Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Как только мы оба оказываемся в кромешной тьме, летучие мыши останавливаются. Вот в прямом смысле, а не просто сдаются и улетают на свой насест. Как будто в ту самую минуту, когда мы туда попали, мыши перестали существовать.

– Это раз. – Голос Диего звучит до бесячего бодро. Я его не вижу. Он явно надел кольцо.

Минус один. Неизвестное количество впереди.

– Ты потерял флаги?

– Нет.

Очень странно говорить с пустотой.

Я испускаю тихий вздох облегчения. Не хотелось бы, чтобы Диего лишился флага из-за меня.

– Хорошо. Я тоже.

Потом я поворачиваюсь лицом к тому ничто, что ждет впереди. Подобная тьма… удушающая. Как будто ты никогда не увидишь света. Но я почти всю жизнь провела под землей. Тьма – не то, чего мне приходится бояться.

А вот инерция убивает. Это я узнала на своей шкуре. Я быстро ощупываю закругленные стенки трубы.

Но когда я поднимаюсь всего на пятнадцать сантиметров со дна, меня бьет током, и я вскрикиваю, отдергивая руку. Электрический разряд освещает то, что явно является сточной трубой. Я трясу рукой, дыша сквозь жгучую боль на той стороне ладони, по которой прилетело.

– Не трогай ничего, кроме дна, – говорю я Диего.

Я так полагаю, пусть он и невидимка, но трогать-то все равно может.

– Понял.

Мы начинаем ползти.

Мое колено, уже опухшее из-за жесткой посадки после балок, совсем этого не одобряет, но я стискиваю зубы и стараюсь не замечать боль. Не то чтобы у меня был выбор.

Где-то метра через три что-то хватает меня сбоку, и я кричу, отшатываясь прямо в стену трубы. Еще один заряд тока пробивает мне плечо. Искра освещает туннель, и ужас выбивает воздух у меня из легких. Сверху и с боков в трубе есть отверстия, и оттуда торчат руки, готовые сдирать с нас флаги или толкать навстречу новой боли.

– Сука, – бормочу я. – Ты это видел?

– Я видел, что тебя схватили.

Я описываю остальное, и Диего стонет.

– Давай-ка так, – говорит он.

Внезапно весь туннель освещается, и этот свет исходит из точки позади меня. В голосе Диего слышится усмешка:

– Иногда сияние может пригодиться.

Спасибо его Ореолу.

Я смеюсь:

– Наверняка иногда – нет.

Но у него есть кольцо невидимости, так что он защищен. Ореол реально работает.

– Поползем быстро, – говорит Диего.

Похоже, «быстро» – это местная тема.

– Да.

И мы ползем. Даже видя руки, тянущиеся ко мне, я теряю счет, сколько раз меня толкают в стену в объятья электричества. Спасибо моим счастливым звездам за короткую стрижку: руки пытаются хватать меня за волосы, но не могут. Трудно сказать, но, похоже, Диего справляется гораздо лучше.

Не могу сказать, сколько мы ползем, пока впереди не появляется свет.

– Уже почти! – кричу я и ползу еще быстрее, потому что хочу выбраться отсюда.

«Уже почти. Уже почти».

Пятно света расширяется: мы приближаемся к выходу. Меня толкает рука, и я впечатываюсь щекой в металл с другой стороны. От разряда мне кажется, что у меня под кожей плавится скула, и я не могу не исторгнуть утробный вопль, но ползу дальше.

До того момента, пока флаг Отваги не срывают с моей спины жестким рывком, и страх проносится по моему телу так резко и быстро, что у меня сводит мышцы и я падаю лицом вниз.

Меня скрючивает от ужаса, внутренности пытаются покинуть тело через рот от каждого вопля, но я как-то умудряюсь сделать вдох. А потом еще один.

– Ты потеряла флаг? – спрашивает Диего.

Мне требуется еще минимум два вдоха, чтобы выдавить из себя слова, поскольку челюсть у меня застыла, как у трупа:

– Дай мне… секунду.

Я сосредоточиваюсь на дыхании. Я вижу конец тоннеля, там неяркий свет. Мы почти выбрались. И мой опыт – годы в месте, где я была вынуждена либо управлять своим страхом, либо выглядеть слабачкой, какой меня считали остальные воры, – с каждым вздохом включается все активнее. Хвала богам. Потому что страх не изнуряет. Не когда ты погружаешься в него. Не когда ты прислушиваешься к его сути. Это предупреждение, способ твоего тела велеть тебе жить: бить или бежать, а иногда даже замереть на месте, чтобы выжить.

