Читать книгу 📗 "Покоренная Хвороком (ЛП) - Силвер Каллия"

И она пошла.

Не потому, что хотела.

А потому что теперь… она больше не понимала, что вообще значит выбор.

Глава 14

Комната была словно операционная.

Это поразило её в первую очередь — неестественная чистота всего вокруг. Слишком ярко. Слишком выверенно. Ни теней. Ни швов. Ни малейшего изъяна. Ослепительно белые стены, глянцевый пол, от которого её кожа казалась чужой, бледной, почти не своей. Свет словно сдирал с неё слой за слоем, обнажая — даже не требуя снять одежду.

Кихин шагнул в сторону, как всегда — грациозно, пугающе плавно для существа таких размеров. Его шестипалая рука беззвучно указала в центр помещения.

Она проследила за жестом.

В углублении у дальней стены поблёскивала ниша. Из невидимых отверстий лениво струился туман, закручиваясь в воздухе призрачными пальцами. Капли воды висели на гладких вертикальных панелях — серебро на серебре. Ни кранов, ни насадок. Только странная металлическая красота. Минимализм. Чуждость. Холодная стерильность.

Душ.

Желудок ухнул вниз.

Потом — его взгляд. Острый. Прямой.

И движение руки.

Вниз.

Без слов. Они были не нужны.

Разденься.

В ней что-то щёлкнуло.

Руки дёрнулись и резко сомкнулись вокруг тела, дыхание вырвалось из груди резким толчком.

— Ты серьёзно?

Он не ответил.

— Абсолютно нет. — Голос сорвался громче, чем она хотела. Сырой. Злой. Шероховатый. — Я этого делать не буду.

Его голова наклонилась — едва заметно, на долю секунды, — но ощущение было такое, будто её ударили. Будто он искренне не понимал, почему она сопротивляется. Словно её отказ был переменной вне его логики.

Или он понимал… и просто не считал нужным учитывать.

— Я сказала нет, — бросила она резче, вцепляясь пальцами в собственные руки. — Нет. Я понятия не имею, какие больные ожидания у тебя в этой блестящей мёртвой башке, но я не твоя игрушка. Ты не можешь просто… махнуть на меня рукой, будто я чёртова кукла, и ждать, что я начну раздеваться.

За его спиной крылья едва заметно дрогнули.

А потом он сделал шаг к ней.

У Сильвии пересохло во рту. Паника прошлась дрожью по конечностям, но на этот раз она не отступила.

— Думаешь, я тебя боюсь? — выплюнула она, дрожа. — В этом всё дело? Ты давишь — и я сломаюсь, как одна из твоих красивых покупок? Думаешь, я не вижу, что ты делаешь?

Он молчал.

Просто продолжал идти.

Шаг.

Потом ещё один.

Медленно. Осознанно.

Сердце билось так, будто пыталось вырваться из груди. Под кожей кипела ярость — горячая, мутящая, ослепляющая. Не страх. Злость. Она ненавидела его молчание. Его недосягаемость. Его нечитаемость за этой тёмной, безликой бронёй. Она не видела его лица. Не могла уловить реакцию. Не могла найти ни одной трещины в стене, которую он выставлял.

Ей хотелось кричать.

— Покажи своё лицо, — резко бросила она, дыхание рваное. — Если уж ты собираешься унижать меня вот так, имей хоть каплю порядочности смотреть мне в глаза.

Ответа не было.

Воздух изменился, когда он сократил последние сантиметры дистанции. Он остановился совсем рядом — достаточно близко, чтобы она чувствовала тихую вибрацию его присутствия, достаточно близко, чтобы утонуть в нём.

Её трясло целиком. Адреналин хлынул в тело.

Грудь Сильвии вздымалась. Горло жгло. Слова, которые она швыряла в него всего мгновение назад, всё ещё звенели в ушах — бесполезный, отчаянный шум.

Ничто из этого его не задело.

Даже тени реакции.

Он смотрел на неё — нечитаемый, безликий за обсидиановой бронёй и глухим шлемом. Она не видела его глаз. Не видела ничего человеческого, ничего мягкого. Только жестокую геометрию его тела, его невозможную массу, бронированные пластины, которые слабо мерцали под слишком ярким светом.

Ей хотелось, чтобы он что-нибудь сделал.

