Читать книгу 📗 "Его самая темная страсть (ЛП) - Робертс Тиффани"
Прижав книгу к груди, она сжала ее до боли в пальцах. Почему она никогда не позволяла себе злиться на него раньше? Софи больше не позволит ему контролировать ее. Она вернет свою жизнь обратно, вернет все обратно.

Круус, оставаясь в темноте под навесом, подошел ближе к хижине. Он струился по покрытой листьями земле и шептал сквозь ветви и стебли подлеска, мягко шелестя растительностью. Окружающие тени взывали к нему, они умоляли его избавиться от притворства, в которое он превратился, рассеяться, затеряться в их успокаивающих объятиях и стать с ними единым целым. Как всегда, он отмахнулся от их призывов.
Его голод был сильнее соблазна недостижимого забвения.
Смертная женщина стояла в спальне, поправляя постель. Круус задержался за пределами света, льющегося из окна, не желая отводить взгляд от человека. Знакомые запахи его леса — гниющих листьев, влажной земли, сотен различных растений и деревьев, были приглушены с тех пор, как он был проклят, но он ясно почувствовал запах человека, когда она была снаружи ранее этим днем. Лаванда и ваниль. Ее сладкий аромат задержался в его ощущениях, еще больше разжигая голод.
Она выглядела и пахла восхитительно.
И жизненная сила, которую она излучала, сводила с ума. Он чувствовал ее даже сейчас, и ему страстно хотелось попробовать ее. Он хотел втянуть это в себя и заполнить пустоту, оставленную внутри темным колдовством королевы фейри.
Хотя она была не единственной смертной, пришедшей в это строение за последние несколько месяцев, но была первой, кто остался здесь более чем на несколько часов с прошлой зимы, первой, кто остался после захода солнца. Почувствовав вторжение в свой лес, он ожидал обнаружить охотников, часто останавливающихся в этом здании. Он ожидал увидеть группу смертных, стремящихся что-то отнять у его королевства, не отдавая ничего взамен, даже небольшого проявления уважения или благодарности.
С момента его последнего кормления прошло несколько дней, и Круус был готов напасть без провокации, будь проклят дневной свет. Но потом он почуял ее, и эта вспышка аромата в воздухе лишенном запаха умерила его ненасытную ярость.
Спрятавшись в сгущающихся тенях под деревьями, ожидая приближения ночи, Круус наблюдал, как смертная вынимала свои вещи из коробок, сложенных внутри. Она несколько раз останавливалась, чтобы посмотреть на предметы в своей руке, словно в глубоком раздумье, прежде чем возобновить работу. Когда она вышла из дома и взяла наколотые дрова с крыльца, ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не подойти к ней.
Он чувствовал ее жизненную силу на протяжении всего своего наблюдения и со временем все больше осознавал связанные с ней эмоции — печаль и страх, которыми так приятно было бы насладиться. И все же за ними стояла глубокая стойкость и растущее чувство надежды.
Круус подошел еще ближе, избегая света, падающего из здания. Смертная откинула волосы с лица. Ее кожа выглядела такой гладкой и нежной, такой теплой, что ему страстно захотелось приласкать девушку собственными руками, но он не сможет восстановить свою физическую форму еще девять дней, пока не взойдет полная луна в канун Дня Всех Святых. Только тогда он смог бы провести кончиками пальцев по ее бледной плоти и почувствовать ее жар. Только тогда он смог бы по-настоящему узнать вкус смертной. Возможно, время ее прибытия было более удачным, чем он сначала подумал.
Действительно ли долго дремавшие желания были причиной того влечения, которое он испытывал к ней? Да, он был голоден, но это больше, чем просто голод, больше, чем похоть. Это было что-то новое, и его инстинкт подсказывал дождаться полнолуния, чтобы узнать правду об этом.
До тех пор…
Нет. Не было смысла ждать, не было смысла поддаваться смутным, таинственным чувствам. Сейчас он хотел есть, и это терзало, проникая в каждую клеточку его бестелесного существа, требуя удовлетворения. Жизненной силы этой смертной хватило бы, чтобы утолить его голод.