Страх – это инструмент.

Тот, который я училась использовать всю свою жизнь.

Признаю, этот страх сильнее, чем тот, к которому я привыкла, и он исходит не от меня, так что мне требуется больше времени, чтобы продышаться. Чтобы дать его адреналину наполнить мои мышцы и вместо того, чтобы парализовать меня, – активировать.

– Лайра? – спрашивает Диего.

– Все хорошо. Я продолжу двигаться.

– Ладно.

Я смещаюсь так, чтобы рывком подняться на четвереньки и двигаться быстрее. Тогда-то и появляется адреналин: он бьется в моих жилах, ведет мои мышцы и притупляет боль от ушибов, синяков и электроожогов.

Я ползу дальше и не останавливаюсь, пока не вырываюсь на свет. Я не останавливаюсь и дальше, давая Диего достаточно места, чтобы выбраться, и только после этого, дрожа, падаю на землю. Я вижу, как Диего плюхается рядом со мной: должно быть, снял свое кольцо.

Страх не исчезает даже теперь, когда мы в безопасности и, выбравшись из пещеры, отдыхаем на небольшой площадке. Но я могу его сдерживать. Я все еще контролирую его. Типа того. Ну, то есть пальцы мои сжаты в кулаки, а на груди, судя по ощущениям, лежит здоровый камень, но я не ору и не скорчилась в позе эмбриона, так что считаю это победой.

Кажется, если бы мне пришлось выбирать, потеря этого флага – лучший вариант для меня.

Я поворачиваю голову в сторону Диего:

– Ты цел? Не потерял флаг?

Тот качает головой, потом выдает широкую усмешку.

– Это два! – Он поднимает два пальца.

Я одновременно издаю смех и стон, потом даю Диего пятюню, только чтобы закряхтеть, когда он попадает по одной из моих подпалин.

Диего хмурится:

– Извини.

Если так задуматься, то тоннель освещался каждый раз, когда меня било током.

– Тебя вообще ни разу не ударило?

Он стыдливо качает головой.

Мы заставляем себя подняться на ноги и осмотреть следующее препятствие, и мне приходится наклониться и упереть руки в колени, чтобы снова взять под контроль неестественный страх.

Следующее препятствие выглядит как огромная свалка со вполне очевидным проходом прямо посередине. Груды и груды мусора всех сортов. Металлолом, разбитые машины, покрышки. Горы их. Арка из ржавого металла отмечает вход на эту часть испытания.

Как только мы войдем туда, произойдет что-то плохое. Я просто знаю.

Честно, если бы результатом незавершения этого Подвига не была смерть, я бы упала на задницу прямо здесь и ждала, пока все это закончится. Заманчиво. Очень заманчиво. Но не сегодня.

– Идем дальше, – говорю я.

Диего кивает.

Я глубоко вздыхаю, подготавливая себя к каким угодно ужасам, которые собираются выпрыгнуть на меня из миллиарда укрытий в мусорной горе. И тут внезапно мое внимание привлекает полоса пурпура за проржавевшим остовом грузовика. Осторожно, не заходя внутрь, я отхожу к левой опоре арки, и у меня получается разглядеть Амира, сидящего на корточках за грузовиком и запихивающего нечто себе в рот. Нечто белое. Амира трясет, как будто от ужасной боли.

Но прежде чем я успеваю его окликнуть, он вскакивает и бежит по проходу. Кажется, я ошиблась насчет боли. Он прекрасно двигается, даже с лангеткой на ноге.

– Идем, – тормошит меня Диего, и мы входим на препятствие вместе.

Так и знала. Как только мы проходим в арку, раздается ужасный скрежет металла о металл. И этот скрежет не один… их сотни, и они звучат отовсюду.

Птицы. Они вылезают из металла по всей свалке, совсем как мои татуировки покидают руку, только эти отделяются от лома, оставляя зияющие дыры. И это не просто птицы…

Стимфалийские птицы.

Не такие большие, как в летописях, – размером, может, с ворону. Металл их щелкающих клювов отражает свет сотнями солнечных зайчиков, как и хвосты и длинные перья на крыльях, которые они могут превращать в бронзу по желанию.