Читать книгу 📗 "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел"
Хайдес осторожно берёт её в свои руки, но не пытается раскрыть:
— А если он что-то держит?
— Бред, — бурчит Арес. — Мы теряем время. Надо идти к Тутанхамону и набить ему морду. Хейвен, ты со мной?
Я не обращаю на него внимания. Теперь, когда Хайдес это произнёс, я тоже начинаю верить: Ньют что-то сжимает. И задаю доктору последний на сегодня вопрос:
— Его рука не разожмётся совсем?
Он кривится и переступает через порог:
— Лучше не вмешиваться слишком сильно в состояние комы. Но разговаривать с ним можно. Двигаться он не сможет — это ясно по баллам шкалы Глазго, — но голосом может помочь. Пусть это будут неясные звуки, всё же что-то он способен сказать. А главное — ему полезно слышать голос близкого человека.
Больше он ничего не добавляет. Я шепчу «спасибо», даже не уверена, что он это услышал. Он оставляет нас наедине с Ньютом и назойливым писком больничных мониторов.
Тишина держится недолго.
— Ну что, идём убивать Кроноса?
Я оборачиваюсь к Аресу. Как только наши взгляды сталкиваются, в его чёрных как смоль глазах загорается искра.
— Сиди спокойно, — осекаю его.
Ему, как обычно, это нравится. Хоть я его оскорблю, хоть обматерю, хоть обращусь как с псом — Арес будет доволен.
Я вижу, как его губы начинают растягиваться в новой провокационной фразе, но его перебивает Хайдес. Только теперь замечаю, что он стоит слишком неподвижно, будто его озарила внезапная мысль.
— А если… — бормочет. Откашливается. — А если это часть игры? Смесь лекарств.
Я подхватываю нить:
— Тогда это был не Кронос. Он не в лабиринте. Кто-то другой даёт их. Минотавр?
Хайдес машет рукой, мол, я права, но ухожу не туда, куда он хочет.
— Если это часть игры, значит, мы тоже их получали. Я и мои братья.
Повисает тишина.
Гермес делает шаг вперёд:
— Значит, наши воспоминания о лабиринте… неверные? Никто на самом деле не знает, что там было.
— Это невозможно, — встревает Зевс. — Вам было семь, шесть лет? Он бы не стал пичкать детей антидепрессантами. При его мании на детях-гениях он бы не рискнул их мозгами.
— Есть только один способ узнать, — озвучиваю я идею, страшную, но важную. — Вы когда-нибудь сравнивали между собой, что видели в лабиринте?
Гермес и Хайдес переглядываются. А потом оба смотрят на дверь. Там стоит Аполлон, прислонившись к косяку, скрестив руки. Они переговариваются молча, как братья.
— Мы никогда не говорили об этом, — наконец признаётся Гермес, и голос его дрожит. — Для всех нас это было ужасом. И мы были детьми.
Эти слова повисают в воздухе и ясно дают понять: сейчас слишком больно заставлять их вытаскивать воспоминания. Больше всего сопротивляется Хайдес — он бы не заговорил даже со мной.
— Так что там было? Скажете или нет? — взрывается Арес, нетерпеливый и, как всегда, без такта.
Хайдес бросает на него взгляд, полный ненависти:
— Сам зайди и посмотри.
Арес реагирует самым мерзким образом. Переводит взгляд на меня и протягивает руку:
— Пойдём вместе, Пупсик.
Хайдес бросается вперёд так резко, что я удивляюсь, как Гермес и Аполлон успевают его схватить и удержать, прежде чем он схватит Ареса за горло. Арес только смеётся.
— Мы всё равно найдём ответы, — пытается примирить всех Зевс. Я уже поняла: он — тот, кто сглаживает углы и удерживает остальных. — Когда-нибудь вы сравните воспоминания.
— Если они вообще не искажены, — добавляю я.
Арес отлипает от стены, недовольный примиренческим тоном старшего брата:
— Или мы отрежем Ньюту руку и сразу узнаем, что он там держит.
— Это не смешно, — огрызаюсь.
Он поднимает брови:
— Я и не шутил.
Я не трачу слова на ответ. Голова уже болит, и хоть мне тяжело уходить от Ньюта, тут даже стула нет — словно специально, чтобы я не оставалась. Я должна поесть, помыться и хотя бы пару часов поспать. Потом вернусь.
Хайдес считывает мои намерения и кивает:
— Пошли в комнату.
Постепенно все расходятся. Я остаюсь одна. Подхожу к бессознательному брату, глажу его волосы. Они всё ещё грязные. Позже я сама приведу его в порядок. Провожу пальцами по сжатому кулаку, едва сдерживая дрожь в горле.