Она подошла к окну и протянула руку, чтобы проверить задвижку, прежде чем взяться за занавески. Ее губы были здорового розового цвета, а волосы — такого же каштанового, как многие осенние листья над головой. Она заколебалась, ее теплые карие глаза, самые честные глаза, которые он когда-либо видел, остановились на нем. На мгновение он почувствовал связь с ней и почти увидел тонкие серебристые нити, протянувшиеся между ними. Голод ревел внутри него, но он был другого рода, более глубокий и всепоглощающий, чем потребность в украденной жизненной энергии.
Это был голод исключительно по ней.
Через несколько мгновений она покачала головой, опустила взгляд и задернула шторы. Связь была немедленно прервана, и пустота внутри Крууса расширилась до новых глубин. Свет уменьшился до узкой щели в центре окна.
Оставив часть себя закрепленной в тени подлеска, Круус скользнул ближе к стеклу, расстелившись по земле. Сквозь приоткрытые занавески он увидел, как смертная подошла к дальней стороне кровати. Она забралась на нее, натянула на себя одеяло и потянулась к лампе, стоявшей на ближайшей подставке.
Раздался тихий щелчок, и комната погрузилась в темноту.
Она погружалась в самое уязвимое состояние — сон. Не то чтобы люди были способны защититься от него в наши дни. Казалось, они утратили свои знания о традициях и ритуалах, которые когда-то могли обеспечить им некоторую защиту от таких существ, как Круус.
Отойдя от окна, он прокрался к передней части хижины. Ночные звуки леса доносились до него со всех сторон, каждое живое существо в его владениях требовало внимания. Даже деревья взывали к нему. На пике его могущества сети переплетенных корней под землей служили для него дорогой, а магия позволяла ему легко передвигаться. Теперь он был вынужден красться между ветвей, как пристыженный зверь.
Давным-давно он, возможно, задумался бы о благополучии своих лесов и обитающих в них существ.
В эти дни голод, казалось, поглощал каждую его мысль.
Он подошел к боковому окну и заглянул внутрь. Освещение было выключено, за исключением относительно небольшого и приглушенного на кухне. Он отбрасывал глубокие тени на остальную часть большой комнаты, создавая потенциальный путь с минимальным контактом для него. Свет не причинил бы существенного вреда, но мог значительно ослабить его, а у Крууса не было никакого желания чувствовать себя слабее, чем он уже был под воздействием проклятия.
Он двинулся дальше, обогнул угол и перемахнул через перила крыльца. Запах смертной женщины задержался здесь, единственный ощутимый, все остальное было приглушенно. Круус остановился, чтобы насладиться им. Теперь, подобравшись ближе, он почувствовал женственность аромата, и это всколыхнуло в нем что-то, что не пробуждалось целую вечность.
Прижимаясь к деревянным половицам, он прошел через крошечные щели под входной дверью. Воздух внутри домика был заметно теплее, но для Крууса этот перепад был незначительным, лишь небольшой сдвиг в сторону более терпимого холода. В его существовании больше не было тепла.
Круус метнулся по полу, уклоняясь от света кухни. Он прошел сквозь тени мягких кресел, не в силах заставить себя изучать окружающие предметы, потому что ее запах становился все сильнее, и он жаждал, он был голоден, он нуждался в ней.
Голод перевесил осторожность, он прошел сквозь свет и проскользнул через открытую дверь в спальню смертной. Выпрямившись, он собрал клочья тени, из которых состоял, в отдаленно гуманоидную форму.
Темнота ее комнаты была приветливой. Звездный свет, такой же яркий для него, каким когда-то был дневной, проникал сквозь раздвинутые занавески. Он мягко окутывало ее тело, скрытое одеялом, серебристым сиянием. Бледность лица подчеркивалась переливающимися волосами.
Он придвинулся ближе к кровати. Жизненная сила смертной исходила от нее, захлестывая теплой, всепоглощающей волной, от которой колыхались его тени. Здесь ее запах был более концентрированным, более соблазнительным. Сформировав руку из теней, он потянулся к ней. Легкое прикосновение к ее коже позволило бы ощутить отголосок того, что она может дать.
