Читать книгу 📗 "Лорд зверей (ЛП) - Кросс Джульетта"

Я замолчал, подыскивая слова, и тут она выдала величайшую нелепость:

— Ты не хочешь ставить мне метку. В этом дело?

Я рассмеялся:

— Джессамин. Я хотел этого с первого дня, как стерёг тебя — когда ты лежала в моём шатре на охотничьем стане.

— Неправда. Ты меня тогда ненавидел.

— Женщина, это святотатственная ложь, — фыркнул я.

— Тогда почему ты не поставил метку? — тихо спросила она. — Мы же спутники. Ты сам сказал.

Я кивнул, удерживая её руку обеими своими, развернувшись так, чтобы видеть её лицо:

— Как только я укушу, мой запах останется с тобой навсегда. Если через год, два — или десять — ты поймёшь, что жизнь клана не для тебя, что тебе ближе свои, более удобная жизнь в Мородоне, — у тебя уже не будет другого мужчины. Никто не захочет женщину с запахом другого, въевшимся в кожу. Особенно зверо-фейри.

— Я думала, зверо-фейри соединяются на всю жизнь.

— Так и есть, — подтвердил я. — Об этом и говорю. У меня не будет другой. И у тебя уже не будет другого, когда на тебе будет моя метка. Это перечеркнёт твой шанс выбрать иную жизнь.

— Но я хочу жизнь с тобой. Здесь. Мне не нужна другая.

Сердце у меня поднялось от её уверенности, но она — скалд-фейри. И принцесса к тому же. Я знал, как её растили — в удобстве и достатке, которых у нас нет. Ей нравилась жизнь клана — за то короткое время, что мы вместе, — но «вся жизнь» — совсем другое.

— Я просто хочу дать тебе время. Возможность выбрать меня. Выбрать клан Ванглосы. Когда метка поставлена — пути назад нет.

Она нахмурилась, глядя на наши сплетённые пальцы:

— Сколько, по-твоему, мне нужно, чтобы решить?

Я уже перетасовал это в голове не раз. Мне больно было давать ей срок. Зверь во мне хотел прижать её к мехам и вонзиться прямо сейчас, немедленно. Но я не стану тираном, не возьму без мыслей и без права — как мой отец взял мою мать. Я не стану таким самцом, зверо-фейри без чести.

— Когда вернёмся в Ванглосу — дашь ответ. Если… — я запнулся, глубоко вдохнул, — если ответ будет тем, на который я надеюсь, мы свяжемся на келла’мире под священным деревом нашего клана.

Она кивнула, глядя вниз, на мою ладонь, державшую её руку:

— Жаль, что зима ещё не кончилась.

Я коснулся губами тыльной стороны её кисти и прошептал:

— Сердце моё радуется слышать это. Я лишь хочу, чтобы в конце зимы ты была так же уверена.

— Я и не догадывалась, что ты такой терпеливый, — усмехнулась она, вскинув на меня глаза.

Я рассмеялся:

— Я — нет. Совсем нет. — Улыбка сошла. — Но я не стану своим отцом и не затолкаю свою женщину в жизнь, какой она не хочет.

Её брови сошлись:

— Что случилось с твоим отцом?

Впервые в жизни мне захотелось рассказать. Нет — рассказать ей. Если она узнает мой страшный прошлый и всё равно примет меня — может, это смоет ту вину, что так тяжко давит, — чужой грех моего отца, тенью тянущийся за мной.

— Мой отец совершил самый страшный проступок, на какой способен зверо-фейри — особенно лорд зверо-фейри. — Я встретил её взгляд, принимая на себя грех отца ещё до того, как произнёс его вслух. — Он встретил мою мать на сборе кланов на Йол Тундре в конце зимы. Она была дочерью лорда клана Болгар. Красивая, желанная многими самцами. Отец уверился, что она предназначена ему.

Я запнулся: горло перехватило, чем ближе подступал к роковому.

— Мать любила другого — воина по имени Гунлин из её клана. Отец знал. Гунлин и моя мать собирались закрепить связь на зимнем празднике. Это обычай: многие выбирают именно этот день, чтобы лечь вместе и узнать, благословили ли боги их как спутников.

Память унесла меня к тому дню, когда мать рассказала мне эту историю. Я и мальчишкой не раз заставал её в слезах. Она прятала их и говорила, что ничего. Но однажды — когда я стоял на пороге совершеннолетия и должен был стать воином клана — она сказала правду.

