах. Независимо от того, как сильно его подталкивали, он не был заинтересован в том, чтобы играть в поддразнивания со своими противниками, или даже изображать ложную скромность, к которой прибегали некоторые бойцы.