Сказал хоть что-нибудь. Даже приказ был бы лучше этого всепоглощающего, давящего молчания.

Но он не сделал ничего. Он просто ждал. И каким-то образом это было хуже всего.

Сильвия сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Всё тело дрожало — от адреналина, от ярости, от сырой, хаотичной боли. Ей хотелось снова закричать, толкнуть его, вцепиться в эту броню, пока под ней не появится что-то настоящее.

Но она не сделала этого.

Не смогла.

Потому что даже без слов, даже без движения от него исходило сообщение, яснее любого приказа:

Если ты прикоснёшься ко мне — я разорву тебя пополам.

Это была не метафора.

Это была истина. Факт. Закон природы — как гравитация или огонь. Ему не нужно было угрожать. Его присутствие и было угрозой.

И всё же… он позволял ей злиться. Позволял гореть. Позволял рассыпаться у него на глазах.

Будто знал, что ей это нужно.

Будто и это тоже было частью его плана.

Её голос надломился, когда она снова начала говорить — яростно, бессвязно, сквозь слёзы. Она проклинала его, эту комнату, ошейник на своей шее, всю галактику, которая украла у неё жизнь. Она рассказала ему всё. Что она из Кронуллы. Что управляла рестораном. Что у неё мама в доме престарелых, отец, который в хорошие дни всё ещё помнит её имя, два старших брата, которые убили бы любого, кто причинил бы ей боль.

Она говорила всё это, зная, что он не понимает ни слова.

Может быть, от этого было легче.

В конце концов слова перешли в рыдания. Грубые, срывающиеся, такие, которые невозможно контролировать. Колени подогнулись, и она поймала себя, расставив ноги, ссутулив плечи. Она не упала.

Но была близко.

И всё это время он не двигался.

Она ненавидела его.

Боже, как же она его ненавидела.

И всё же… ещё больше она ненавидела эту ноющую, бездонную потребность внутри себя.

Потребность быть обнятой. Почувствовать кого-то. Человеческое тело. Человеческое лицо. Запах маминого парфюма. Поддразнивающий смех брата. Запах соли, солнцезащитного крема и раскалённого асфальта летней Кронуллы. Свою квартиру. Свою машину. Свой телефон. Что угодно.

В тот момент она отдала бы всё, лишь бы почувствовать знакомые руки вокруг себя.

Но перед ней стояла только стена инопланетной брони.

Холодная. Непоколебимая. Ужасающая.

Он наблюдал за ней так, как наблюдают за погодным фронтом — изучая бурю, ожидая, когда пройдёт её эпицентр.

И в конце концов он прошёл.

Дыхание стало поверхностным. Тело обмякло.

Она была выжата. Она не подняла голову, когда он двинулся.

Но она почувствовала это.

Мягкий гул смещающихся пластин. Шёпот движения по стерильному полу. Сильвия подняла взгляд как раз в тот момент, когда он оказался рядом. Обе руки — теперь в перчатках. Чёрные, бронированные, безличные.

Не та тёплая, синекожая ладонь, которой он касался её раньше. Сейчас в этом не было мягкости. Он положил обе руки на её плечи — осторожно, почти почтительно.

И хотя давление было лёгким, смысл был предельно ясен.

Если ты не разденешься сама… это сделаю я.

Дыхание перехватило.

Ошейник на её шее вспыхнул теплом — не от устройства, а от крови, бешено бегущей по венам.

Он не сжал пальцы. Не потянул.

Он просто стоял.

Снова ожидая.

Сообщение было таким же ясным, как солнечный свет сквозь стекло.

Выбор всё ещё был.

Но уже ненадолго.

Глава 15

Она сломалась.

Не молчанием. Не слезами.

Яростью.

Кихин оставался неподвижным, пока её прорыв обрушивался на него — голос рвался вверх, хриплый, сорванный, резкий. Поток спутанных, колючих звуков вырывался из её горла на этом странном, запинающемся языке. Никакого перевода до него не доходило. Ошейник был пассивным — предназначенным лишь для удержания, не для общения. Смысл её слов застрял внутри, запечатанный в языке, которого он не знал.

И всё же… он понимал.

Эмоцию.

Её было слишком много. Дикой, неотфильтрованной, выливающейся из неё, как кровь из раны.