— Но прежде, чем Гунлин и моя мать успели это сделать, отец увёл её в лес и овладел ею — против её воли. Она не была его спутницей, но похоть и жажда сделать её своей королевой оказались сильнее. — Я откашлялся и отвёл взгляд, следя, как языки пламени лижут жаровню у ложа. — Он пригрозил: если она не промолчит о том, что при их соитии узел не образовался, он убьёт её возлюбленного.

— О, Редвир… — хрипло прошептала Джессамин. Я не смог поднять на неё глаз. Тем более что не всё было сказано.

— Мать защитила своего Гунлина и связала себя с отцом. Долго она не могла зачать; я стал их единственным ребёнком. Но в день келла’мира, что сделал меня полноправным воином Ванглосы, она отвела меня от праздника. Обняла, благословила, сказала, что знает: однажды я буду лордом, которого будут уважать и любить. И ушла.

Я закрыл глаза: если бы можно было повернуть время, остановить её.

— На следующий день мы нашли мать, плывущую лицом вверх в озере Морин.

Она ахнула и крепче сжала мою ладонь обеими руками. Пока она не успела произнести, как это ужасно, я быстро закончил.

— В ту же ночь мы сожгли её на погребальном костре. А отец ушёл в лес и вонзил клинок себе в сердце.

Я ждал, что она что-нибудь скажет: что мой отец чудовище, что история — сплошное горе, что ей больно за меня. Но она не сказала ничего из этого.

Она поднялась с ложа и расшнуровала корсет лифа, спустила его с плеч и уронила на пол. Это было не то, чего я ожидал. Я остался сидеть, неподвижный, пока она сдёргивала сапожки и чулки; потом подошла, опустилась мне на колени, оседлала бёдра.

Не колеблясь, она провела тонкими пальцами по моей челюсти и накрыла мои губы своими. Я тоже не колебался. Вцепился пальцами в её волосы и удержал, входя языком в её рот на стоне. Запах её возбуждения только подстегнул.

Её пальцы возились со шнуровкой моего жилета, но я расправился с ним быстрее и отбросил в сторону. Она всхлипнула и провела короткими ногтями по моей груди сверху вниз, прижалась промежностью — и промочила мне штаны. Мне было всё равно. Мне это нравилось. Я только что рассказал ей печаль — а она сходила с ума от желания. Я не понимал почему, но дураком не был.

Схватив её за талию, я приподнял и взял в рот розовый сосок, играя кончиком языка, пока она не вскрикнула и не выгнулась в моих руках. Я помучил её ещё: виловатым языком скользнул по ложбинке между грудями к другой, легко чиркнул клыками по набухшей вершине.

— Ах… да.

Откинувшись на меха, я потянулся к шнуровке брюк:

— Оставайся сверху. Я буду трахать тебя так. Я хочу видеть, как ты кончаешь, — сказал я, и голос мой был ровным, жёстким от желания.

Её зелёные глаза скрылись под чёрным, полузакрытыми веками, щёки пылали. Она всё ещё стояла надо мной, задыхаясь, ожидая, руки её беспокойно скользили по бёдрам и животу. Когда я расстегнул брюки и освободил член, крепко сжимая его у основания, её рот распахнулся — одна рука соскользнула к груди, чтобы прикрыть её, но она тут же отдернула ладонь, окрашенная стыдом.

— Нет, детка, — я сжал её бедро свободной рукой и направил вниз. — Хочу видеть, как ты прикасаешься к себе. Сожми их для меня… эти идеальные груди.

Головка моего члена коснулась её входа в тот миг, когда она начала опускаться. Осторожно, робко, она подхватила грудь, сжала её, большие пальцы провели по вершинам сосков, и из неё вырвался тихий, монотонный стон.

Я сжал её бёдра и чуть толкнулся вверх. Она была до краёв наполнена влагой — я вошёл в неё легко, до конца.

— Ты вся мокрая, — выдохнул я, подаваясь выше, чувствуя, как её грудь подрагивает в собственных ладонях. — Вот так… чёрт, да.

Дольше сдерживаться было невозможно. Она — самое прекрасное, самое чувственное создание, которое я когда-либо видел. И она — моя.

— Держись, милая.

Она наклонилась ближе, опёрлась ладонями мне на грудь, и я двинулся навстречу — резким, требовательным ритмом. Её грудь вздымалась в такт, и с каждой вспышкой движения из моего горла вырывался рык, низкий и звериный. Когда я почувствовал, как её тело дрогнуло, как волна оргазма захлестнула её, мышцы сжали меня изнутри до боли.