— Если слышишь меня… — делаю паузу. — Ты тоже мой брат по крови, Ньют. Но мне мало, чтобы ты это услышал в коме. Мне нужно, чтобы ты открыл глаза, был в сознании и посмотрел мне в лицо, когда я это скажу. Понял? Ты не умрёшь. И я отомщу за то, что с тобой сделали.
Я глотаю слёзы, наклоняюсь и целую его в лоб. После всего, что он сделал для меня, теперь моя очередь заботиться о нём.
Поворачиваюсь, глаза горят, всё плывёт. У двери стоит Аполлон. Рука на ручке, он готов закрыть дверь, как только я выйду.
Он не смотрит на меня. И мне вдруг хочется, чтобы посмотрел.
— Ты и правда остался снаружи, как я просила, — вырывается у меня.
Он кивает:
— Ты этого хотела.
— Хотела совсем другого.
— Но я не мог дать тебе это. — Его голос без обиды.
— Ты даже не извинился, — бросаю я. — Ни слова, что тебе жаль. Ничего.
Он стоит так близко, почти вплотную к двери, и всё равно упорно не встречает мой взгляд.
— Я не умею говорить фальшивые извинения. Единственное, о чём я мог бы пожалеть, Хейвен, — это что до сих пор думаю: правильно поступил, обманув твоего брата.
— Почему?..
Его голова резко поворачивается. Исчезла мягкость, к которой я привыкла и которую он почти всегда мне дарил.
— Когда я смотрю на твоего брата, лежащего в коме и обколотого таблетками, я думаю только: слава богу, что это не ты. Прости, что я эгоист. Но я не верю в идеальное, жертвенное чувство. Любовь делает больно. Она не всегда добро. И ты должна это принять.
— Это не любовь, — шепчу я. И чувствую, что проигрываю этот спор.
Аполлон пересекает комнату за шаг. Сжимает моё лицо одной рукой, и я ощущаю кольца, врезающиеся в кожу.
— Прости, — шипит. — Прости, но я сделал бы это снова. Я бы ещё тысячу раз столкнул твоего брата в тот чёртов лабиринт, потому что ты…
— Хватит, — гремит голос из-за его спины.
Я узнаю тёмные волосы Хайдеса. Он стоит, пылая злостью, и сверлит брата глазами:
— Оставь её. Разве мы ещё недостаточно натворили?
Аполлон прикусывает губу так сильно, что я боюсь — вот-вот пойдёт кровь. Но ответ я никогда не узнаю: он разворачивается и уходит быстрым шагом. Его плечо задевает плечо Хайдеса.
Я тоже выхожу, закрываю дверь осторожно, словно это может разбудить Ньюта.
Коридор пуст и тих. Мы в каком-то крыле виллы, которое я раньше никогда не видела. Хайдес протягивает мне руку, но я её не беру, и он опускает её обратно вдоль бедра. Между нами повисает напряжение — такое, какого не было даже в наши худшие дни, когда мы только познакомились.
— Ты же знаешь, что я не умею любить, — шепчет он. — Прости, если я делаю это неправильно. Если за последние часы делал всё неправильно.
— Я бы никогда не пожертвовала одним из твоих братьев.
— Ради меня? Правда? — в его голосе вспыхивает злость. — Ты бы позволила мне войти самому? — Он уверен, что я поступила бы, как Аполлон: обманула, подтолкнула в ловушку его или Гермеса. Или даже Афину.
— Нет. Я бы пошла сама вместо тебя. И именно этого я ждала и от тебя, и от Аполлона: не обманывать Ньюта. Это так сложно понять?
Я не хочу, чтобы Хайдес снова переступил порог лабиринта. Если бы мне пришлось выбирать между собой и им, как это случилось с Ньютом, я выбрала бы себя — снова. Но уже проследила бы, чтобы меня не обвели вокруг пальца. Я вошла бы без колебаний. И уж точно не втолкнула бы в ловушку кого-то другого только потому, что он мне не так дорог.
Мой ответ застает его врасплох.
— Я предпочитаю, чтобы ты ненавидела меня за то, что я согласен с выбором Аполлона.
— Да? Ты предпочитаешь, чтобы я не могла взять тебя за руку? Чтобы таила на тебя обиду?
Он яростно кивает. Подходит ближе, и я невольно отступаю, пока не упираюсь в стену. Но Хайдес обхватывает меня за талию и не даёт удариться. Я не чувствую боли. Его рука остаётся на стене, должно быть, он ободрал костяшки, но вида не подаёт.